– Ричи повысил голос. – Это же именно то, что я называю нежеланием оказать хоть минимальную поддержку. Если не сказать хуже – тебе просто хочется унизить меня, чтобы легче было мною управлять.Терри опустилась на стул.– Извини, Ричи. Я вовсе не хочу унизить тебя. Просто надо, чтобы мы наконец устроили нашу жизнь. Не буду говорить о каких-то предчувствиях, но у меня всегда возникает непонятное ощущение… – Она сделала паузу, не в силах объяснить свое состояние. – Как только ты начинаешь говорить, меня как будто паралич разбивает. Желудок в кулачок сжимается…Ричи понимающе хохотнул:– О'кей. Но подумай – ведь эти несколько сотен баксов не стоят даже телефонного разговора. Ты же потратишь их с выгодой для нас, Тер.Терри вдруг увидела, что сделалось совсем темно; она не заметила, что наступила ночь.– Я подумаю, – ответила она наконец. – О'кей?– Великолепно. – Ричи снова был бодр и полон надежд. – Поговорим, как только вернешься.Терри помедлила.– Послушай, если я завтра по какой-то причине задержусь и вернусь только поздно вечером, пусть Елена будет дома, хорошо?– Ну конечно. Мы пообедаем с ней в том месте, которое она любит, я знаю, потом поведу ее, может быть, в плавучее кафе-мороженое. – Он смолк, как будто его внезапно осенила идея. – Тер, а почему бы нам втроем в этот уикэнд не закатиться в Тилден-парк – приятно проведем время, покатаемся на паровозике. Будет чудесный семейный день.Терри подумала, что иногда всплески его активности утомляют. Но вспомнила, что Елена любит кататься на паровозике.– Заманчивое предложение, – согласилась она и попрощалась.Какое-то время неподвижно сидела в темноте. Думала о гостиничном обслуживании, вспоминала о Линдси Колдуэлл, размышляла о Ричи, о себе. У нее появилось ощущение нереальности тех обстоятельств, в которых она очутилась, – заброшена в тропическую ночь, вдали от дочки, в ожидании звонка особы, которую видела лишь издали да в кино.Зазвенел телефонный звонок, пробудивший ее от оцепенения. Она взяла трубку:– Алло!– Алло. Это Тереза Перальта?Голос был чистый, лишенный манерности; Терри всегда казалось, что так говорят на Среднем Западе.– Да, – ответила Терри. – Спасибо, что позвонили.– Не за что, – сказала Линдси Колдуэлл. – Значит, ждали моего звонка? 7 – Речь пойдет о Марке Ренсоме, – спросила Линдси – или о Лауре Чейз?Они сидели на террасе дома Колдуэлл – дом из стекла и красного дерева стоял на берегу океана в Малибу Колони – и смотрели, как утреннее солнце пляшет на океанском горизонте. В голубых джинсах и белом свитере собеседница Терри казалась меньше и скромней той Линдси Колдуэлл, которую она помнила. С рыжеватыми волосами, ясными голубыми глазами и умным внимательным взглядом, она походила не на звезду экрана, а на провинциальную тетушку, которая, работая каким-нибудь экспертом, совершенно случайно разбогатела. Единственное отличие – в ней ощущалась не выставляемая напоказ, но и не скрываемая уверенность в непоколебимости собственного делового авторитета, уверенность женщины, которая сама ставит свои фильмы, живет своим умом и твердо знает себе цену.– Мне и самой пока неясно, – ответила Терри. – Вы по телефону говорили, что я, вероятно, представляю себе, зачем хочу видеть вас. Но я пока еще не знаю, почему хотел встретиться с вами Марк Ренсом.Во взгляде актрисы была смесь задумчивости и удивления.– Пока не знаете, – констатировала Линдси.Терри покачала головой.– Я подумала, – рискнула заметить она, – что вы были пациенткой доктора Стайнгардта.– Лестно же вы обо мне подумали. – Смолкнув, мисс Колдуэлл обернулась к океану.– Было время, когда я действительно меняла врачей, как иная женщина меняет любовников, – отец заставлял. Но никогда не пробовала лечиться у этого фрейдиста. – Ее голос стал тих и печален. – Я частенько говорила себе, что ее никто не спасет и никто не поможет Лауре спасти себя.Терри была изумлена:– Вы знали ее?У мисс Колдуэлл был такой взгляд, будто она не может решить: говорить ли правду? Наконец она вяло кивнула:– Тогда я была совсем молодой. Всего девятнадцать.Терри помедлила в нерешительности. Кажется, Линдси Колдуэлл не из тех, кто, не уяснив сути дела или не имея на то желания, позволяет отнимать у них время расспросами о знаменитой актрисе. Она почувствовала себя неловко, будто ее уличили в желании покопаться в чужом белье.– Как раз из-за этого Марк Ренсом хотел вас видеть?Мисс Колдуэлл подняла бровь:– Что подразумевается под "этим"?– Из-за Лауры Чейз?– Да. Именно из-за этого Марк Ренсом хотел видеть меня.Терри помолчала. В голосе собеседницы не было ни любезности, ни враждебности; в той женщине, которая выступала в Беркли, было гораздо больше сердечности, чем в этой, сидевшей рядом. Терри решила поменять тактику.– Однажды я слушала вас в Беркли, – сказала она. – Рассказав о том, что происходило лично с вами – о возникавших сексуальных проблемах, о стремлении обрести необходимое актрисе самообладание, вы сделали выводы, которые волновали меня и всех других женщин, которых я знала. Но мне кажется, что все это не имеет никакого отношения к Лауре Чейз.Во взгляде актрисы появился живой интерес.– Это из-за того, что вы не хотите увидеть эту связь – никто из нас не хочет. Но в Лауре было гипертрофировано все то, что боятся обнаружить в себе женщины, – это была страдающая жертва, склонная к наивной хитрости, стремящаяся растормошить воображение мужчин и готовая разменять собственное "я" на "любовь" любого рода, лишь бы избавиться от одиночества. – Она помолчала. – Если вы никогда не обнаруживали в себе проявления всего этого, то либо обманываете себя, либо у вас характер такой замечательной силы, что я непременно хотела бы услышать, как вы его воспитали.В ее словах не было раздражения – в голосе звучала готовность и к беспощадной самооценке.– Скорее я способна на самообман, – просто сказала Терри. – В иные дни это выступает на первый план.Впервые ее собеседница улыбнулась.– То же самое и со стремлением быть феминисткой – в иные дни это выступает на первый план. Как могу судить хотя бы по собственному опыту, это действительно пересиливает свою альтернативу.Терри кивнула:– Если вы не Марк Ренсом.– Железный Марк, – ровным голосом произнесла мисс Колдуэлл. – Человек, воистину ничем не отделенный от своей животной сути.Подумав, Терри спросила:– Вы встречались с ним – до того, как он позвонил?– О да. В Йеле, на симпозиуме "Женщина в кино". Кто-то решил, что это будет забавно – пригласить его.Повернув голову, она всматривалась в морскую даль.– Честно говоря, у нас возникла ссора из-за того, какое место отвести Лауре в пантеоне ролевых моделей. И было бы трудно сказать, какое чувство было в Марке сильнее – страсть к Лауре или инстинктивная неприязнь ко мне. Меня это не очень смущало: помнится, я назвала его "поэтом-лауреатом журнального разворота". – Линдси, смолкнув, покачала головой. – Напрасная трата времени. Лучше высказывать собственное мнение, чем высмеивать чужое.Крепнущий бриз ерошил волосы актрисы. Ясны были ее глаза и не по годам молодо лицо, но на нем уже запечатлелось спокойствие самопознания, которое приходит с возрастом. Терри вдруг ощутила умиротворение в душе; она смотрела на океан, на белую полосу там, где рассыпались на песке волны, и дальше, туда, где колыхались длинные ламинарии, волнуемые водяной массой. Появилось одинокое судно, крохотное из-за расстояния, и снова исчезло. Воздух был густ и солон.Наконец Терри спросила:– Почему вы решили встретиться с ним?Мисс Колдуэлл продолжала смотреть на океан, как будто не в силах оторвать взгляд.– Ему стало известно, что я была знакома с Лаурой.– Что он сказал?– Что хочет поговорить со мной об этом. Лично. – Ее ответы снова стали краткими и безразличными. Терри решила сменить тему в надежде на то, что беседа снова обретет свободное течение.– Лаура Чейз была гораздо старше, и, кроме того, трудно предположить, что у вас было много общего.Собеседница сделала неопределенное движение рукой.– Больше, чем вы думаете. Меня на годы заточили в закрытый пансион, а я, чтобы выразить протест отцу, выбрала самые сильные средства – пьянство и мальчиков. – Она помедлила. – Мальчиков было много. Чтобы позлить отца, я занималась этим с кем придется, даже с теми, кого ненавидела. Потом они назвали это неразборчивостью. А вот как назвали то, что вышвырнули меня, – я забыла.Терри не знала, что сказать. Женщина говорила с усталым равнодушием, будто брела знакомым путем, которым не раз ходила на поиски истины.– Как вы познакомились с Лаурой Чейз?– Ну, это было просто. Мой отец, как вы, может быть, знаете, счел за благо перебраться в студию "Парамаунт", и меня пристроили к семейному делу, – сухо пояснила мисс Колдуэлл. – Со временем у меня появилось страстное желание превзойти его. Но моей первой работой была незначительная роль, роль младшей сестры Лауры Чейз. Более или менее плоская грудь – вот, пожалуй, единственное, что позволяло мне претендовать на эту роль.– Я, кажется, не видела этот фильм.– Он и не был закончен. – Голос актрисы сделался тихим. – Лаура застрелилась как раз перед съемками самых важных эпизодов.Мгновение Терри молчала, потом спросила:– Какая она была?Глаза Линдси сузились.– Вспоминая прошлое, я думаю, что самое заметное в ней – какая-то роковая чувствительность: она хотела любить и быть любимой, но была слишком несчастной, чтобы найти путь, не связанный с саморазрушением. Она могла переспать со статистом ради чувства уверенности, чаще мимолетного. На другой день, во время съемок, могла застыть вдруг на месте, пока режиссер не начнет уговаривать ее продолжить работу. Но она никогда не умела разобраться в себе, чтобы поступать так, как должно. – Горечь зазвучала в голосе мисс Колдуэлл. – Чем она была наделена в избытке, так это сверхъестественной чуткостью к чужой боли. Особенно если подобную душевную боль она испытывала или испытала сама.При этом было бы хорошо, подумала Терри, если бы она знала, к чему это может привести.– Странно, я много читала – о ваших родителях, о вашей общественной деятельности, о том, как вы стали снимать свои фильмы… Но я не помню, когда вы говорили что-либо о Лауре Чейз.– Я никогда о ней не говорила. – Взгляд актрисы не отрывался от воды. – По крайней мере, не высказывалась о ней публично.После паузы Терри спросила:– Почему вы согласились встретиться с Марком Ренсомом?– Он сказал, что у него есть кассеты. С исповедью Лауры ее психотерапевту. – Мисс Колдуэлл задумалась. – Для меня это был сюрприз.– Что-то было на кассетах, из чего он заключил, что вы знали Лауру Чейз?Собеседница обернулась к ней:– А можно узнать, почему вас это беспокоит?Вопрос был задан раздраженным, недружелюбным тоном.– У Ренсома была кассета, – ответила Терри, – с записью, сделанной за несколько дней до ее смерти. Речь шла об уик-энде в Палм-Спрингс – о встрече Лауры Чейз с Джеймсом Кольтом и двумя его друзьями. То, что произошло с ней, было настолько ужасным, что вполне объясняет ее самоубийство.– Она упоминала меня?Терри вздрогнула.– Вы там были?– В Палм-Спрингс? – Мисс Колдуэлл отвернулась. – Бог мой, нет. – Едва заметное страдание прорвалось в звуках ее голоса.– Насколько мне известно, – сказала Терри, – на той кассете Лаура ничего не говорит о вас. Должно быть, у Ренсома была еще одна.Колдуэлл снова взглянула на нее:– Он сказал мне, что у него есть все кассеты.Терри кивнула:– Он встречался с Марией Карелли, чтобы в обмен на кассету переспать с ней. – Она помедлила. – Та кассета, которую нашли, похоже, возбуждала его.Встав, Линдси отошла к перилам террасы. Опершись на них, смотрела в океан.– Вы пытаетесь доказать, – наконец проговорила она, – что у Марка при встрече с Марией Карелли был заранее обдуманный план принуждения ее к связи и что эта кассета была частью его.– Да.Она покачала головой. Но Терри, смотревшей со спины, увиделось в этом жесте не отрицание, а усталость. Обернувшись, актриса выглядела другой женщиной – очень уязвимой и неуверенной в себе.– Вы просто не представляете, о чем спрашиваете. Зато Марк Ренсом в свое время имел об этом полное представление. И, насколько я смогла понять из "60 минут", за Марию Карелли есть кому вступиться. – Она помедлила. – Если я и стану рассказывать вам о том, что происходило, то сама буду решать, что говорить и как это можно будет использовать.Слова прозвучали довольно категорично:– Хорошо.Мисс Колдуэлл испытующе разглядывала Терри. Наконец спросила:– Так о чем вы хотели узнать?Та задумалась:– Может быть, начнем с того, что, по словам Ренсома, было на кассете.Линдси снова посмотрела на нее:– Того, что там было, оказалось достаточно, чтобы убедить меня встретиться с человеком, которого я ненавидела.– Чего вы боялись?– Было несколько моментов. – И взгляд, и голос актрисы были теперь спокойны. – Начиная с той недели, которую я провела в гостевом доме Лауры.Терри молчала. Жизнь научила ее различать: когда нужны слова, а когда молчание лучше слов. Было видно, что Линдси Колдуэлл вполне владеет собой; если она стала рассказывать, то делала это по собственному разумению. Все, что требовалось теперь от Терри, – внимательно слушать.– Я была сорви-головой, – начала мисс Колдуэлл. – Каждый день пила, напиваясь где угодно и с кем угодно. Однажды, проснувшись, поняла, что допилась до помрачения сознания: я уже не знала – где отрывки воспоминаний, а где обрывки сновидений. Несколько раз было так: звонили мужчины, а я не могла вспомнить, кто они и что у меня с ними было.Она помедлила:– Даже если они сами говорили мне об этом. Такой я была, когда мы встретились с Лаурой, – пьющей, легкомысленной, пропащим человеком. Как и сама Лаура.Рассказ лился свободно, как будто Линдси уже тысячу раз проговаривала его про себя. Но в ее интонациях появилась какая-то резкость, которую Терри не замечала прежде, – ни у нее, ни у ее героинь.– Лаура распознала мое состояние, – продолжала актриса. – У нее словно был радар на чужую боль. До первой сцены, которую мы делали вместе, она казалась замкнутой, почти не от мира сего, женщиной особой породы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79