рассвет не наступит никогда! Не будет больше никаких рассветов – только тьма! И все же солнце всходит, хотя и не для всех.
И вот, в то самое время, когда тьма, нависшая над спящим становищем, стала едва-едва сереть, чуть-чуть растворяться, когда окружающий мир уже готовился принять знакомые, привычные очертания, – до чуткого молодого слуха донесся хруст сухих веток… Шаги – легкие, быстрые… Не зверь, человек; и вот странность: торопится, спешит, не пытается скрыть себя… К НИМ, ИЗГОЯМ?!
Бесшумно, с копьями наготове, охотники скользнули туда, откуда слышались эти непонятные шаги. Большая старая сосна уже выступала из мрака, и от нее отделилась одинокая фигура… Подросток?
Он явно почувствовал приближение охотников (опытен!), но не выказывал ни испуга, ни желания скрыться или напасть. Просто стоял и ждал, с опущенным дротиком в правой руке, сбросив с левого плеча какой-то мешок.
Дрого первым узнал загадочного «незнакомца», а узнав – выпрямился во весь рост, открыто засмеялся и хлопнул по плечу приятеля:
– Эй, Каймо, иди встречай свою невесту!
Там, у старой сосны, стояла усталая Туйя и счастливо улыбалась своему жениху и друзьям.
Глава 17
НАПАДЕНИЕ
– Почему же дочка Серой Совы сразу не пошла за своим женихом, если так решила? И коль скоро даже Начальный дар не был возвращен? – расспрашивал Арго, удивленно, словно в первый раз рассматривая нежданную гостью.
– Отец запрещал! – мрачно ответила Туйя, с сожалением оторвавшись от сочного, лакомого куска жареной оленины.
(«Натерпелась, бедная, наголодалась! Это надо же, столько дней прошло! И как только выследила, как чужому в руки не попалась!»)
– Не пускал, и все! – продолжала девушка. – Бил даже. «А Начальный дар от изгоев, мол, и не дар вовсе! Мне, мол, до него и дела нет!»
Общинники – и мужчины, и женщины, и даже дети, – собравшись в круг, завороженно слушали рассказ этой бесстрашной девочки. Дивились, перешептывались. Повезло же этому Каймо! Он сидел тут же, рядом со своей нареченной, кормил ее из своих рук и принимал пищу с ее ладоней, бросая победные взгляды на своих сверстников. Чаще всего – на Вуула.
Утолив первый голод, Туйя стала говорить подробнее:
– На третий день отец на охоту ушел. Решил, видно: время прошло, теперь и сама никуда не денется! А я – взрослая! И слово дала, и Начальный дар не отвергла! Как жить буду? Решила: что будет, то будет! Чужой след брать могу, свой скрывать умею. Духи помогут. А нет, значит, нет. Сгину, только от жениха не отступлюсь. – Она посмотрела на Каймо, улыбнулась и притянула к себе его руку с очередным куском оленины. – И другому не дамся. Живой.
Айя тихонько, как бы про себя, промолвила:
– Страсть-то какая – ночью, одной, в лесу! Мы – с мужчинами, и то… Сегодня такая жуть мерещилась, такая жуть!
Девушка улыбнулась:
– Я к жениху спешила. К тому, что долгую ночь вдали от стойбища провел. Вот и вспоминала про это, когда было страшно. И заклинания Туйе известны, и не без оберегов она. Только поголодать пришлось: спешила очень. Не до охоты. А припасов взяла мало.
(«Было страшно, было! Только зачем вам об этом знать?.. Хорошо, что вспомнила наставления жениха нашей Навы! С Колдуном нужно поговорить! До ночи».)
Дрого заметил, что при словах о долгой ночи Каймо отвел взгляд и покраснел. Стыдится все же. Вспомнились отцовские слова: «Винить его не могу: испытание было страшным» . Но ведь и они не винили Каймо, почти не винили. Только потом, когда он сам начал…
(«Может быть, все еще образуется? Если такая девушка не побоялась оставить свой Род ради Каймо!»)
Арго и Колдун переглянулись. Затем вождь улыбнулся, протянул руки и шутливо стукнул лбами Каймо и Туйю:
– Ну что ж. Вижу: нужно посылать за Большерогим! И задержаться придется – здесь. Не возражаешь, Каймо?
В ответ – благодарная, счастливая улыбка.
Разными бывают свадьбы. Иная и вовсе незаметно проходит: взял вдовец себе в жены немолодую с ее согласия, или молодая вдова к очагу холостого охотника перешла… Бывало, вождь соединит, а остальные и узнают-то не сразу! Всем известно: лучшие свадьбы – на весенних и осенних празднествах. Но иногда и празднества межродового нет, а свадьба веселая, счастливая, хотя вроде бы и не в срок, и не так уж много людей собралось – одна община, и все…
Вот такой и обещает стать свадьба Каймо и Туйи. Худо общине, совсем худо. А тут – как нечаянный лучик сквозь многодневные тучи… Или – как облегчение после долгой болезни, когда в измученном, ослабевшем теле нежданно просыпаются прежние силы.
Арго обратился к Туйе:
– Ты выбрала трудный путь, но это – твое право. Большой Совет решил: право выбора – за женщиной, а не за ее отцом или мужем. Что ж, помогай жениху строить шалаш. Жаль – на одну ночь, не больше. Завтра – в путь.
Он обвел взглядом мужчин:
– Кто добудет большерогого? Дрого и Вуул? Хорошо.
Йома, вызвавшегося было на помощь, остановил жестом.
– Не нужно, справятся сами. Оставайся с Нагой.
Йом больше других был рад нечаянной задержке: что ни говори, а его Нага – единственная с новорожденным; у других женщин или ползунчики , или уже подросшие детишки. Конечно, Ойми молодцом держится, мать не утомляет, да и он сам – единственный мужчина, которому разрешено тянуть волокушу – при свете и на открытых местах, где не подстерегает внезапная опасность. Но и матери, и малютке Аймиле лишний отдых только на пользу. Нага в этот раз спокойна за девочку, но Йом не мог забыть прежние смерти своих детей.
Да, эта свадьба была веселой, несмотря ни на что. После непрерывного пути («Уже восьмая ночь! Уже Одноглазая вновь смежает свое веко!») люди отдыхали не только телом, душой отходили. Нет, не все еще потеряно для них, детей Мамонта, если вот совсем еще юная дочь Серой Совы и отцовский запрет презрела, и свой Род оставила ради их молодого охотника. Пусть же счастлива будет! Пусть побольше сыновей Мамонта принесет в их общину! Они, изгои, еще найдут себе пристанище, такое, где и нежить их не достанет, и благосклонность предков и духов-покровителей вернется… Да и где она, кстати, эта самая нежить? Быть может, и осталась там, откуда явилась, – в Проклятой ложбине? Так оно и есть, не иначе…
В этот вечер, под защитой Огненного круга, проходя в Священном танце вокруг костра и напевая свадебные песни (пламя низкое и поют вполголоса: лучше слишком не рисковать, но и не лишать же храбрую Туйю и ее жениха этой радости!), все верили: да, так оно и есть! Даже Арго, ритмично хлопающий в ладони (барабана не было, но он чувствовал: связанные с ним духи – здесь, у костра!). Словно уже вот она, их новая родина! Словно и идти уже никуда не нужно, и не легкие шалаши, что будут брошены завтра поутру, окружают их, а настоящие жилища, в которых пройдет не один год… И лишь Колдун не разделял эти надежды, хотя и не показывал вида, – зачем? Пусть отдохнут, раз уж так получилось… Пока лишь он один знал, что настигло Туйю на ее пути…
Вступая на избранную тропу, Туйя не пренебрегла предостережениями колдунов: стебли и клубни дикого чеснока были при ней, вместе с оберегами, вплетенные в косы, перевитые с кожаным шнурком на шее. А лепестки белого цветка она прикрепила каплями смолы к своей одежде, к шапочке. Нава – лишь она одна знала замысел Туйи – показала ей узор. И Огненный круг научила строить.
«Каждую ночь! Помни: каждую ночь! Иначе к твоему жениху придет не та Туйя. И не для радости».
И еще кое-что объяснила Нава: как быть, если нежить все же явится.
Первая ночь прошла спокойно. Звуки – были, не одни лишь привычные шумы и шорохи ночного леса. Другие, незнакомые. Она знала: бояться не нужно, она защищена. И не испугалась: с головой укрылась своим плащом и заснула. Потом – целый день по следу детей Мамонта, скрадывая свой след, уклоняясь от случайных встреч, и все же быстрее, как можно быстрее, чтобы догнать. Никто не потревожил ее и на втором ночлеге, и на третьем. А вот на четвертую ночь…
Туйя торопилась как только могла. Замечая признаки свежего следа, она даже перестала слишком заботиться о том, чтобы скрыть свой. («Хорошо, что места безлюдные. Никого не встретила. Слышала, конечно, каких-то охотников, да они меня не слышали и не видели. А то, чего доброго, убить бы пришлось!» Колдун только головой покачал в ответ.) И все же надежды нагнать детей Мамонта в пути или достичь их стоянки раньше, чем сядет солнце, не оправдались. Но и провести еще одну ночь, от заката до самого рассвета, в одиночестве, когда желанная цель так близка, она уже была не в силах. Решила идти, пока виден след, такой отчетливый; его же и скрыть никто не пытается, да и как скроешь? Движется целая община, и немалая. Она переждет только самый глухой час, когда и самый ясный след можно пропустить.
(«Как же ты могла?! И зачем?» – с досадой спрашивал Колдун. «На обереги надеялась. А еще больше на то, что вот-вот до вас доберусь».)
После захода солнца ночь сгущалась быстро: засыпающая Небесная Старуха поздно появляется в небе. В прежние дни Туйя выбирала ночлег уже на закате солнца, – так колдуны учили охотников, так настойчиво советовала ей Нава. Но теперь она шла и шла вперед, по горячему следу, заметному даже в сгущающейся тьме. Заметному не только для ее острых глаз: теперь она явственно обоняла след знакомых запахов стойбища; стопы ее и сквозь мокасины ощущали тропу, проложенную совсем недавно…
И все же долго идти не пришлось. Чем плотнее сгущалась тьма, тем явственнее смыкалось вокруг девушки иное, невыразимое словами.
(«Голоса неприкаянных?» – спросил Колдун. «Да. Но их я уже не боялась, знала: обереги – сильнее. И заклинания знала. А тут… не знаю как сказать… Будто какие-то черные невидимые крылья смыкаются. Не могут сомкнуться до конца, но силятся, силятся… И я сдалась. На первом попавшемся пригорке навела Огненный круг, произнесла заклинания и упала без сил… А ведь оттуда уже эти сосны были видны, даже ночью… Совсем близко!»)
Она очнулась поздно, полузакрытое око Одноглазой уже поднялось над кронами, и в его тусклом сиянии, смешанном со светом Небесной Тропы, земная тропа, ведущая к стоянке детей Мамонта, совсем уже близкой – Туйя ощущала это всем своим существом! – притягивала, манила… «Иди! Не нужно ждать рассвета! Они рядом! Каймо ждет!» Она словно слышала эти призывы; вот только откуда?
Девушка вслушалась, всмотрелась в ночь. Ничего, даже плач неприкаянных смолк. Только тихая, тихая ночь, уже идущая на уклон. Какая-то птица, вычертив сложную петлю, скрылась в ближнем ельнике. Внизу, слева, послышались фырканье и плеск: большерогий утоляет жажду… И Туйя решилась. Встала, еще раз осмотрелась… Все спокойно, а зов так близок, так нестерпимо манящ… И она покинула Круг.
(«Старый, не сердись! – умоляла Туйя, виновато вглядываясь в нахмуренное, строгое лицо Колдуна. – Понимаешь, я подумала: может, это и в самом деле Каймо меня призывает? Ты ведь знаешь, как это бывает, когда один о другом тоскует, а тот слышит его тоску, даже голос слышит…» Колдун молча кивнул; его суровые черты смягчились. Да, он знал, как это бывает!)
Она шла скорым шагом. Горячий след вел без труда, сейчас с пригорка вниз, потом через ельник, дальше снова вверх, к соснам, а там… Да, наверное , там…
ОН появился внезапно, беззвучно – и сам лес как будто замер при его появлении. Бледный свет Небесного засыпающего глаза почти не проникал сюда, в глухой ельник. И все же она узнала и вскрикнула удивленно и радостно: «Каймо?!» Ибо это был он, Каймо, невесть как очутившийся здесь… Или он сам отправился навстречу своей невесте? Но как он догадался, как смог разыскать ее?..
Недоумение удержало Туйю от того, чтобы немедленно броситься к любимому, спасло от неминуемой гибели. («От ГИБЕЛИ?! Хуже, гораздо хуже!») Впрочем, не только оно. После мгновенной радости и замешательства приближающаяся фигура показалась… какой-то иной… Каймо не так двигался! И почему он вдруг резко остановился и манит ее к себе, не приближаясь, не говоря ни слова?
Но лишь тогда, когда ощерился рот, обнажив необычайно белые зубы, когда прозвучали слова: «Туйя! Я жду тебя! Твой Каймо замерз в одиночестве! Сними все, все сними и иди ко мне. Я жду тебя!» – она поняла окончательно: НЕ Каймо! ТА тварь, о которой столько говорилось этим летом!
Тогда-то настоящий страх и пришел. Ее ТЯНУЛО к этой нечисти, к этим красным глазам… («НЕ СМОТРИ! НЕ ОТВЕЧАЙ НА ПРИЗЫВ! ГОНИ ПРОЧЬ ОТ СЕБЯ – СЛОВАМИ, ОБЕРЕГАМИ! И ДА ПОМОГУТ ТЕБЕ ВЕЛИКИЕ ПРЕДКИ!» – вспомнились вдруг наставления Навы о том, что делать, если все же она столкнется с нежитью.)
– Нет! НЕТ! Ты не Каймо, и я не подойду к тебе. И тебя не подпущу! Прочь, тварь, прочь! – закричала Туйя, выставив дрожащую левую руку в бессильном защитном жесте… А потом повернулась и, не выбирая тропы, напрямик, бросилась туда, где сосны, где – она уже знала это! – ее будет ждать настоящий Каймо.
Она бежала, не обращая внимания на царапающие лицо ветки, спотыкалась о корни и думала: «Только бы не упасть!» – а сзади слышался зов:
– Туйя! Туйя!
И вернулись голоса и плач неприкаянных, и ощущение этих смыкающихся черных крыльев, которые вот-вот отрежут дорогу…
Проклятый ельник позади, крылья не успели замкнуть ее! Туйя бежала наверх, к соснам, задыхаясь; ей казалось: вот-вот лопнет сердце, вот-вот подкосятся ноги… И все же с великим облегчением замечала не только глазами – и слухом, и кожей: НАСТУПАЕТ РАССВЕТ! И с каждым ударом сердца чувствовала, как теряют силу эти страшные крылья, как отступает, уползает назад, во тьму, ненавистный Враг…
Изможденная, измученная прислонилась она к стволу большой сосны, уже зная: опасность миновала! И не ошиблась: стоянка детей Мамонта – внизу, и сейчас к ней скрыто подкрадывается стража… вместе с Каймо! «Скрыто?» Туйе стало смешно: ее предельно обостренные чувства могли бы различить охотников – всех вместе и каждого в отдельности – и с намного большего расстояния. А вот сама она – пожелай только! – смогла бы сейчас так бесшумно укрыться от этих сторожей , что если бы и вышли они на след, то лишь при солнце…
Вот такой, вконец измотанной, но счастливой, улыбающейся молодым охотникам (и своим мыслям), и нашли ее Дрого, Йом и Каймо… Но о том, что случилось, что пришлось пережить юной дочке Серой Совы, знает только Колдун…
– Повезло тебе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83