Тем не менее, как постоянно повторял Рис, деньги говорили за себя. До сих пор каждый из его фильмов приносил огромные доходы. Драматург бормотал что-то насчет заговора против него, и никто из друзей, даже Клифф не мог унять его подозрения.
Сердце Энни разрывалось от беспокойства за Дэймона. Она единственная верила, что он прав. Только заговор был не против него, а против нее.
Энни знала, что Хармон Керт жив и по-прежнему на вершине финансовой иерархии Голливуда. Она была достаточно сообразительна, чтобы понять: ее неожиданное возвращение в мир кино застало Керта врасплох, и тот прилагал все усилия, чтобы воспрепятствовать съемкам.
Энни, конечно, не могла открыть Дэймону всю правду. Дэймон либо посчитает ее сумасшедшей, либо помчится к Керту, захватив с собой нож, и попытается его прикончить.
Но Энни могла высказаться насчет того, что студия не доверяет ей как актрисе, что она и сделала. Если Дэймон выберет другую звезду на роль героини, фильм запустят немедленно, и успех картине будет обеспечен. Дэймон отказался ее слушать.
– Ошибаешься, детка, – объявил он. – Публика будет валом валить в кинотеатры именно потому, что ты будешь играть, а не вопреки этому. Только благодаря тебе фильм будет кассовым! Нет, принцесса, дело не в тебе.
Но Энни знала, что права. Именно она – камень преткновения.
Учитывая все эти обстоятельства, появление Марго Свифт в жизни Дэймона Риса трудно было переоценить. Казалось, именно она удерживала его от беспорядочных загулов и неразумных поступков, успокаивала, утешала, уговаривала, держала в руках, неизменно веселая, уравновешенная, обладающая бесспорными организационными талантами.
Когда бы Энни ни видела Марго, та была постоянно занята: отвечала на звонки, разыскивала кого-то для Дэймона по телефону, составляла график его работы в офисе, массировала ему спину. Ее знаменитые сеансы массажа стали неотъемлемой частью существования Дэймона, помогая ему расслабиться и даже меньше пить. Кроме того, Марго приводила в порядок его бумаги и рукописи и даже вела переговоры с его агентами. Целый день в доме слышался треск ее пишущей машинки.
В перерывах Марго гуляла, каталась на велосипеде, плавала или помогала Энни делать гимнастику, чтобы она могла сохранить форму прежде, чем съемки начнут высасывать из нее энергию и уверенность в себе.
Эта уверенность не была безгранична. Но Энни теперь бесконечно верила Марго – настолько, что не боялась делиться с ней страхами и сомнениями, так же, как позволяла подруге видеть свою боль и страдания во время упражнений в тренажерном зале. Марго превосходно умела слушать и с присущей ей способностью к психоанализу старалась развеять беспокойство Энни.
Казалось, Марго появилась на земле только для того, чтобы укрепить силы Дэймона и Энни перед грядущим, таившим неведомые испытания для них обоих.
В последнее время Энни часто рассказывала Марго о Гарри Хэвиленде, хотя избегала упоминаний о таинственно исчезнувшей матери, омрачившей ее детство, она открыто говорила о годах одиночества, и к своему удивлению обнаружила, что Марго прекрасно понимает и разделяет ее горечь.
– Я знаю, что такое эти маленькие города, – соглашалась Марго. – Там все про всех знают. Думаю, единственное место, где можно жить, – это большой город, где никому не интересно, кто ты и откуда. Лучше всего – не бросаться в глаза. Анонимность – прекрасный способ выжить. Когда у тебя нет корней, значит у тебя корни повсюду, – мудро заметила Марго. Склонность к афоризмам была еще одной ее особенностью.
– Ну это уж слишком! У тебя прекрасная семья. Сама говорила, что хочешь вернуться.
– Только погостить, – поправила, улыбаясь Марго. – Но жить там – ни за что. Раньше мне казалось, что нужно ехать домой, преподавать в школе, но теперь даже слушать об этом не желаю. Слишком многое я увидела. Пусть мечта останется в прошлом, так безопаснее. Марго рассмеялась.
– Видно, Дэймон все-таки вытравил деревню из деревенской девчонки!
– Все же, – настаивала Энни, – ты была счастлива там.
– О, да, – кивнула Марго. Дома было так хорошо. Когда я была маленькой, мои братья-верзилы тряслись надо мной. Я жила словно сказочная принцесса в стране великанов! Но потом мне все это до смерти надоело. Я не могла выполнять тяжелую работу, как они, и жалела, что не родилась мальчишкой. Господи, каким же я была сорванцом в одиннадцать лет! Страшно подумать! Но через несколько лет все опять изменилось, и в высшей школе я снова превратилась в красавицу-принцессу, а гордые старшие братья заботились обо мне. Знаешь, мальчишки в школе даже боялись дергать меня за косички из страха, что братцы им наподдадут. И еще, я ужасно любила Карла, самого старшего. Ему уже тридцать шесть, но он по-прежнему очень красив. А в восемнадцать, когда Карл играл в баскетбольной команде, за ним все девчонки бегали.
Но тут она заметила тоскливый взгляд Энни.
– Задела за живое?
– Наверное, – улыбнулась Энни, возвращаясь к настоящему. – Я почему-то вспомнила об отце. Твои разговоры все время пробуждают во мне эти воспоминания. И такая тоска на меня находит.
– И напрасно: у тебя был прекрасный отец, – возразила Марго. Она часто восхищалась благородным лицом Гарри на фотографии, стоящей на бюро в комнате Энни. – Уже за одно это можно быть благодарной судьбе. Но помни, дорогая, – добавила она, откидывая со лба Энни прядь волос, – ты в этом мире не одна. У тебя есть мы. Дэймон и я.
Энни улыбнулась. Она так хотела верить словам Марго до конца и не могла. Со дня смерти Гарри она платила за свою независимость и освобождение от Ричлэнда невыносимым одиночеством, которое ничем невозможно было заглушить. Только на сцене или съемочной площадке она забывала о нем, потому что умела полностью растворяться в своих героинях.
А сейчас, наверное, лучше поверить словам Марго. Ведь, что ни говори, с тех пор как Энни встретила Дэймона Риса, он стал ей вторым отцом, и никого ближе него у Энни нет.
А Марго, такая умная, сильная и храбрая – настоящая сестра, хотя, может быть, для такой роли она слишком добра.
Глава XXIII
– Что это, Марго? По-моему, я слышал шум.
– Я тоже. Наверное, это Энни. Сейчас посмотрю. Марго отложила ручку и, встав, босиком пересекла гостиную.
Было три часа ночи. Как обычно в последнее время, они молча сидели, пока долгая ночь медленно близилась к рассвету и они отправлялись наконец спать.
Марго была рядом с Дэймоном в эти предутренние часы, когда Энни забывалась беспокойным сном. Она садилась на диван напротив его кресла и, положив рядом блокнот, читала, пока Дэймон шагал взад-вперед или сидел в угрюмом молчании. Время от времени он диктовал ей целые куски или просил записать пришедшие в голову мысли, и Марго делала пометки в блокноте, чтобы на следующий день перепечатать и присоединить к другим листкам с записями, уже хранившимися в архиве.
Оба были погружены в безмолвное общение, когда услышали тихий стон, доносившийся из комнаты Энни. Марго поспешила туда и застала Энни метавшуюся в кошмаре. Когда Марго осторожно коснулась плеча подруги, Энни, вздрогнув, проснулась и уставилась на нее широко раскрытыми глазами, не понимая, где находится. Она откинулась на подушку, не пряча от Марго залитое слезами лицо. Та нежно погладила ее волосы.
– Тише, – прошептала Марго. – Все в порядке. Это просто плохой сон.
Энни долго рассматривала скрытую полумраком фигуру подруги. Свет лампы, падавший из холла, переливаясь в волосах Марго, образовал золотой нимб вокруг ее головы.
– Это преследует меня столько лет, – всхлипнула Энни. – Вижу, как горит дом, бегу в гостиную, а там отец с незнакомой маленькой девочкой. Я знаю, что это мой отец, но он не похож на себя, а девочка – это я сама, и в то же время она мне кажется незнакомой. И тут, когда я касаюсь ее руки, чтобы разбудить, из глаз девочки вырывается пламя, и она цепляется за меня, а я не могу освободиться и горю, горю… – Она вздрогнула. – А потом я просыпаюсь.
– Все в порядке, – тихо заверила Марго. – Дэймон и я в гостиной, как всегда убиваем время. Господь – на небесах, и на Беверли Хилз все спокойно.
Энни успокоенно улыбнулась.
– А у тебя когда-нибудь были кошмары? – спросила она.
– Да, но они никогда не повторяются, – покачала головой Марго. – Но, говоря по правде, я редко запоминаю сны.
Но тут же, опомнившись, добавила:
– Хотя, знаешь, странно, что ты упомянула о доме. Время от времени мне тоже снится дом. Только это хороший сон. Лучшего не приходилось видеть.
– Расскажи, – попросила Энни.
– Ну, – начала Марго, совсем по-матерински гладя волосы Энни. – Это такой большой дом, огромный, около океана. Все белое: стены, мебель. Окна – старомодные, высокие, во всю длину. Ветерок шевелит кружевные занавески. В доме полно детей, они бегают по комнатам, в руках у них игрушки, они играют друг с другом. И все это, как в замедленной съемке. Они двигаются неторопливо, даже величественно. И так хорошо и покойно на душе, потому что все здоровы, благополучны и беззаботны, и сознают эту благодать…
– А ты где? – спросила Энни.
– Самое смешное в том, что меня там вообще нет. Раньше меня это удивляло, но в конце концов я поняла… Я и есть дом. Это я вся белая, красивая, старая, но сильная, и охраняю детей, и они ничего не боятся…
Голос Марго постепенно затих; она осторожно погладила лоб Энни. Та благодарно улыбнулась.
– Хорошо, – пробормотала она, засыпая.
Кристин усмехнулась, глядя на измученную тревогами девушку, лежавшую на постели.
Энни никогда не узнает, что Кристин сейчас разделила с ней свою единственную счастливую фантазию, пришедшую ей в голову за все эти годы. И, возможно, так и останется в неведении относительно того, кто ободряет и утешает ее, скрываясь под именем Марго Свифт.
Да и к чему ей это?
Кристин встала и подошла к двери, бросив последний взгляд на спящую девушку. Ее улыбка предназначалась не только Энни.
Бедная Энни! Ее ясная и простая жизнь, которую люди считают надежной защитой от страданий и трудностей, не спасла ее от травли и ненависти. И с ненавистью, распахнув объятия, открыла ей дверь в мир эта странная женщина – ее мать. Сколько они пробыли вместе перед тем, как Энни освободилась? Достаточно долго, вероятно. Мать и дочь…
Шрамы Энни, видимые и невидимые, были навек запечатлены в ее памяти и на ее теле, а шрамы Кристин остались только в сердце. Но именно эти зажившие раны делали их сестрами. Боль и стремление выжить скрепили их родство.
Нет, Энни не заслуживала упреков за прошлое. Она и так была слишком наказана за него.
Пусть хищники ищут другую добычу.
Дэймон, устало сгорбившись, сидел, неподвижно глядя перед собой. Безнадежность и опустошение были в его глазах, во всем его облике.
– Как наша девочка? – спросил он, просветлев на мгновение.
– Опять ужасный сон. Сейчас успокоилась и задремала. Марго ласково взъерошила его волосы и села на диван, ощущая дуновение легкого ночного ветерка, открыла книгу – критический обзор нескольких романов девятнадцатого века, и начала читать.
Но Кристин, ее второе «я», зорко наблюдала за Дэймоном краем глаза. Из него уходила жизнь, она чувствовала это, потому что надежды мужчины были для нее открытой книгой. Если в самом ближайшем времени не начнутся съемки «Плодородного полумесяца», виски и депрессия доведут Дэймона до точки.
Пора действовать!
– Дэймон! – сказала Марго вслух. – Я в пятницу вечером должна уйти. Оставайтесь вдвоем с Энни.
Дэймон рассеянно взглянул на нее.
– Свидание, мисс?
Марго загадочно улыбнулась:
– Не скажу!
Глава XXIV
Кристин не составило труда пробраться без приглашения на пятничную вечеринку в дом Ларри Нимена, известного продюсера. Она знала: Керт наверняка появится здесь, поскольку вложил много денег в новый сериал Ларри. Лицо Керта было знакомо Кристин по фотографиям, и она легко узнала его в толпе гостей. Обволакивающий призывный взгляд, грациозные скользящие движения тела – и Керт с видимой торопливостью постарался отделаться от собеседников и подошел к ней. Девушка невозмутимо представилась, назвала свое имя, добавив, что работает помощницей и секретарем Дэймона Риса. Это сообщение явно заинтересовало Керта. От Кристин исходил чувственный запах экзотических духов. Под облегающим платьем обрисовывались очертания стройных бедер и упругой груди. Роскошные волосы рассыпались по обнаженным плечам. Они обменялись рукопожатиями. Кристин чуть дольше, чем позволяли приличия, задержала его пальцы в своей ладони. Керт украдкой поглядывал на ее ноги.
Кристин упомянула сериал Нимена, потом перевела разговор на упадок современной кинематографии.
– Любовные сцены слишком невыразительны, – заметила она, улыбнувшись. – Совершенная тоска. Я считаю, любовь должна быть безумной, бешеной, страстной, сбивать с ног и уносить – даже если причиняет боль и страдания. Вы этого не находите, мистер Керт?
– Просто Харм, – твердо сказал Керт.
Маленькие глазки пристально, без стеснения ощупывали Кристин. Они направились к бару.
Через два часа они оказались в мотеле. Кристин категорически отказалась ехать в дом Керта. – Предпочитаю нейтральную территорию, – рассмеялась она. Кристин не останавливала Керта, когда он накачивался бренди на вечеринке, вместе они еще выпили по бокалу шампанского. Спиртное разгорячило его, да и чувственное поддразнивание, которым Кристин сразу же привязала к себе Керта, не могло остаться без последствий.
Но добиться главного будет сложнее. Правда, Кристин была уверена в своих силах. Долгий разговор с Кертом о его жене и дочерях многое дал Кристин: она смогла понять его лучше, чем он, может быть, понимал себя сам.
Кристин медленно разделась перед ним в свете включенного телевизора – лампы в комнате были погашены. В глазах Керта, напряженно осматривающих Кристин от груди до кончиков ног, медленно копилась злость.
Кристин томительным движением тела изобразила нетерпеливое ожидание. Трусики скользнули на пол, девушка осталась обнаженной. Керт мгновенно вскочил на ноги, грубо толкнул ее на кровать, повалил на живот, девушка вскрикнула тихо, восторженно-тревожно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94