Голос, доносившийся с магнитофонной ленты, был слабым и несчастным.– Вначале я хотела, чтобы он защитил меня. Поэтому я решила: пусть думает, что ребенок его, и спасет меня.– А позже, когда отдавали Карло?– Крис прилетел в Париж очень озабоченный. Он видел, каким стал Карло, живя у моих родителей. Я старалась не придавать этому значения, говорила себе, что это у него мимолетное настроение, что Крис никогда не сделает этого. Мы сидели в кафе возле Сен-Жермен-де-Пре, собора из моего сна, и он просил меня отдать ему Карло. А когда я отказалась, стал шантажировать меня. Требуя сына, который не был его ребенком.Пэйджит закрыл лицо ладонями. В какой-то глубинной, иррациональной части сознания рождалось желание повернуть время вспять и вырвать кассету из памяти. Но, когда Терри потянулась к кассете, он схватил ее руку.– Слишком поздно, – мягко проговорил он. – Прошло пятнадцать лет. Слишком поздно.Слезы текли по ее лицу.– Это я сделала, – бормотала она. – Это я сделала.Он покачал головой:– Нет, я. Когда вы были моложе, чем Карло сейчас.Он увидел, что Терри хотела что-то сказать, но промолчала, а катушки крутились неумолимо – тишина, потрескивание, потом снова тишина.– Вы собирались рассказать ему об этом? – спросил наконец Стайнгардт. – В Париже?– Я не могла себя заставить сделать это. – Голос ее упал. – Я выбрала трусливый путь. Пыталась всячески отговаривать его. Напомнила, что отказалась от его помощи, когда Карло родился. Но ничего не помогало.Она говорила с иронией, но к иронии на этот раз примешивалась горечь:– Он повторял мне, что он – отец Карло. Был согласен отказаться от своего брака, чтобы спасти мальчика, соглашался пожертвовать ради него даже своей репутацией. И моей.– Как вы реагировали на это?– Знала, что Крис непременно сделает то, что считает нужным. И что в конце концов отдам Карло в руки того, кто станет ему настоящим отцом.– Настоящий отец, – пробормотал Пэйджит, – для сына Джека Вудса.Когда Терри взяла его за руку, Стайнгардт заговорил снова:– И поэтому вы отпустили его?Последовала долгая пауза.– Я отпустила его, потому что Крис заставил меня задуматься. О том, какой он и каким я хочу видеть Карло.Ее голос был печальным, но твердым:– Видите ли, я поняла, что Крис на самом деле совсем не похож на меня.В последовавшей за этим тишине Пэйджит покачал головой.– Тогда в чем же ваш грех? – продолжал расспрашивать Стайнгардт.– В том, что я отпустила своего сына. И в том, что я дважды лгала Крису. Первый раз – чтобы спасти себя, второй – Карло.– Вы знали, что спасаете Карло?– Я вспомнила свое детство. Крис рассказал, как плохо Карло, и это испугало меня. – Она помолчала. – Но не настолько, чтобы я отказалась от карьеры. Настолько лишь, чтобы отдать Карло и снова использовать Кристофера Пэйджита. Единственное, что могу сказать в свое оправдание, – делая это, я больше думала о Карло, чем о Крисе или о себе.– Вы собираетесь сказать об этом Крису теперь?– Я думаю об этом, – глухо произнесла она. – Но отдаю себе отчет в том, что для них это будет слишком большим ударом. – Она снова помолчала. – Теперь они уже любят друг друга. И с каждым прожитым днем мне все труднее и труднее решиться на это.– Тогда что же вас тревожит?– То, что я могу лгать в таких вещах. То, что я способна делать такие вещи. То, что это недостаточно тревожит меня. – И совсем тихо, почти шепотом: – То, что во мне чего-то не хватает, и так будет всегда.Кроме гнева и боли, эти слова рождали в душе Пэйджита страх и печаль. На кассете Стайнгардт спросил:– А как вы все это воспринимаете?– Как свободу, – тихо ответила Мария. – Как свободу и совершеннейшее одиночество. Такое ощущение, что никто и ничто не может взволновать меня. – В голосе Марии послышались слезы. – Я никогда не сделаю того, что может сделать для Карло Крис. Я не настолько люблю его. Моей любви хватает лишь на то, чтобы держаться от них подальше. Чтобы не видеть того, что я натворила.Пэйджиту показалось, что Мария плачет, но очень тихо, еле слышно. Потом Стайнгардт спросил:– Куда вы?– Я ухожу. – Голос был утомленный, но твердый. – Я приходила сюда, потому что не знала, смогу ли сказать Крису правду. Я не смогу.– Помощь может быть и в другом.Молчаливая пауза была последней.– Таким, как я, помочь нельзя, – произнесла Мария спокойно. – И никогда нельзя будет помочь.Терри выпустила руку Пэйджита. Мгновение спустя на периферии его сознания запечатлелось: она выключила магнитофон.Пэйджит сидел, ощущая совершеннейшее одиночество.Главное в его жизни, воспитание сына, значило теперь не больше, чем его ложь на сенатских слушаниях. И то и другое – поступки глупца, замешанные на тщете и самообмане."А вы любили когда-нибудь так, что душа болит?" – спрашивал он Терри. Елену, отвечала она ему, а Пэйджит говорил: а я так люблю Карло. Сына Джека Вудса.Он не замечал, что плачет. Потом Терри обняла его, притянула его голову к своей груди, прижалась щекой к его затылку.– Я так виновата, – прошептала она.Когда он поднял к ней лицо, она откинула с его лба прядь волос.– Что я могу сделать для вас?– Мне надо побыть одному, – сказал он. – Мне надо освоиться с этим.Она кивнула.– Что будете делать?– Не знаю. – Он помедлил. – Что-нибудь.Терри выпустила его из своих объятий. Но на мгновение задержала свои ладони на его плечах. Потом пошла к двери. В дверях остановилась, обернулась.– Она права, Крис. Вы не похожи на нее. Поэтому все так и получилось. – Он не отвечал. – Я буду у себя, – добавила она и ушла, осторожно закрыв за собой дверь. 3 Без косметики глаза Марии казались ввалившимися, лицо осунувшимся. У нее был напряженный взгляд человека, который, мучаясь от бессонницы, изо всех сил старается уснуть. Увидев за дверью Пэйджита, она испугалась – похоже, процесс основательно потрепал ей нервы.– Что тебе нужно?Пэйджит молча смотрел на нее. Потом тихо сказал:– Похоже, сюрпризы тебя больше не радуют.Мария замерла в дверях и походила на женщину, которую из ее уютного мирка вырвал некто, угрожающий ей. Ни жестом, ни взглядом не пригласила его войти.– Разве ты не готовишься к дискуссии?– Кажется, у меня с этим будут трудности.Ее глаза сузились.– И ты пришел за помощью?– В некотором роде.Она молчала, ждала, что еще он скажет. Он не произнес ни слова.Наконец она отступила в сторону, неохотно, почти сердито. Когда он прошел на середину комнаты и обернулся к ней, она все еще стояла в дверях.– Можешь закрыть дверь.Она медленно прикрыла ее. Стояла, смотрела на наболдашник дверной ручки, как будто избегая его взгляда. Пэйджит заметил, что в ее движениях была какая-то новая, непривычная для его глаз расслабленность. Повернувшись, она выпрямила плечи.– Ты как-то странно себя ведешь.– Я?– Да. – Она помолчала. – Я на самом деле не понимаю, в чем дело.– А конкретнее?– Ты как-то неожиданно появился. Чего ты хочешь?Пэйджит огляделся, выбирая, куда сесть. Окна были зашторены: ничего не было здесь от той Марии в стерильной комнате.Здесь были личные владения, защищенные от чужеродного вторжения.– Правды, – ответил он. – Я предпочел бы выслушать сидя. А ты можешь стоять там, если хочешь.Он прошел к дивану и сел, поглядывая на нее без особого интереса.– И можешь не спешить. Я свободен до десяти утра.Она было открыла рот, но губы ее снова сжались.– Что такое, черт возьми? Бэс? – спросила она наконец.Пэйджит спокойно смотрел на нее.– Не собираюсь обсуждать, почему мне нужна правда. Мне она просто нужна.– Тогда уходи. Правду ты уже знаешь. – Она скрестила руки на груди. – Ты правильно провел допрос Бэса. Что бы там Ренсом мог или не мог, он напугал меня.– Нет, – мягко возразил Пэйджит, – рассудка от страха ты не теряла. Я сразу понял это, как только узнал, почему ты не тотчас же позвонила по 911.– Почему же?– Чтобы скрыть улики, говорящие об умышленном убийстве. – Он слышал свой голос как будто издалека – очень спокойный и очень вежливый. – Во всем этом есть один момент, который ты можешь помочь мне прояснить. Что ты делала в коридоре?– Я была в шоке, черт побери! – Мария стояла прямая, жесткая, сжав кулаки, говорила повышенным тоном. – Тебе доставляет удовольствие мучить меня? Мало тебе слушаний?– Нет. Это не так.– Пожалуйста, Крис, уходи. – Ее голос сделался ломким. – Оставь меня. Ты здесь не нужен. Ты нужен в суде.– Но я не могу уйти. – Пэйджит говорил преувеличенно терпеливо, как будто разговаривал с ребенком. – Ты не ответила на мой вопрос.– Какой здесь может быть ответ?– О, я уверен, что ответ есть.– Почему? Поговорил со своей миниатюрной подружкой, мисс Перальтой?Пэйджит поднял брови:– А при чем здесь Терри?– Прекрати, пожалуйста. – В ее речи появился акцент итальянцев Бостона, как будто наступал момент истины. – Я не помню, что я там делала.– Может быть, теперь вспомнишь. – Пэйджит небрежно достал кассету из кармана и положил ее на кофейный столик, не сводя с Марии глаз. – Ну подумай немного.Непроизвольным движением Мария закрыла грудь ладонями. Ее лицо побледнело.– Конечно же, ты можешь забыть и то, что на ней. – Голос Пэйджита стал еще мягче. – Пять лет – немалый срок в жизни родителей. И треть жизни твоего сына.Мария отвернулась к окну и замерла, потом ее плечи затряслись.Пэйджит встал.– Смотри на меня, черт тебя возьми. У тебя хватило смелости убить человека. То, что ты сделала со мной, исковеркало всю мою жизнь. Почему же тебе так трудно смотреть мне в лицо? – Мария не обернулась. Ее тело содрогалось. – Ради тебя я лгал, – продолжал Пэйджит. – Из-за тебя уехал из Вашингтона, отказался от желанной карьеры. Отказался от семейной жизни и воспитывал Карло как сына – и все из-за тебя. И теперь, опять же благодаря тебе, я узнаю, что все это шутка.Мария опустила голову. Ее тело теперь сотрясали спазмы, но она по-прежнему не издала ни звука.– Смотри на меня, – потребовал Пэйджит. – Ты можешь использовать людей в своих целях, убивать их или просто ломать им жизнь. Люди для тебя не существуют – я не существую для тебя. Ты никого не замечаешь, когда идешь к своей цели. Единственное, что может оправдать мое существование, существование кого бы то ни было, – быть пешками в твоей игре. Так, по крайней мере, смотри мне в глаза!Мария выпрямилась, медленно повернулась к нему. По ее лицу текли слезы.Пэйджит старался сохранить самообладание. Это удавалось крайним напряжением сил, сострадания он не испытывал, но голос его был по-прежнему мягок:– Извини меня за резкость. Просто я узнал, что ты подстроила, чтобы я воспитывал сына Джека Вудса как своего. А ты знаешь, как я ненавижу сюрпризы.Мария попыталась что-то сказать, но не смогла. Только прижимала ладони к своей груди жестом убитого горем человека.– Ты поразительная женщина, – почти ласково произнес Пэйджит. – Ради спасения своей карьеры ты помогла мне отправить отца Карло в тюрьму, а его сына использовала для того, чтобы заставить меня помочь тебе. Трудно даже подыскать для этого название.– А ты знаешь, – взорвалась Мария, – почему я пошла в номер Ренсома?– Конечно. Чтобы убить его.– Нет. – Голос Марии был полон боли и гнева. – Чтобы делать все, что он захочет. Чтобы ты и Карло никогда не услышали эту запись.– Очень трогательно слышать, – отозвался он, – на какие жертвы ты пошла ради меня. С такой виной жить нельзя.Мария еще больше побледнела. Она стояла в пол-оборота к нему, с лицом, мокрым от слез, со скрещенными руками, как будто обнимая себя. Плечи дрожали, она выглядела несчастной и одинокой.Пэйджит молчал и просто смотрел на нее. Его лицо выражало крайнее презрение.Неожиданно Мария села на ковер. Спрятав лицо в ладонях, она судорожно рыдала, потом рыдания перешли в звук, похожий на визг. Все, что случилось с Ренсомом, ложь и мучения, последовавшие за этим, были страшным напряжением для ее нервов. И теперь эта вторая кассета сокрушила ее: Пэйджит не мог даже представить себе Марию Карелли такой, какой она была теперь перед ним.Он ждал, пока взвизгивания не оборвались. Пересек комнату, встал над ней, держа кассету в руке.– Тогда расскажи мне. – Спокойствие в его голосе было гневным, едва сохраняемым. – Все. Но только глядя мне в глаза.Еще один долгий момент Мария прятала лицо в ладонях. Потом подняла его, чтобы встретить взгляд Криса.– Я пошла к нему не по своей инициативе.– Не по своей инициативе? Так, может быть, ты его и не убивала?Мария хотела что-то сказать, но промолчала.– Убила его я, – наконец произнесла она после паузы.– Тогда рассказывай, – повторил Пэйджит.– Хорошо, – неожиданно спокойно ответила она. – Но я не могу говорить об этом, когда ты стоишь надо мной.Пэйджит удержался от грубого ответа, хотел осадить ее, потом решил, что не стоит.В следующий момент он уже сидел на полу, поджав ноги по-турецки, в нескольких футах от нее.– Можешь начать с первого звонка Ренсома.Мария разглядывала свои руки.– Это было просто. Ренсом рассказал о кассете и заявил, что может отдать ее мне. – Ее голос стал глухим. – За одно свидание.– Сказал что-нибудь конкретное?– Сказал, что я могу выбирать. Либо он раздевает меня публично, либо наедине. – В голосе зазвучала горечь. – Сказал, что хочет быть честным со мной. Я должна понимать, что наедине мне придется делать то, что он потребует. Но я должна понимать и то, что "конфиденциальное раздевание" будет не таким позорным, как публичное.– И ты согласилась?– Нет. Записала номер его телефона и пообещала перезвонить. Когда положила трубку, у меня руки тряслись. – Мария задумалась. – Потом пошла в ванную, и меня вырвало. Как я и сказала в суде. – Она вздохнула. Заговорила снова ослабевшим голосом: – У меня в голове не укладывалось: как у этого человека могли оказаться такие кассеты, почему у него возникла потребность проделывать это со мной. В ту ночь я не спала. Передумала обо всем – о деле Ласко, о Стайнгардте, о моей карьере, о Карло. Даже о тебе. Потом, в самом конце, поняла, что нужно Ренсому. – Она закрыла глаза. – Утром позвонила ему.– И что сказала?– Что встречусь с ним. Если он даст мне одну из кассет.Пэйджит впервые помедлил в нерешительности:– Ты просила вторую кассету?– Да.– Зачем ты купила пистолет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79