– Поскольку врача здесь нет, поверим вам на слово. И вы действительно со спокойной совестью изобличали мисс Карелли, обнаружив противоречия в ее показаниях, зная, что двенадцать часов назад она перенесла моральную травму, и вам даже в голову не пришло предложить ей что-нибудь, скажем, "биг мак" или жаркое?– Протестую! – выкрикнула Шарп. – Здесь суд, а не школьный диспут. Риторические вопросы неуместны.– Мистер Пэйджит, – сказала судья Мастерс, – надо проявлять хоть какое-то уважение к правилам. И не отказывайте составу суда в способности к мыслительной деятельности. Я вынуждена снять пять ваших вопросов.Пэйджит улыбнулся:– Тогда я с удовольствием вернусь на свое место.
Встала Шарп:– Несколько коротких вопросов.Судья кивнула:– Прошу вас.Шарп повернулась к Монку:– Кто прервал допрос?– Мисс Карелли.Неплохой вопрос для начала, подумала Терри. Пэйджит лишил Шарп возможности обсуждать содержание кассеты, поставив под сомнение способность Марии и отвечать на вопросы. Теперь она попытается доказать, что Мария не теряла контроль над собой.– Итак, мисс Карелли была вправе сама отказаться от ответа на дальнейшие вопросы?– Конечно.– Когда мисс Карелли отказывалась от продолжения допроса, она казалась неспособной ориентироваться в происходящем?– Протестую, – заявил Пэйджит. – Мы уже установили, что свидетель не в состоянии дать медицинское заключение.– Мне не нужно мнение медэксперта, – возразила Шарп. – На мой вопрос может ответить любой непрофессионал: "Не было ли у мисс Карелли признаков помрачения сознания?"– Протест отклоняется, – объявила Мастерс. – Свидетель может отвечать.– Нет. – Монк помолчал. – Я, помнится, еще подумал тогда, что мисс Карелли полностью сохранила самообладание, отвечает впопад – удивительно для женщины, только что застрелившей человека. – Он снова помолчал. – Но особенно меня поразило то, что она сама выключила магнитофон.Пэйджит слушал, не меняя выражения лица. Но Терри знала, как болезненно воспринимает он эти вопросы, – женщине, которую описывал Монк, больше подходил спокойный голос на магнитофонной кассете, чем истерзанное лицо на огромной фотографии.А Шарп двигалась к своей цели:– Мисс Карелли просила накормить ее?– Нет, на кассете есть запись – она просила воды.– Но она просила врача?– Нет.– Время для отдыха?– Нет.Шарп кивнула.– Когда запись прекратилась, – мягко спросила она, – мисс Карелли просила о чем-либо вообще?– Да. – Монк перевел взгляд с Марии на Пэйджита. – Да, – повторил он. – Она хотела встречи с адвокатом.
– Это, – произнесла Марни Шарп на телеэкране, – не что иное, как убийство.Терри и Пэйджит сидели в библиотеке, просматривали записи Терри, готовясь к выступлению Элизабет Шелтон. А до этого пришлось выдержать натиск репортерских толп. Они забросали их вопросами, просили Карло подтвердить, что Мария его мать, спрашивали, что они думают о суде.Пэйджит, глядя на телеэкран, бесстрастно прокомментировал:– Сегодня она хорошо выступала.Терри не отвечала, чувствуя, как удручающе слушание действует на Пэйджита, – так много он поставил на карту. Они всегда просто работали вместе, стараясь не касаться того, что имело отношение к личной жизни, теперь же ей хотелось сделать что-то для него лично.– Вы тоже хорошо выступали, – заметила она.Он пожал плечами:– Вы говорите так по доброте душевной. Я только с краю пощипал. Этого совершенно недостаточно.Он кажется усталым, подумала Терри, а ведь сегодня только первый день.– Но все равно, все это пойдет на пользу Марии, – ответила она. – Однако на перекрестном допросе вам не удастся добиться прекращения дела. Никто бы этого не добился.– Давайте начнем, – говорила Шарп на телеэкране, – с тех фактов, которые мисс Карелли трактует, кажется, правдиво.Терри мгновение смотрела на нее. Сказала спокойно:– В чем же правда, хотела бы я знать.Пэйджит откинулся на изголовье кушетки, глядя в холодный камин. Комната, освещаемая лишь светом уличных фонарей и прожектора у пальмы, была почти темна. И ничего нельзя было прочитать на лице Пэйджита. Наконец он проговорил:– Я стараюсь не задаваться этим вопросом.– Не хотите знать?– Отчасти да. – Он повернулся к ней. – У меня странное ощущение, будто есть какая-то причина, по которой я никогда не узнаю об этом.– А еще почему?– Из практических соображений. – Он слегка улыбнулся. – Правда может пагубно повлиять на мою способность творчески подходить к защите клиентки.– О мертвом, – спокойно заметила Шарп с экрана, – можно говорить что угодно.– В забавные игры мы играем. – Терри вздохнула. – Речь идет не об истине. Речь идет о бремени доказательства и о правилах дачи показаний – что знает обвинение, могут ли они доказать это, можем ли мы это отвергнуть либо подвергнуть сомнению.– Законам обычной человеческой морали это не вполне отвечает, – согласился Пэйджит. – Думаю, поэтому человек со стороны бывает разочарован – у него появляется ощущение, что это театр Кабуки, а не то место, где заняты поисками истины. Он, конечно, забывает, что в этой системе есть и другие точки отсчета и потому цивилизованное общество не старается покарать во что бы то ни стало. Если бы это было не так, мы плюнули бы на суд и стали бы вырывать у Марии ногти, добиваясь "правды". – Он помолчал. – Какой бы она ни была.– В частности, – говорила Шарп, – доктор Шелтон считает, что прошло не меньше тридцати минут после смерти мистера Ренсома, прежде чем мисс Карелли решила расцарапать ему ягодицы.Пэйджит взглянул на экран.– Если я не смогу ничего сделать с этим, – тихо произнес он, – Марии конец.А Терри вспомнила показание Монка с том, что отпечатки пальцев Марии остались всюду, когда она, как будто блуждая по комнате, касалась всего: ламп, столов, ящиков столов, и все это в чужом, незнакомом номере отеля. Что она делала? Терри не знала. Был ли Ренсом в это время еще жив или мертвым лежал на полу?– Вы думаете, что она все же лжет? – спросила Терри.– Да, – нехотя ответил он. – По крайней мере, в чем-то. Но в чем, я не знаю. И не хочу знать.Обдумав его слова, Терри мягко сказала:– Простите, но лично мне хотелось бы узнать.– Тогда сделайте одолжение, Терри, если узнаете, не говорите мне. – Помолчав, Пэйджит добавил: – Достаточно того, что знаешь правду о собственной жизни.Терри заговорила не сразу.– Меня все-таки удивляет, – произнесла она наконец, – что же произошло со второй кассетой. И где кассета Линдси Колдуэлл?Пэйджит бросил взгляд на потолок, как бы боясь, что Карло услышит их.– Понятия не имею. Но, судя по тому, как вы спросили, думаю, кассета не пропала.Терри вопросительно посмотрела на него:– Мария?Пэйджит кивнул:– Думаю, да. Но ни малейшего представления о том как. Впрочем, меня это и не волнует. Думаю, так для меня будет лучше. На экране подходило к концу вступительное слово Шарп.– Мне хочется узнать, – проговорила Терри, – что же произошло в номере между Марией Карелли и Марком Ренсомом. Это нужно мне лично.Пэйджит, помолчав, ответил:– Но мы никогда не узнаем. И никогда, надеюсь, не узнаем, что же на той кассете.И повернулся к экрану, где в это время появилось лицо Карло.Взгляд Карло был устремлен на камеру.– Кристофер Пэйджит – мой отец, – откровенно говорил он, – а Мария Карелли – моя мать. И единственное, что могу сказать о них кому бы то ни было, – я горжусь ими.– Боже мой, – пробормотал Пэйджит. – Как мне не хотелось этого.Снова появилось лицо репортера.– И единственный комментарий мистера Пэйджита и мисс Карелли – это сообщение для печати, полученное из офиса мистера Пэйджита, в нем он заявляет: "Карло Карелли Пэйджит – наш сын. И единственное, что мы можем сказать о нем кому бы то ни было, – мы гордимся им".– Мы сразу же решили с Марией: никаких интервью о Карло или о том, что связано с Карло, – пояснил Пэйджит. – Это единственное, в чем у нас не было разногласий за многие годы.Терри задумалась.– Я думаю, она любит его… по-своему. Хотя мне это непонятно.У Пэйджита был отсутствующий взгляд.– А знаете, что я сделал, узнав от нее, что она беременна? Спросил: чей ребенок?Терри взглянула на него:– С той поры прошло много времени, Крис. И что бы вы там ни говорили, теперь это не имеет значения.Какое-то мгновение они молчали, потом Пэйджит обернулся к ней:– Я искренне сожалею, что отрываю вас от Елены.– Я скучаю без нее, но, кроме мыслей о Елене, меня волнует еще очень многое. – Терри смолкла, ей снова пришла в голову мысль, что нет уже той прежней уверенности в благополучном будущем Елены. Но этого она не могла сказать Пэйджиту и только добавила: – Карло – вот кто меня больше всего беспокоит.Он, казалось, собирался о чем-то спросить, но передумал. Сказал только:– Я боюсь этого слушания. Боюсь из-за Марии, из-за себя, а больше всего из-за него. Похоже, я сильно рискую.Терри знала, что это правда, эксперты-юристы на телевидении уже приговорили его, хотя они и не знали, чем он рискует.– Но назад пути нет, – ответила Терри. – Относительно Шелтон у меня есть кое-какие мысли. 2 Глядя на Элизабет Шелтон, занявшую место свидетеля, Пэйджит вспомнил о том, что сразу же инстинктивно почувствовал к ней симпатию.Размышляя над природой этого чувства, он объяснял его тем, что ее ясные глаза светились умом и интеллектом и от нее исходило ощущение душевного равновесия, когда ни тайный страх, ни амбиции не принуждают к несправедливости или обману. Кроме того, нечто едва уловимое позволяло думать, что – каким бы хорошим профессионалом ни была Шелтон – ей отнюдь не чужды радости жизни: ее элегантный костюм и ярко-оранжевый шарфик вовсе не для роли судмедэксперта, а для кого-то, кто ей нравится. Это заставляло Пэйджита сожалеть, что они встретились в этих, а не в иных обстоятельствах и что в его задачу входило теперь доказать ее профессиональную несостоятельность.И он вынужден был наблюдать, как она кирпичик за кирпичиком помогала Марни Шарп возводить бастионы обвинительного заключения.Шарп кратко охарактеризовала Шелтон как опытного и знающего эксперта в области судебной медицины и криминологии и перешла к делу.– Когда вы проводили медицинскую экспертизу, – спросила она, – вы старались найти факты, подтверждающие рассказ Марии Карелли?– Да. Старалась.– И такие факты были?Со своего судейского места Кэролайн Мастерс пристально смотрела на Элизабет Шелтон.– За исключением синяка на лице, – ответила та, – подобных фактов я не обнаружила.– Не обнаружила, – подчеркнула Шарп.Шелтон едва заметно кивнула; этот сдержанный жест говорил о том, что она не разделяет запальчивости Шарп.– Да, это так, – подтвердила она.– К этому мы еще вернемся, – сказала Шарп. – Но в связи с вопросами мистера Пэйджита инспектору Монку необходимо кое-что уточнить. Доктор Шелтон, свои тесты вы проводили в присутствии мисс Карелли?– Какое-то время. Когда я пришла в номер мистера Ренсома, в мою задачу входило и обследование мисс Карелли – следы насилия и прочее.– А когда это было?– Примерно в час тридцать. Почти сразу же после звонка мисс Карелли по 911.– И вы разговаривали с мисс Карелли?– Да.– Вы можете рассказать об этом разговоре?Шелтон молчала, в замешательстве глядя на Марию Карелли.– Среди прочего, – тихо произнесла она, – я спросила ее, имел ли с ней близость мистер Ренсом и нужна ли ей медицинская помощь.– А что она ответила?– Нет. На оба вопроса.Шарп удовлетворенно кивнула:– Не могли бы вы описать ее состояние?Шелтон размышляла некоторое время:– Я бы сказала, что она была подавлена – даже несколько испугана. Но вполне в здравом уме.– По вашему мнению, у нее были признаки шока?– Нет. – Шелтон снова посмотрела на Марию. – Мы беседовали, речь ее была вполне логичной. Конечно, было заметно, что ее очень волнует собственное положение.Шарп наклонила голову.– А положение мистера Ренсома ее не волновало?Шелтон задумалась.– Мисс Карелли упомянула о нем, только говоря об отметинах на своем теле – царапинах, синяке. Мисс Карелли приписывает их ему.– А вы приписываете их ему?– Нет. За единственным исключением – синяк под глазом, данные медицинской экспертизы не в пользу версии мисс Карелли о произошедшем.Шарп была явно довольна.– Не могли бы вы сказать, на чем основано ваше заключение?– Конечно.Когда Шелтон полуобернулась к Кэролайн Мастерс, Шарп оказалась рядом с ней. Было ощущение, что эта троица ведет доверительный разговор – две заслуживающие доверия профессионалки вводят в курс дела свою слушательницу. И Пэйджит остро почувствовал свою мужскую чужеродность и полную изоляцию Марии.– Начнем, – заговорила доктор Шелтон, – с того, что я назвала бы основой рассказа мисс Карелли. Это ее объяснение того, как все происходило, на чем, как я понимаю, она настаивает.Умный ход, подумал Пэйджит, и явно отрепетированный, а цель его – внушить всем, что Мария лжет. Сузив глаза, Мария смотрела на Элизабет Шелтон; во взгляде ее было разочарование. Обернувшись, Пэйджит бросил быстрый взгляд на Карло – сын был бледен.– Она хорошо выступает, – прошептала Терри.– События, составляющие основу этого рассказа, – продолжала Шелтон, – достаточно ясны: мистер Ренсом нападает на мисс Карелли, бьет ее, расцарапывает ей бедро и шею. В процессе борьбы, воспользовавшись заминкой, она ухитряется вытащить из сумочки "вальтер", и при попытке мистера Ренсома отобрать его пистолет выстреливает тому в грудь с расстояния в два или три дюйма. – Шелтон замолчала и окинула взглядом зал, как бы желая убедиться, что ее слушают. Ее действительно слушали – в зале стояла глубокая тишина. – Что касается самого мистера Ренсома, он был найден лежащим на животе с брюками, приспущенными до колен. По словам мисс Карелли, при попытке изнасиловать ее у него наступила и сохранялась эрекция.Повернувшись всем корпусом к судье Мастерс, Шелтон говорила тихо, но отчетливо:– На его ягодицах тоже были царапины. Опять-таки, по словам мисс Карелли, царапины нанесла она, защищаясь от изнасилования. Исходя из такого представления о происходившем, я и провела некоторые исследования, в том числе в криминалистической лаборатории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79