– Ха, как сказал бы мистер Уайт. Ха! Нести меня с горы ты не пожелал, а теперь хочешь помочь мне выбраться из ванны. Я насквозь тебя вижу, Кейси Нельсон. Ты хочешь кое-что подглядеть! Отвернись-ка лучше и дай мне полотенце.– Я подержу его для тебя.– Я слишком скромная и слишком благовоспитанная девица, чтобы предстать перед тобой без одежды. Отвернись.– Но мы ведь собираемся пожениться, – возразил Кейси. – Почему бы мне и не подглядеть?– И глаза закрой. А не то ты увидишь меня в зеркало. Я же намерена хранить свою тайну. С этого момента мы будем заниматься любовью только в темноте.– Даже без свечи?– Даже без спички.Кейси протянул руки в ванну и вытащил Джез из воды, визжащую и смеющуюся. Она отчаянно брыкалась, но он крепко прижал ее к груди.– Дело не в том, что я не мог бы тебя нести, – сказал он. – Просто, когда спускаешься с горы, это не лучшая идея. Зато теперь я буду носить тебя на руках всю ночь напролет.– Отпусти меня!Взяв большое полотенце и усадив ее к себе на колени, он тщательно вытер ее, пресекая все попытки выскользнуть. После этого он завернул ее в другой махровый халат и отнес в натопленную гостиную, устроил удобно перед камином, а сам лег рядом и крепко ее обнял.– Не отпущу, – сказал он.– А я никуда и не хочу. Еще водки?– Конечно. Не проголодалась?– Нет, я слишком возбуждена. О, Кейси, так трудно любить такого парня, как ты! Ты внушаешь мне опасение, что я недостойна тебя. Я не ангел, а ты так ко мне внимателен. Ты заботишься обо мне, не реагируешь на мои гадости, ты знаешь, чего я хочу, раньше, чем я сама это понимаю. Разве я когда-нибудь стану достаточно хорошей для тебя?– Да уж, это будет нелегко, – ухмыльнулся Кейси.– Особенно если учесть, что временами ты напоминаешь мне...– Кого?– Это не человек... Знаешь, был такой эрдель...– Собака?– Да, по-моему, все эрдели собаки, – резонно заметила Джез, делая еще глоток. – Это был такой милый пес, вроде тебя. Бесстрашный, с длинными лапами, густой шерстью, мастью почти как ты, у него был прекрасный характер, доброжелательный, предупредительный. Талантливый, с хорошим чувством юмора, сильный, и у него была такая морда, такая умная мордаха с лохматыми бакенбардами, а уши у него были торчком. Это был пес-медалист, настоящий пес, пес до мозга костей – такой, какой у тебя был в детстве.– Вот здорово! У меня отродясь не было собаки!– И у меня тоже. Поэтому мне и кажется, что я тебя недостойна. Я не привыкла иметь такую роскошную собаку.– Брак – это не совсем то же самое, что иметь собаку.– В самом деле? Тогда что это?– Я и сам не знаю. Хотя, может, ты и права. Моя первая жена была для меня вроде плохой собаки, а вторая – как редкая птица, ну, а третья, если задуматься, – как скаковая лошадь.– Ты был женат!– Трижды.– Почему ты мне не сказал?– Ты не спрашивала.– Это неправда!– Возможно... а может быть, и нет.– Ну, мне до этого дела нет. Ты можешь иметь трех жен хоть сейчас, в эту самую минуту, – я все равно выйду за тебя замуж.– И я тебя этим не отпугну?– Никогда.– Джез, – спросил он настойчиво, – когда ты...– Кейси, – поспешила Джез прервать его, распуская мокрые волосы по спине, – у меня нет полотенца. Можно, я вытру волосы твоим халатом?– Попытайся, – сказал он, понимая, что она снова не дала ему договорить, как она делала уже много раз, стоило ему завести разговор о предстоящей свадьбе.Возможно, какая-то особая нота в его голосе подсказала ей, что он настроен на серьезный разговор, и она рефлекторно перебила его, – с той минуты, как она согласилась стать его женой, они ни разу, ни одного раза не обсуждали серьезно их будущей совместной жизни. Как если бы, согласившись выйти за него замуж, она обрекла его на бесконечное ухаживание.Джез была откровенна в той же степени, что и уклончива; она сказала, что вышла бы за него, будь у него разом три жены, но она не собиралась говорить ему, когда это произойдет – на этой неделе, в этом году или в этом десятилетии. Или, может быть, все дело в смерти Майка, подумал Кейси. Или она просто боится сделать этот решающий шаг – назначить дату? Ведь эта лучшая из женщин – или она еще ребенок? – умудрилась остаться незамужней до тридцати лет. Ясно, что он ее опять спугнул. Она снова выскользнула из его пальцев, неуловимая, как редкая тропическая рыба в большом аквариуме, и они опять не сумели обсудить единственного насущного плана – относительно собственного будущего. Оба они знают, что в гасиенде они вечно жить не будут. Может быть, Джез испугалась вопроса «когда?» – подумал Кейси. Надо попробовать иначе, выплеснуть это на нее без подготовки.Он терпеливо ждал, пока Джез вытрет волосы подолом его халата – довольно деликатное дело, в особенности для него, как она отлично понимала.– Есть вопрос. Когда свадьба?– Дорогой, давай не сейчас! У меня голова просто забита всякими идеями! Надо так много обдумать, я просто не могу сейчас сосредоточиться на будущем двоих, когда мне надо думать о тысячах и тысячах людей, – сказала она со смехом, который не обещал ничего хорошего.– Сколько именно тысяч? – Кейси отвернулся с суровым видом, но она не обратила на это внимания. – И почему?– Ну, – сказала Джез мечтательно, откидываясь назад на него, – я думала... Ты представить себе не можешь, как много я всего передумала с тех пор, как мы отправились на поиски Трех Стражей. Я решила выработать два плана: План А – что делать, если мы их не найдем, и План Б – что, если мы их найдем.– И что, если бы мы их никогда не нашли?Против своей воли Кейси чувствовал, что начинает плясать под ее дудку, не в силах устоять перед властной магией ее голоса.– Ну, я просто не могла концентрироваться на Плане А, потому что это было совершенно немыслимо. Знаешь, как иногда приходится просто отсекать некоторые мысли, потому что они слишком ужасны? Это как раз тот случай. Поэтому я сосредоточилась на Плане Б. Сначала я подумала, что сделал бы мой отец, если бы он был жив, и кое-что для себя открыла.Джез села прямо и стала смотреть в огонь.– Он был прав только наполовину. Он хотел навечно оставить землю такой, как она есть, но в наше время это нереально. В его время – может быть, но не сейчас. Семья Килкуллен не может владеть более чем шестьюдесятью тысячами акров земли для своего личного пользования, если, конечно, это не где-то на краю света, где никто больше жить не хочет. Но в Калифорнии, где хотят жить так много людей, это несправедливо. Мы должны поделиться... но по справедливости.– Никогда что-то не слышал от тебя ни о каком дележе земли.– Я никогда и не думала об этом. Но теперь... Я думаю, что часть земли можно освоить – это та часть, что лежит на юг от скалы с двумя пиками... Там примерно двадцать пять тысяч акров, и можно взять, скажем, восемь или десять тысяч акров и построить там новый город, где смогут жить шестьдесят или семьдесят тысяч человек и при этом оставаться в окружении нетронутой природы со всех сторон.– Моя любовь, урбанистическая мечтательница!– Не надо быть никаким градостроителем, чтобы понимать это, достаточно только читать газеты. Сейчас ценятся новые идеи, идеи.– И что это будет?Кейси было интересно, что Джез ответит на этот вопрос, вариант ответа на который у него уже созрел.– Община.– Как ты собираешься возродить общину? Построить город на семьдесят тысяч жителей – это тебе не стоянка для «Роллс-Ройсов», которую затевают Валери с Фернандой.– Без пляжа их дело не выгорит, а пляж как раз в той части, которая на карте исключена из зоны освоения. Послушай, Кейси, вот как мы создадим общину. Забудь о торговых центрах и сосредоточься на центральной улице! В каждом районе будет своя главная улица, настоящая, реальная, старая добрая главная улица, с автоматами содовой воды, кинотеатрами, пекарнями, бакалейными лавками, с настоящими, живыми мясниками и скобяными лавками, с кегельбанами и танцзалами, закусочными и химчистками, гастрономами, парикмахерскими, салонами красоты и книжными магазинами, и аптеками, и бассейнами, и множеством всяких кафе, открытых кафе на тротуаре, магазинами всякого рода и разными местами, где можно послоняться и посплетничать, и, конечно, всюду должны быть стойки для велосипедов, потому что люди будут попадать на главную улицу на велосипеде, если только они не предпочитают ходьбу пешком или верховую езду.– Что ты называешь районами? – спросил Кейси.Джез расшагивала по гостиной, настолько захваченная своим видением, что незаметно для себя оставила теплое место у камина, и Кейси почувствовал, что единственный способ сохранить с ней контакт – это задавать ей вопросы.– Люди не будут жить на улицах, где все дома как близнецы-братья, у них будут свои районы, как было когда-то, например, в некоторых городах Старой Англии или даже в Сан-Хуан-Капи-страно, где одни живут в домах, а другие – в квартирах, одни платят очень низкую аренду, у некоторых собственные дома, одни молодые, а другие старые, и дети всех возрастов... но Кейси, у каждого будет крыльцо, и веранда, и окно, и двор, и патио, и садик, и чердак – мне почему-то кажется, что чердаки особенно важны, не знаю почему, – и все дома стоят достаточно близко один к другому, чтобы люди чувствовали себя соседями и говорили по утрам «здравствуйте» и чтобы все было по-человечески! И там будет место, где устроить пикник и где сыграть в шахматы, там повсюду будут лошади напрокат, и площадки для бейсбола и баскетбола, и просто детские площадки для игр!– А как же ранчо, скот?– Кейси, как же ты не поймешь? Мы по-прежнему будем выращивать скот, только не так много, но вся идея заключается в том, чтобы город и ранчо сосуществовали, чтобы каждый, кто будет жить в городе, мог из окна видеть пасущиеся стада. Повсюду можно будет ездить верхом, даже по самой главной улице, но свои конюшни иметь будет нельзя.– И как ты собираешься управлять таким городом?– С помощью городских собраний и городского правительства в мэрии и на городской площади – я сказала тебе о городской площади? – Джез отмахнулась от вопроса об управлении городом. – Будет большая публичная библиотека, эстрада для оркестра, где по выходным станут играть музыканты, чтобы каждый мог познакомиться со всеми, и много-много фонтанов, чтобы был звук льющейся воды, и много кафе, картинных галерей, колоннад, где люди смогут прогуливаться, укрытые от палящего солнца, или ехать на велосипеде или верхом на пляж, плавать и кататься на серфере, или сидеть и слушать шум волн и смотреть на закат, – но они не смогут изменить эту землю – никогда!– А школы?– Естественно, – сказала Джез, – естественно, школы, церкви, синагоги и легкая, чистая промышленность и бизнес, чтобы люди могли работать недалеко от дома. Градостроители сейчас бьются именно над этим. Я много об этом читала, но никогда не обращала на это внимания, пока Фиби не снесла «Перпл Тостада Гранде»...Она замолчала, остановившись у окна, и покачала головой при воспоминании.– Иди сюда и сядь. Какое это имеет отношение к твоему плану?– Она разрушила «Дэзл». Одним махом! Венеция – вот настоящий квартал, один из последних, что остались, а Фиби разрушила его часть, что-то такое, что мы все принимали как должное, как люди раньше принимали как должное свою главную улицу. Поэтому, когда я поняла, что у нас есть возможность построить новый город, я уже знала, что в нем должны быть кварталы со своими главными улицами... А если исходить из этого, то все становится ясно: надо только помнить, каким все было двадцать пять лет назад... Двадцать пять лет назад – вот уже когда все стало меняться...Она говорит как в трансе, подумал Кейси. Она не представляет ни одной из гигантских проблем, с которыми сопряжено строительство нового города, будь то финансы или что угодно, так же как ни на секунду не задала себе вопрос: как она добьется собственного назначения на роль главного архитектора этого нового, утопического города, принимая во внимание существование еще и ее сестриц, настроенных отнюдь не утопически?– Джез, – спросил он, – а тебе известно, что такое инфраструктура?– Смутно, – ответила она, все еще погруженная в свои мечтания.Ну что ж, еще узнает, подумал Кейси. И скоро. Пусть пока она просто мечтает вслух, да к тому же немного под градусом, но она не рассуждает о чем-то несбыточном. Она говорит вполне здраво. А вообще-то, к черту здравый смысл! Он знает в тысячу раз больше, чем она, об освоении земель, и ясно, что за ее идеями будущее. О, она будет поглощена реализацией этой идеи, она уже и сейчас ею захвачена так, что думать забыла о своей карьере фотографа; она настолько увлечена этим планом, что даже не замечает его присутствия – он для нее всего лишь слушатель. И ей все равно, собирается ли он принять участие в ее проекте или хотя бы интересно ли ему то, что она рассказывает. Ее не больше волновали его несуществующие три жены, чем его участие в будущем проекте, как будто роль главного ковбоя – предел его мечтаний. У нее еще долго не будет времени на свадьбу и даже на разговоры о ней, а очень скоро в ее жизнь войдут настоящие архитекторы и строители – и тогда что? Может быть, ему надо сейчас напомнить ей о его чувствах? Может быть, сейчас пора вернуть ее с небес на землю, пока она в таком экстазе? Нет, он не в силах этого сделать. Может, в этом и заключается самопожертвование любви, или это боязнь услышать ее ответ? Может быть, этот ответ будет таким, что лучше отключиться от этой проблемы, как сделала Джез с Планом А? Сейчас ему нужно большое самоотречение, твердо сказал себе Кейси, такое же, каким обладает она.
Да, уж это им не понравится, злорадно думала Джез, раскладывая бумаги и фотографии на столе отцовского кабинета. Им это совсем не понравится, но опровергнуть они ничего не смогут. Это официальные документы, узаконенные самим правительством США, а не какое-то народное сказание, это не соломинка, за которую хватаются в надежде на спасение. Ну, кажется, все на месте – кроме фотографии запыленной банки из-под пепси.Через несколько минут к Джез должны были явиться Джимми Розмонт и сэр Джон Мэддокс. Она их вызвала – именно вызвала, другого слова не подберешь, – таким тоном она сообщила им, что ей есть что с ними обсудить, после того как подготовила все бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77