– Там, где и должно быть. За углом. За любым углом. Ну, пошли, малышка, теперь ты домохозяйка. Мечтательно смотреть в окно больше некогда. Кстати, вид будет тот же самый, когда мы вернемся.Прежде чем уехать в Рим, а потом в Африку, Джез с Гэйбом успели обжить квартирку, открыв в ней для себя еще одно преимущество, о котором не обмолвилась девушка из агентства. Ночью огни экскурсионных пароходиков, проплывающих через равные промежутки времени по Сене, мягко освещали окна их квартирки: вся набережная в центре Парижа считалась историческим памятником, столь же ценным и известным, как Большой канал в Венеции. Огни прожекторов, пока пароходики оставались в отдалении, мягко касались деревьев на берегу реки; постепенно пароходики приближались, и огни становились ярче, верхушки деревьев за окнами таинственно светились, как декорации какого-то старинного спектакля. Свет заливал их спальню, словно луна спускалась с небес и подглядывала за ними, а потом так же постепенно, как появлялся, начинал исчезать, чтобы вскоре смениться огнями следующего парохода и новыми звуками льющейся с палубы танцевальной музыки.Они занимались любовью каждую ночь под волшебный свет маленьких пароходов, зная, что это истинная душа вечного спектакля Парижа. Иногда на секунду Джез задумывалась о туристах, бесстрастно восседающих на этих суденышках, послушно взирая на величественные каменные фасады старинных зданий, прислушиваясь к словам гида, изливающего им на головы ушаты фактов и цифр, и не догадываясь даже о живом биении жизни за одной из стен, где в постели, слившись в восторге, переплелись тела Гэйба и Джез, готовых любить друг друга вечно и слишком счастливых, чтобы заснуть.В последующие полгода, когда они мотались из Гданьска в Парагвай, из Алжира в Эквадор, Гэйб вдруг поймал себя на том, что ищет такое задание, которое привело бы его в Париж. В феврале 1981 года он отказался от предложения сделать фоторепортаж с процесса миссис Джин Харрис, проходившего в Нью-Йорке, предпочтя этому серию портретов нового парижского архиепископа Жана-Мари Лустьера, новообращенного из иудаизма; в апреле они ненадолго слетали в Рим, чтобы заснять арест лидера «Красных бригад» Марио Моретти вместо того, чтобы пересечь океан, торопясь к запуску первого корабля «Шаттл» с мыса Канаверал, а в мае, когда в Сан-Сальвадоре были схвачены шестеро солдат, убивших американских рабочих, строивших там церковь, Гэйб остался в Париже ждать начала избирательной кампании первого президента-социалиста Франсуа Миттерана, которая должна была состояться через день.Летом 1981 года Гэйб, непривычно расслабившийся, послал мир ко всем чертям, предоставив ему двигаться в тартарары естественным и предсказуемым путем, не требующим его присутствия, и вместе с Джез закатился в отпуск в сельский домик в горах близ Сан-Тропе, который уступили им друзья. Осенью, обещал себе Гэйб, наслаждаясь пропахшими лавандой просторами Прованса, он вернется в строй, но впервые в жизни вдруг понял, что в данный момент не имеет охоты даже думать о неизбежном крушении их парижской идиллии, которое влекло за собой каждое новое задание.Он вдруг подумал о том, насколько нелепо, покидав в рюкзак свое барахло, покидать их уютное, с белыми стенами, полное цветов убежище на старом острове в центре Парижа. Он с удивлением заметил, что уже за три дня начинает с нетерпением подумывать о традиционном воскресном цыпленке на вертеле в ресторанчике на шумной и суетной улочке в конце острова Сан-Луи, – и это он, которого вообще никогда не интересовало, что и когда он ел! У него появились любимые кафе среди тех, что первыми открывались на улице Сан-Луи-ен-Аль, и он каждое утро ходил туда завтракать и читать «Трибьюн». После завтрака, купив парочку булочек для Джез, которую он оставлял еще спящей, он приносил их домой, пробуждая ее чашечкой чая и поцелуями.Теперь, когда у них появилось собственное жилище и они больше времени проводили в Париже, Джез превратила одну из небольших комнаток в фотомастерскую. Она начала работать, организовав с помощью подруги, служившей секретарем у известной и очаровательной канадки Джин Бейкер, жены голландского посла во Франции, прием заказов на детские портреты для дипломатов, живущих в Париже. Цены у Джез были разумные, а качество снимков превосходное, поскольку она старалась заснять ребенка в движении, а не традиционно и вынужденно застывшим.Фотографировать играющих детей, когда они и не подозревают о фотокамере, очень непросто, но лучшего способа сделать снимок живым и выразительным не придумаешь. Долгие месяцы, пока Джез плелась по пятам у Гэйба сквозь толпы людей, сослужили свою службу: теперь она снимала быстрее и более аккуратно, чем любой другой специалист по портрету. Но что более важно, близко наблюдая за Гэйбом, она научилась работать так, что объект съемки даже не подозревал о ее присутствии. Что ж, все великие журналисты обладают этим умением: оставаться невидимыми в момент съемки, чтобы поймать мгновение, когда человек держится естественно и расслабленно, считая, что его никто не видит.Джез уводила своих юных клиентов в парк, где роились стайки других детей, занятых играми, либо в зоопарк, либо на открытый рынок, где продавали птиц и кроликов, и выпускала их на свободу, предоставляя самим себе. Она снимала их в покое только тогда, когда дети сами вдруг неожиданно останавливались, и эти безыскусные портреты оказывались самыми интересными.Она снимала только на черно-белую пленку и сама проявляла ее, тщательно выбирая и увеличивая лучшие кадры, сколько бы их ни было, а затем отдавала родителям, называя за весь пакет цену как за одну фотографию и не требуя, чтобы они выбрали лишь одну-две из наиболее понравившихся, как обычно поступает большинство фотографов. Если у нее просили второй экземпляр, Джез брала деньги только за бумагу и за то время, которое потратила на проявку. Ее бизнес рос и ширился благодаря рассказам благодарных клиентов и прекрасно вписывался в график Гэйба, поскольку не требовал от нее постоянного присутствия на одном месте.Теперь официанты множества ресторанчиков на островке Сан-Луи знали их по именам, как и разбитной владелец магазинчика со спиртным или хозяйка лавки деликатесов, куда Гэйб и Джез заглядывали за едой на выходные. Островок напоминал собой деревню, и большая часть его обитателей редко поднималась на один из многочисленных мостиков, чтобы выбраться в Париж, зато все знали друг друга в лицо, как любой деревенский житель в любом уголке света. Продавцы газетных лотков знали, какие издания нужно им оставить, а неподалеку от дома они обнаружили химчистку, прачечную и аптеку. Казалось, мир замкнулся... Гэйб стал реже обедать с друзьями, отделываясь сомнительным аргументом, что они с Джез еще будут в Париже; открывая свой шкаф, он перестал удивляться, обнаружив чистую одежду, время от времени вспоминал, что пора подстричься, а однажды даже купил свежие цветы на уличном лотке и не забыл поставить их в воду. Воскресными вечерами они с Джез частенько выбирались на бульвар Сен-Жермен посмотреть сдублированный американский фильм, а потом брели закоулками в направлении улицы де Канетт, где из шести пиццерий, одна лучше другой, можно было выбрать одну себе по вкусу, или забредали в старинное и любимое бистро «У Александра».Редакторы фотожурналов быстро заметили, что проще всего отыскать Тони Гэбриела в Париже, и все чаще и чаще стали поручать ему задания, связанные с местными событиями: например, пуск первого скоростного железнодорожного экспресса во Франции.Польская «Солидарность» затеяла опасную кампанию против Советов, российские войска группировались на польской границе, а Миттеран совершил первую поездку от своей партии из Парижа в Лион в сопровождении группы фотожурналистов, среди которых были и Джез с Гэйбом.В октябре 1981 года в Каире во время воздушного парада был убит египетский лидер Анвар Садат, одновременно погибли еще десять человек и сорок получили ранения. Первой реакцией Гэйба, едва он узнал о случившемся, было облегчение: хорошо, что их там не было, поскольку среди убитых или раненых могла оказаться Джез. Только потом пришло сожаление об упущенной возможности.В ноябре, когда дни стали короче, а их квартирка – еще уютнее на фоне холодной и промозглой парижской осени, Гэйб подумал о том, что они с Джез живут вместе уже почти два с половиной года. В январе 1982 года ей исполнится двадцать один, и ее отец уже давным-давно лелеет планы грандиозного приема по этому случаю, который в самый раз закатить на ранчо, созвав побольше гостей.– Когда нам нужно лететь в Лос-Анджелес? – безропотно-мрачно спросил ее Гэйб, подумывая о не самом теплом приеме, который их ожидает.– Это мне нужно, – мягко поправила его Джез. – Ты можешь остаться, особенно если где-то опять назревают великие события.– И ты готова отмечать эту дату без меня?– Я бы не стала, но дата есть дата. Я вовсе не хочу стеснять тебя, твой образ жизни.– А что, если я хочу, чтобы ты его стеснила? Что, если мне не по нутру идея о дне твоего рождения без меня?Он вдруг почувствовал вспышку ревности при одной только мысли об этом.– Тогда приезжай, – отозвалась Джез рассеянно, не слишком вслушиваясь в разговор, затеянный Гэйбом, и сортируя пробные отпечатки недавно отснятой пленки.– Так давай поженимся.– Что-о?Наконец-то, похоже, ему удалось привлечь ее внимание.– Давай поженимся, – повторил Гэйб.– Но... Мы же говорили о моем дне рождения... Поженимся?Джез замолчала, роняя на пол скользкие отпечатки. Она давно уже приучила себя не задумываться о замужестве. Она мечтала об этом, как ей казалось, с той самой первой ночи, которую они провели вместе, но это желание тут же угасло, уступив место пониманию того, что этого не будет никогда. Какая женщина в здравом уме и совести осмелится подрезать мощные крылья самому Тони Гэбриелу? Вот уж кто никак не создан для семейной жизни и не похож на женатых мужчин! Фотожурналисты и так люди затянувшейся юности. Если они с вами, то с вами искренне и всецело, но если они уходят, то уходят навсегда. Она поняла это давно и смирилась с такой судьбой, оставшись с Гэйбом и посвятив ему себя полностью, несмотря на грустное открытие. Сейчас пальцы Джез начали слегка дрожать, и она осторожно ответила:– Гэйб, ты не можешь хотеть этого, даже если сейчас ты думаешь по-другому. Ты не того склада.– Забудь о моем складе! Не нужно объяснять мне мои чувства. Может, это ты не хочешь замуж?– Я не... Мне... Меня вполне устраивает то, что есть. Постепенное, осторожное и незаметное «одомашнивание» Тони Гэбриела началось давно и вылилось в серию мелких перемен, инициатива в которых принадлежала отнюдь не Джез. Она сознательно и давно приучила себя жить настоящим, так что участившийся внезапно пульс в ответ на намек о прекрасных возможностях, внезапно нарушивший тишину комнаты, ее испугал. А где же ее защитный рефлекс, отработанный уже давно, – не ждать ничего от Гэйба, кроме продолжения того, что у них есть?– А меня не устраивает, – настаивал на своем Гэйб.– Гм... – покачала головой Джез, настолько ошеломленная его настойчивостью, что не могла найти нужных в этой ситуации слов. Эта удивительная перемена, готовность Гэйба говорить о женитьбе, – нет, это уж слишком. Но с какой серьезностью он говорит, с какой решительностью!– Что, черт возьми, должно означать твое «гм»? – спросил Гэйб.– Да что угодно. Послушай, каких слов ты от меня ждешь? – грустно спросила Джез. – Что все это так неожиданно? Правильно, так оно и есть.– Так. Что дальше?– Я не вышла бы ни за кого другого, – медленно проговорила Джез, тщательно подбирая слова, чтобы в минном поле возможных ответов выбрать наиболее безопасный, не таящий в себе угрозы и одновременно позволяющий еще потянуть, подумать. Как бы она этого хотела! Она просто не может позволить себе показать ему, насколько она ждала этого предложения!– Отлично. – Гэйб нахмурился.– Но... Каким ты будешь мужем? – вдруг вырвалось у нее.– О господи! Да мы прожили вместе уже больше двух лет! Если ты до сих пор не узнала меня...Он едва сдерживался.– Жить вместе и быть женатыми – разные вещи. Замужество... это риск. Семейная жизнь – это множество обязательств и компромиссов, когда один из супругов почти всегда оказывается в невыгодном положении... Замужество... вовсе не так уж прекрасно... – Голос Джез постепенно стих: она вспомнила своих родителей.– Слушай, забудь о своей семье. У нас все с тобой будет по-другому. Ты будешь ездить со мной повсюду. Поверь, я никогда не уеду куда бы то ни было, оставив тебя одну дожидаться моего возвращения.– Сомнительно, очень сомнительно, – пробормотала Джез как бы себе самой, прикрыв глаза, чтобы не обнаружить мучительных противоречий, раздирающих душу, и изумления от столь неожиданного для него обещания.Фотожурналисты, как и акулы, вынуждены постоянно передвигаться, даже когда спят. Их жизнь стихийна и непредсказуема, как сегодняшняя обложка «Тайма», которая через несколько дней превратится лишь в смутное воспоминание. Она усилием воли попыталась унять дрожь в пальцах, сцепив их, только чтобы Гэйб ничего не заметил и не понял.Гэйб, стараясь проникнуть в ее мысли, казалось, только пуще расстроился. Он не отрывал глаз от прекрасной головки с копной темно-золотых волос, задумчиво склоненной набок: никогда прежде не испытывал он такого упрямого, абсолютного и непреодолимого желания подчинить ее, добиться ответа. Джез, отстраненная и недоступная, погруженная в свои воспоминания, вдруг показалась ему незнакомкой. Он быстро поднялся, поджарый, взъерошенный, с потемневшим лицом, еще более упрямый, чем когда-либо, настроенный добиться своего, и сжал в объятиях Джез, заставив ее поднять голову и посмотреть на него.– Ты не можешь не выйти за меня, разве не так?– Должно быть... – признала Джез, чувствуя, как совершается с ней чудо преображения, а ее благоразумным, нетерпеливым, дисциплинированным и пылким сердцем начинает овладевать уверенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77