Он пытался меня убить – вот, взгляни, – а потом бежал. Я очнулся, за ним пошел, искал, звал, но…» Но к этому нужно приготовиться. Следы замести. Навести новые… Трудно, очень трудно (ах, если бы снегопад!), но время есть… Пойдут ли ночью с факелами? Пойдут, должно быть: еще бы, сынок вождя! Любимец Колдуна! Но понять след будет трудно, уж он постарается… А там, глядишь, и снегопад поможет.
Следовало действовать. Прежде всего – тело. Каймо знал, где укроет его: внизу, в балочке, есть щель. И много волчьих следов поблизости. Пройти туда незамеченным поможет тот странный след, что они видели утром. И следы их снегоступов помогут (вот бы еще и снегопад!..). А потом… Если что-нибудь и найдут, то не раньше весны. Но сначала… Едва ли его удар убил Дрого, скорее всего, только оглушил. Значит, следует…
Каймо почувствовал вдруг, что содержимое его живота подкатывает прямо к горлу. Оказывается, одно дело – нанести первый, внезапный удар, и совсем другое… Он нерешительно поднял копье. Под левую лопатку? Предательски задрожала рука. Этак и малицы не пробьешь! А может быть, перевернуть его на спину и кинжалом – в горло?
Каймо понимал: оттягивая неизбежное, он сам себя обманывает. Да и опасно это: Дрого ведь и очнуться может… Если жив конечно; но он же и проверить не смеет, жив ли! А вдруг уже сейчас его враг очнулся и только ждет, когда Каймо приблизится?! Нет, медлить нельзя! Как бы то ни было, еще один-два удара дубинкой не помешают! А там будет видно, – может, на том и кончится.
Каймо воткнул копье в снег и вновь взялся за дубинку. Отошел на два шага назад, примериваясь… Зловещее цоканье, казалось, ударило его прямо в лицо, заставив вздрогнуть всем телом. («О, жабье дерьмо! Опять эта треклятая белка!») Плохо соображая, что он делает, Каймо перебросил дубинку в левую руку, выхватил дротик, метнул… Мимо конечно! С еловой лапы упал снежный ком, поднялась серебристая пыль, а зверь порскнул вверх по стволу и, невидимый, продолжал посылать свои проклятия убийце.
Нужно взять себя в руки, нужно кончать с этим делом… пока и впрямь беда не стряслась! Каймо не присутствовал на казни Мала, но видел другие казни, еще будучи Туули-несмышленышем , и понимал, что его ждет в случае неудачи, если все будет раскрыто. Тотемного столба нет? Привяжут к ближайшей сосне, а там… Он вновь невольно зажмурился и закусил губу, словно почувствовал, как медленно вспарывает кожу кремневый нож, как булькает и шипит горячая смола…
ДОВОЛЬНО! Правый кулак вновь стиснул рукоять дубины. Сейчас, сейчас…
Где-то поблизости послышался шорох еловых ветвей, и затем… скрип шагов… не звери, ДВУНОГИЕ!
Дико вскрикнув, Каймо раскрыл глаза. Первая мысль была: «Сородичи! Заподозрили, выследили, следом пошли, все, конец!» Но то, что он увидел, оказалось еще страшнее.
От старых елей, передвигаясь в снегу какими-то странными полушагами-полупрыжками, на него надвигались два человекоподобных существа – одно побольше, другое поменьше. Солнце сквозь вершины деревьев косо било им в спины, деталей не рассмотреть, но Каймо понял: «Голые! Злые! ГОЛОДНЫЕ!» Показалось: ОГРОМНЫЕ!
– Лашии!!! – закричал он неведомо кому.
– АРР-ХА! – вырвалось из их глоток. Сейчас эти лапы вцепятся в него, и эти ухмыляющиеся пасти…
Каймо не закричал – завизжал. Так, только, конечно, слабее, верещит смертельно раненный заяц. Не целясь, не примеряясь, запустил дубинку навстречу приближающимся чудовищам, судорожно схватил копье и, отталкиваясь им, устремился на своих снегоступах…куда угодно! Подальше! Скорее!
– Спаси-и-ите! – С каким-то отрешенным удивлением Каймо понял: это он сам кричит!
(Спуск. Крутой. Туда, к полю… Может, там не догонят?)
Ноги запутались на середине склона; он перекувырнулся через голову, покатился, не чая остаться целым… и, запутавшись в кустарнике, сквозь снег, залепивший глаза, увидел: догоняя хозяина, скользит по склону его копье. А колчан – вот он, рядом, только ремень порван. И дротики, должно быть, не все целы.
(Да что же он расселся здесь, под кустом? Его же нагонят сейчас!) Встал. (Ох! Нога! Сломал?) Колчан – пока в охапку. (Бросить? Нельзя!) Теперь – копье. И – скорее, скорее!
Каймо немного опомнился где-то посредине поля. Он бежал не разбирая дороги, но подсознательно – в сторону, противоположную той, где они видели утром необычный след. Он заставил себя остановиться. Осмотрелся. Погони не было – ни вблизи, ни вдали. Нужно подумать, как быть дальше. Запутывать следы? Каймо вдруг отчетливо понял, что дело это, казавшееся столь простым еще вчера – да что там вчера, сегодня, совсем недавно! – ему просто не по силам. От пережитого? От страха? Быть может, и так, да только теперь вдруг пришло ясное понимание: и не будь этой встречи с лашии, все равно все его хитрости следопыт распутает без труда. Даже ночью, при свете факелов. Вот разве что снегопад поможет…
А ведь еще придется возвращаться! Через ТО место! При одной этой мысли взопревшее от панического бега тело пробрала ледяная дрожь. Каймо со страхом вглядывался в эти холодные, чужие, враждебные окрестности и чувствовал себя одиноким и потерянным… Ему до слез стало жаль себя самого. (Ну почему так? За что? Стал мужчиной, и вот на тебе! Одни неудачи, одни обиды…)
Все равно нужно что-то делать. Еще светло, еще небо синее, но по теням видно: времени осталось не так уж много! А возвращаться в сумерках или, чего доброго, ночевать одному … Каймо глубоко вздохнул, вытер слезы. Связал ремень колчана, проверил дротики. Один цел, два сломаны, один потерян (ах да! тот, что в белку…). С колчаном через плечо, с копьем в руке он заскользил через поле к дальней опушке. Потом нужно будет вернуться к месту охоты, потом – туда, где они разделали оленя (там можно оставить сломанный дротик), потом… придется еще раз к тем следам. Он ведь ищет своего пропавшего, ополоумевшего друга!
Запутывая след (или убеждая себя в том, что он это делает), Каймо с трепетом прислушивался к малейшему шороху, приглядывался ко всему хоть сколько-нибудь подозрительному. Лашии ничем не давали о себе знать, и он понемногу стал успокаиваться. Но предстояло самое страшное: идти туда, где они появились! Конечно, можно было бы, возвращаясь, обойти то место стороной. Но ведь нужно посмотреть… Проверить…
Он убеждал себя: все в порядке! Лашии потому и не погнались за ним, что довольствовались найденным мясом. Олениной и человечиной. И это – самое лучшее, теперь можно сказать общинникам: «Бегал в низине, искал повсюду. А что случилось – понял, когда пошел по обратной тропе, в стойбище». Тем более нужно увидеть все своими глазами. Быть может, подобрать что-нибудь… Там будет видно!
Когда поднимался по склону с копьем наготове, сердце стучало бешено, за каждым кустом засада мерещилась. Но – тишина вокруг; кажется, проклятущая белка и та замолкла. А вот и само место! Каймо облегченно перевел дух. Да! Все произошло именно так, как он и ждал, как надеялся. Тела не было нигде, зато оставался след, уводивший в ельник, в самую глушь. Видно, за ноги волочили. Мертвого конечно… Копье валялось на том самом месте, куда оно выпало из руки Дрого, оленья голова исчезла. Каймо не собирался идти по следу, но его заинтересовал какой-то предмет, чернеющий поодаль на снегу, в желтом сиянии солнца, клонящегося к вечеру. Изо всех сил стиснув копье, с опаской подошел поближе. Колчан Дрого! Видно, за куст зацепился, когда волокли хозяина. Мертв! Ясное дело, мертв!
Подобрав колчан, он вернулся к большой ели. Взял в руки чужое копье, воткнул поглубже древком в снег… (Не хочется! Но сделать нужно, иначе могут и не поверить.) Наконец, набрав в грудь побольше воздуха, зажав древко у самого наконечника правой рукой, резко налег левым предплечьем на острие так, чтобы, порвав рукав малицы, оно нанесло неопасную, но кровоточащую рану. Вот теперь – действительно порядок!
Собираясь в обратный путь, Каймо повеселел. То, что случилось, – самое лучшее, гораздо лучше его первоначального замысла: спрятать труп. Следопыт спрятанное разыщет, почти наверняка нашли бы – сын вождя как-никак! А сейчас – и добивать не пришлось самому, лашии постарались. (А смерть-то какая паскудная!) И пожалуй, никто из следопытов не станет теперь слишком внимательно искать там, в низине. Следом лашии займутся, это – главное. Ну а потом, глядишь, и снегом завалит – ищи тогда, распутывай, что хочешь и как хочешь!
Каймо улыбнулся, перекинул через плечо оба колчана. (Жаль, торба с мясом где-то пропала. Но эту потерю объяснить легко: друга искал; не до мяса было!). Взял в каждую руку по копью и так, с улыбкой, заскользил на своих снегоступах по синему вечереющему снегу назад, к стойбищу.
– Не знаю, великий вождь, сам ничего понять не могу! – шмыгая носом, скороговоркой частил Каймо. – Все хорошо было, все мирно! Оленя вместе добыли. А стали разделывать, разговор пошел. О моей жене, о Туйе. И что с ним только случилось – не знаю. Вначале с кулаками на меня кинулся; оттолкнул я его, он – за копье! Еле увернулся. Вот. Смотрите!
(Да. Есть на что посмотреть: не рана – царапина. Даже неглубокая… И это – удар Дрого? Копьем?!)
Арго вспомнил дротик, вошедший в плечо Айону. И ведь с руки был бросок, без металки! Но вопросы после. Сейчас другое важно…
– Как ударил – мне враз память отшибло…
(Отшибло память от такой царапины?!)
– Очнулся, думаю: «Хорошо хоть не добил! И с чего это он?» Туда, сюда, Дрого нигде нет! Уж я искал, искал… Кричал, звал – никого! А на обратном пути вижу его оружие валяется, а самого нет, только следы. Двуногие. Двое. И видно, тело волокли! Хотел бежать за ними, да подумал: уж лучше всем! А то что ж одному-то? Дрого – не мне чета, а все равно скрутили…
Когда Каймо закончил свой рассказ, Арго задал только два вопроса:
– Ты уверен, что его похитили лашии ? Не чужаки ?
– Думаю, лашии . Видно, шли без снегоступов. Но кто знает? Не видел же я их.
– До места далеко?
– Дотемна не дойти. А в темноте и сбиться можно. Разве что с факелами.
Розово-желтое закатное сияние постепенно гасло. Наступали синие сумерки. До ночи совсем недолго, а Небесная Старуха только-только начинает просыпаться, на свет ее ока рассчитывать не приходится.
– Приготовьте факелы, – скомандовал вождь, – трут и огневые палочки. Выступаем сейчас. Не все. – Он поднял вверх растопыренную ладонь. – Пятеро. И я. Поведет Каймо.
Большинство мужчин оставалось в стойбище. Следовало быть настороже: кто бы ни похитил Дрого, возможен налет. Арго надеялся на Колдуна. И на старого Гора.
Подбежала Туйя. В глазах – недоумение и слезы.
– Великий вождь, позволь мне пойти с вами! Туйя не боится ночного леса! Туйя не боится врагов! Туйя умеет ходить на снегоступах, умеет обращаться и с копьем, и с металкой!
Арго улыбнулся – одними губами:
– Это хорошо, что Туйя храбра и знает оружие. Все это и здесь может пригодиться. Туйя должна остаться.
Собрались быстро, но смеркалось еще быстрее. Отряд все дальше и дальше уходил в темнеющий лес. Факел пока не зажигали: след на снегу просматривался хорошо, несмотря на сгущающийся мрак.
Вел Каймо, Арго шел за ним, след в след, внимательно всматриваясь в каждое движение вожатого. Он не взял Туйю еще и потому, что понимал: ее муж врет! Но в чем? И что случилось с Дрого на самом деле? Это предстояло выяснить, и в любом случае лучше, чтобы при этом не было женщин. Тем более – жены того, с кем может произойти беда.
Глава 21
ЛАШИИ
Когда-то они были людьми. Были ли они людьми сейчас? Трудно сказать. Приземистые, сутулые, коротконогие, они тем не менее очень походили на людей, даже несмотря на густую шерсть, что покрывала их тело, распространялась на лицо, гораздо сильнее, чем у тех, кто в незапамятные времена встречал длиннотелых пришельцев. Речь? Да, у них еще была речь, почти членораздельная, сопровождаемая мимикой и жестами, но гораздо более простая, чем прежде. Говорят, что люди отличаются от зверей тем, что способны раскалывать камни, использовать для своих нужд сучья или осколки костей. Что ж, лашии еще не забыли совсем, как колоть камень, для чего может пригодиться крепкий, утолщенный к одному концу сук или острый осколок кости. Но и здесь отличия от предков были налицо: Чем дальше, тем больше лашии предпочитали свои мощные руки и крепкие зубы всяким посторонним штучкам. Одежда? Они понимали, что кусок шкуры может защитить от ветра и холода, и при случае могли в него завернуться или набросить на плечи, но все же обычно ходили голыми, даже зимой. Законы? Когда-то, в незапамятные времена, их дальние предки блюли закон: не трогай своих, помогай своим и, чтобы исполнять это, обуздывай себя, воздерживайся от своих женщин, хотя бы пока на небе эта Белая светится! У лашии остались какие-то смутные воспоминания о законе, но и эти воспоминания давным-давно сделались лишь предметом издевок.
Еще говорят: люди отличаются от животных тем, что умеют шутить. Что ж, на такое способны и лашии . Забавно дать тумака зазевавшейся бабе, пнуть того, кто послабее, и слушать его скулеж. Намного смешнее, насытившись всласть пойманной длиннотелой , вытворить с ней еще что-нибудь этакое!.. Как эти длиннотелые уморительно визжат, когда отрываешь от них, кусок за куском, кровоточащее сладкое мясо! Но самое большое веселье наступало тогда, когда удавалось захватить длиннотелую вместе с ее отродьем, особенно с девчонкой! Уж тут выдумкам и забавам не было конца и края…
Мал был прав: лашии воистину могли бы с гордостью называть себя свободным народом , если бы только они были способны понять и выразить столь сложную мысль. У них был один закон: все позволено! Все, что тебе не помешает сделать тот, кто сильнее тебя! И единственным чувством, заставлявшим эти существа держаться вместе, была ненависть . Всеобщая, постоянная, жгучая и непримиримая ненависть к длиннотелым .
Давным-давно, когда в Среднем Мире не было даже предков наших героев, предки лашии – коротконогие – были его подлинными хозяевами. Потом невесть откуда явились длиннотелые – со своими бабами, своим оружием, своими законами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83