Все остальное – это что-то новое, и это настоящее дерьмо.Майк Килкуллен поднялся и встал.– Единственное, чего я хочу и буду хотеть всю свою оставшуюся жизнь, Розмонт, сколько бы я ни прожил, – это иметь возможность ездить по земле, выращивать коров, каждый год клеймить скот, проскакать галопом вдоль берега на закате, ремонтировать загородки, беспокоиться о дожде, отплывать на лодке от своей собственной пристани, лечить коров, а в конце дня сидеть перед огнем камина в доме моей семьи и знать, что вокруг меня простирается земля, которую мой прапрадед купил у моего прапрапрадеда, и что я сохранил ее для детей.– Мне жаль слышать это, – сказал Джимми Розмонт, тоже поднимаясь с кресла. – Я не собираюсь отнимать у вас время, мистер Килкуллен. Я не останусь на ленч, если вы не возражаете, и смогу вернуться в Нью-Йорк и еще успеть к обеду.– Конечно, нет, Розмонт. Я понимаю. Позвольте мне проводить вас до автомобиля, и не забудьте передать мои наилучшие пожелания Фернанде и Валери при встрече.– Непременно.– О, да, еще одно – это ваш вертолет летал над ранчо сегодня утром, не так ли?– Да, действительно.– Я так и подумал. Ну, приятного вам путешествия обратно, Розмонт. Надеюсь, вам понравился вид ранчо сверху.
Кейси Нельсон настоял на том, чтобы пообедать в «Спаго», думала Джез, начав одеваться, несмотря на то что он, как она точно знала, не получит там хорошего столика. Только постоянные посетители – обычно люди, работающие в шоу-бизнесе, могли рассчитывать на приличный столик в этом знаменитом, задающем тон ресторане, который становился все более и более популярным, в то время как другие совершенно новые местечки в Лос-Анджелесе закрывались, не успев открыться, вынужденные уступать место другим таким же заведениям.Первый ресторан Вольфганга Пака, «Спаго», был единственным и абсолютным местом среди подобных заведений в Калифорнии, местом, куда вы просто обязаны ходить, чтобы удержать свое положение в иерархии блестящего общества Лос-Анджелеса. Оно не предназначалось для нового главного ковбоя ранчо Килкуллена, даже если его отец действительно владел буксирами в Нью-Йорке.Был большой соблазн позвонить Бернарду, метрдотелю, или работавшей с ним хорошенькой темноволосой Дженнис и сказать, что Кейси пригласил ее к ним. Это обеспечило бы им столик на престижном месте, но Джез решила: раз Кейси так заупрямился по поводу ресторана, она не станет облегчать ему его участь. Пусть узнает, что такое самонадеянность, когда их поведут вглубь, в дальний правый угол переднего зала вместо левого, посадят возле бара или, даже еще хуже, загонят в одну из комнат, в которые она никогда бы не вошла. Любой мужчина, посмевший согнать ее со своих колен, заслуживает самого сурового наказания.Значит, я очень хороша, решила Джез, о, даже очень, поскольку Сэм Батлер мечтает о встрече с ней, а Кейси Нельсон старается пустить пыль в глаза этим обедом в «Спаго». Любой не мешает иметь двух возлюбленных на одной веревочке. Или даже трех.Ну и что надеть, чтобы соответствовать хорошему настроению, учитывая, что никто серьезно не одевается, отправляясь в «Спаго»? Кейси вряд ли появится на публике в тряпках главного ковбоя, которые приемлемы в «Эль Адоби». Он, наверное, наденет тот темный костюм, в котором испортил на фиесте ее платье и старинную испанскую шаль.Действительно, это проблема: слишком тщательно одетый кавалер в ресторане, где нормой считается эдакая небрежная элегантность. Первое, решила Джез, надо надеть черные колготки, черные шерстяные брюки и черные замшевые туфельки без каблука. Так не будет чересчур официально, это не то что юбка. Затем надо порыться в стенном шкафу и хорошенько подумать, поразмышлять, поприкидывать, поломать голову, пока не найдешь тот самый правильный верх. Всем ведь виден именно верх, когда ты сидишь за столом.Пальцы Джез отщелкивали дюжины плечиков, на которых висело невероятное количество «не тех» блуз и «не тех» жакетов. Она поискала среди штабелей сложенных свитеров, лежащих на полках. Не тот свитер и опять не тот свитер – свитеры, которые были великолепны для «Спаго», не подходили для сегодняшнего вечера.Ну, совсем ничего! Ей нечего надеть! О, боже! Вот ведь всегда так! Она была так занята весь год, что у нее совсем не оставалось времени для магазинов. Остается только одно, вдруг поняла Джез, сдирая с себя брюки и туфли. Немедленно надо нырнуть во что-нибудь полностью «Шанель». Когда нечего надеть, выручить может только «Шанель», старое, новое или старое и новое вперемешку, это уже все равно. «Шанель» можно надеть в любой сезон, в случае любых испытаний и несчастий. Эти вещи не позволяли фантазировать, и не давали возможности выразить свой личный стиль, и не соответствовали в данный момент ее эмоциональному состоянию, но все – начиная с главного редактора журнала «Вог» и до богатых японских жен на Гинзе – все еще носили платья и костюмы «Шанель».Родственницы Кейси, если они у него имеются, вероятно, носят «Шанель» от зари до зари, мрачно подумала Джез, натягивая красно-черный костюм из новой коллекции. Она порылась в ящиках с украшениями в поисках пяти или шести жемчужных ожерелий разной длины от «Шанель» и пары сережек. Набросив все это, она посмотрелась в зеркало. И в мгновение ока вылезла из костюма. Все смотрелось натянуто, слишком формально, не было случайности, простоты. Это не для «Спаго». Это можно было бы надеть на официальный ленч в высших кругах. Фиби надела бы такое.У нее оставалось еще десять минут до приезда Кейси. Всего за десять минут она смогла бы решить, как одеть пять моделей, заверила себя Джез, стараясь успокоиться. Самое главное – не потерять окончательно голову. Если «Шанель» не подходит, то можно попробовать и такое озорство, как футболка стиля «Хейнс». Она натянула через голову мальчишескую белую футболку, прибавила к ней фиолетовые шведские брюки и набросила пиджак от «Шанель» поверх всего, тот самый пиджак, отделанный жемчужинами вместо вышивки, который Лагерфельд показал в прошлом году одновременно на тридцати разных моделях, одетых во что угодно, начиная от купальника и кончая вечерним платьем. Знаменитый пиджак, в котором вы просто не можете выглядеть не так, как надо. Ничего особенного в этом наряде не было, решила Джез, кроме только того, что по крайней мере еще две какие-нибудь женщины в «Спаго» будут в таком же точно пиджаке, а она сама смотрелась в нем как подобие Мерфи Браун в один из самых тяжелых для нее дней.Раздевшись догола, не сняв только колготок, Джез вдруг в безумном вдохновении схватила мини-юбку, сплошь покрытую зелеными блестками, заправила в нее зеленую же рубашку, выхватила совсем древний темно-зеленый вельветовый блейзер из груды одежды, которую она вот уже два года собирается раздать, нашла какие-то черные лакированные туфли на высочайшем каблуке и пару больших массивных стеклянных серег от Ив Сен-Лорана, которые ей обошлись в тысячу баксов три года тому назад. И они стоят того! Прекрасно! Теперь все! Отталкивающий холод древнего блейзера, дразнящая рубашка, дерзость мини-юбки и умышленно не соответствующие костюму, слишком уж блестящие серьги.Услышав звонок, она важно прошла к двери. Кейси Нельсон стоял снаружи в свободных слаксах, пиджаке от Армани и в тонкой водолазке из коричневой шерсти.– Привет, – пробормотала она. – Ты как раз вовремя.Как это, удивилась она, он точно угадал, что нужно надеть в «Спаго»?– Ты выглядишь, как... рождественская елка... великолепная рождественская елка, – произнес он в восхищении, поворачивая ее перед собой.– Решила одеться по сезону, – как можно легкомысленнее ответила Джез.Как же это она забыла, что до Рождества осталось меньше месяца? Это было в ее стиле – никогда не одеваться по сезону. А теперь все выглядело так, будто она нарядилась специально для рождественского представления в каком-нибудь детском саду. Вот ведь влипла! Но слишком поздно, чтобы что-нибудь изменить.– Готова? – спросил он.– Пойдем, – поспешно согласилась Джез.Если бы он зашел в квартиру, он бы увидел ее спальню, за которой располагался огромный стенной шкаф. Она забыла закрыть дверцу, и вид был такой, будто там шла распродажа тряпья.Кейси вел машину по дороге в «Спаго» в молчании, которому при описании часто дается определение «дружеское», но оно заставляло Джез нервничать. Они не были старыми друзьями, не были близкими друзьями, не были любовниками. Они были всего-навсего четвероюродные брат и сестра, которые обменялись всего несколькими словами и несколькими поцелуями. Подумаешь, поцелуи между кузеном и кузиной – такое далекое родство, какое только можно себе представить. И конечно, его обязанность развлекать ее.Они оставили машину на охраняемой стоянке, расположенной немного выше «Спаго», и начали спускаться по крутой пешеходной дорожке ко входу. У дорожки, как всегда, целая толпа фоторепортеров ожидала момента сфотографировать какую-нибудь звезду.– Эй, Джез, где же Сэм? – крикнул один из них.– Сэм собирается прийти сегодня? – спросил другой.– Джез, так ты надуваешь Сэма? – спросил третий.– Не обращай на них внимания, – посоветовала Джез Кейси. – Они изобретают все это, чтобы поддразнить меня. Профессиональная ревность.Внутри обычная толпа собралась у бара. Бернард заметил Джез и, немедленно подойдя к ней, чмокнул в щеку.– Ты выглядишь великолепно, Джез, уже готова к Рождеству, а? – сказал он.Потом повернулся к Кейси и дружески обнял его за плечи.– Твой столик ждет тебя, Кейси, – заверил его Бернард и провел их в первый зал, повернув налево.В конце зала находилась открытая кухня. Справа от стойки, отделяющей кухню, находился лучший стол во всем заведении, который всегда отводили для компаний из шести или восьми человек. Рядом стоял второй по значимости столик для четырех или даже пяти человек. Сегодня они поставили столик поменьше, для двоих, как раз в нише у окна, превратив его в «столик для влюбленных», на который находящиеся в заведении обращали внимание больше, чем на какой-либо другой. Бернард провел их прямо туда, и, как и полагается, все посетители подняли на них пристальные взоры. В «Спаго» не считается невежливым пристально рассматривать других.– Как я понимаю, ты часто здесь бываешь? – спросила Джез у Кейси после того, как они уселись на свои места.– Всегда, если случается пообедать в Лос-Анджелесе. Я хотел принять участие в инвестициях вместе с Вольфом, когда он только начинал это дело, но он не нуждался в моих деньгах. У меня есть доля в новом пивоваренном заводе, и он знает, что я хотел бы участвовать с ним во всем, чем он занимается. Этот человек – гений.А, вот это все объясняет, подумала Джез. Кейси был инвестором! Все знают, что инвесторам предоставляют лучшие столики, для чего они, собственно, и вкладывают деньги. Как отметила Джез, Кейси заслужил право на столик, хотя ей это и было не по душе.Появился Ренэ, симпатичный официант в фартуке. В руках у него был поднос.– Вольф видел, как вы вошли, мистер Нельсон, и прислал вашу любимую пиццу по-еврейски. О, добрый вечер, мисс Килкуллен, вы так быстро вернулись?Джез кивнула. Любимая еврейская пицца Кейси? А где же ее любимая еврейская пицца? Она ведь всегда заказывала именно такую пиццу, покрытую кусочками великолепной копченой семги поверх тонкого слоя чего-то похожего на сливочный сыр, но в десять раз превосходящего его по вкусу.– Джез, ты не возражаешь против холодной водки? – спросил Кейси.– Нет, конечно.– Давай не будем разглядывать меню, пока не покончили с пиццей, о'кей? Кто знает, что нам захочется после этого?– Кто знает, действительно? Папа сказал, ты расскажешь мне все о том человеке, который пытался купить ранчо.Джез слушала очень внимательно, пока Кейси говорил.– Когда этот негодяй в конце концов отчалил, – заключил Кейси, – Майк выпил двойную порцию бурбона, чтобы избавиться от вкуса «Перрье» во рту, и провел весь вечер в джипе, проверяя заборы, чтобы удостовериться, что Розмонт не делает под них подкопы и не ищет нефть.– Не может быть!– Честно. Он сказал, что Розмонт сделал из него параноика: он долго еще видел, как этот вертолет все летал и летал взад и вперед над его землей. Он сказал, что теперь точно знает, что чувствовал Фауст, встретившись с дьяволом. Разница была только в том, что Майк не захотел продаться.– Не очень-то легко вести такой образ жизни, который уже ушел и больше нигде не существует, только у нас и у Дика О'Нейла, – медленно сказала Джез. – Но отец никогда не изменится, и он будет жить до ста лет, как и его дед. Я предполагаю, что для некоторых он выглядит почти... да, почти как эгоистичный одинокий старик, владеющий землей, на которой могли бы жить тысячи людей, но отец знает, что если ранчо уйдет, оно уйдет навеки и ничего не останется, только немного старых фотографий, чтобы показать людям, какова была жизнь в Калифорнии. Он чувствует себя так, будто обязан сохранить что-нибудь от прошлого, знает, что он самый последний, кто не дает ему исчезнуть, кто сдерживает так называемую «поступь прогресса». И я его полностью понимаю.– Я тоже! – с жаром сказал Кейси.– О, а вот и Ширли, – сказала Джез, помахав своей приятельнице, молодой красивой вдове Генри Фонда. Джез сделала ей знак, означавший «подойди сюда», и Ширли оставила своих компаньонов, чтобы поздороваться с Джез.– Джез, – произнесла она своим восхитительно низким, сексуальным, скрипучим голосом, который звучал, будто у нее был постоянный, глубокий ларингит. – За столиком для влюбленных два вечера подряд? Что здесь происходит? Сэм знает об этом?– Это Кейси Нельсон, Ширли. Он мой кузен.– Хелло, кузен. – Глаза Ширли не предвещали ничего доброго. – Кузен какой степени родства?– Четвертой степени, миссис Фонда, – ответил Кейси. – Я не думаю, что это много значит, а вы?– Конечно, не думаю... только двоюродные что-то значат. Мне надо вернуться к своему столику. Пока – и пусть вас не волнуют родственные браки.– Она мне нравится, – смеясь, сказал Кейси.– Она нравится всем, – сказала Джез, раздражаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77