Но вот дочь – дело другое. Гораздо более простое. И, возможно, опасное.
Хани, Типпи, Тина, Кристин.
Как бы она ни называла себя в двенадцать-тринадцать лет, другой жизни она не знала. Одна в равнодушном Кливленде. С таким воспитанием, которое она получила, девочка вряд ли захотела бы обратиться в полицию или приют. Она инстинктивно считала власти своим врагом.
Глаза девочки на снимке светились умом и коварством, почти такими же устрашающими, как и чудовищное терпение, отражавшееся где-то в их глубине. Несомненно, она – необычная личность. Кроме того, прошла обучение сложной науке – проституции у экспертов в этой области.
Какой первый шаг сделала она в то холодное утро в Кливленде?
Всю жизнь девочка наблюдала, как мать переходит от одного покровителя к другому и, несомненно, понимала, что сама нуждается в защитнике. Поиск нужных связей должен был начаться в более теплом климате. Южная Калифорния, Аризона, Майами. Список первых возможных остановок был достаточно коротким. И поскольку девочка выросла на Востоке и Среднем Западе, она должна выбрать Майами.
Найти девушку будет легко, если она еще жива.
Уолли был доволен результатами собственной работы Слежка за Энни Хэвиленд, бывшей блестящей актрисой, а теперь ставшей бесчувственным неподвижным телом на больничной койке, изломанным и искалеченным, очевидно, навсегда, привела его к женщине без прошлого, женщине, которую все, кто знал Энни, вот уже много лет, считали мертвой. Но она не умерла. Мало того, ее сомнительные похождения позволили узнать о существовании еще одного человека – самого загадочного из них – Кристин.
Но ее Уолли отыщет, и скоро. Потому что лицо на снимке, выжидающие глаза, глядевшие на Уолли из океана пустоты, словно были его собственными.
Глава VII
Хармон Керт встал, приветствуя входящего в кабинет посетителя.
Мужчине было около тридцати лет, и выглядел он ни моложе, ни старше своего возраста. Высокий, возможно шесть футов два-три дюйма, сильный, хотя, пожалуй, чрезмерно худощав. Рукопожатие, однако, было твердым, но не назойливым.
– Фрэнк Маккенна. Рад познакомиться, сэр.
– И я, Фрэнк, тоже очень рад, – улыбнулся Керт. – Садитесь.
Пока незнакомец устраивался поудобнее в кресле для посетителей, Керт всматривался в его глаза, спокойные, светло-карие. Хотя выражение их было выжидательным, даже почтительным, взгляд казался осторожным; в нем ничего нельзя было прочесть, глаза эти не выдавали никаких мыслей. Маккенна производил впечатление спокойного, сдержанного человека, достаточно неглупого и не привыкшего сразу выкладывать карты на стол.
Впервые Керт задумался, подходит ли Маккенна для его целей. Придется выяснить.
– Ну что ж, – сказал он. – Мартин Фарроу много рассказывал о вас, Фрэнк. Насколько я понимаю, вы начали заниматься правом довольно поздно.
– Совершенно верно, сэр.
Посетитель ничего не пожелал объяснить, но Керт успел узнать, что Маккенна несколько лет тянул лямку в маленькой фирме, чтобы выплатить семейный долг, до того, как поступить на юридический факультет.
– Вижу, поздний старт не замедлил вашего бега, – кивнул Керт. – Работа в такой фирме, как «Фарроу, Фарроу и Пирс»! У вас превосходные рекомендации.
Посетитель чуть смущенно пожал плечами. Очевидно, он не любил говорить о себе.
– Но вы здесь не из-за профессиональных способностей, – сказал Керт. – Марти Фарроу лично заверил меня, что вы именно тот человек, на осторожность, основательность и доскональность которого можно положиться. Поэтому он и согласился «одолжить» вас на время для выполнения небольшого, но очень важного поручения.
– Да, сэр?
Руки Маккенны неподвижно лежали на подлокотниках кресла, намеренно малые размеры которого ничуть не снижали впечатления от его мускулистого тела.
– «Интернешнл» подписала контракт с одной актрисой, – начал Керт, складывая кончики пальцев домиком. – Ее имя – Энни Хэвиленд. Вы, вероятно, слышали о ней.
– Да, сэр, конечно.
– Как вам известно, она попала в тяжелейшую аварию и едва не умерла. Она все еще в госпитале, борется за жизнь. Ужасно страдает. Чем все это кончится – неизвестно. Какая трагедия! Мы здесь, в «Интернешнл Пикчерз», просто убиты этой бедой. Для нас все это явилось полнейшей неожиданностью. Энни очень дорога нам, и как человек, и с профессиональной точки зрения. Мы хотим, чтобы она полностью рассчитывала на нашу поддержку в этот трудный час, но у нее нет сил ежедневно принимать много посетителей, и, говоря откровенно, мисс Хэвиленд не в том состоянии, чтобы показываться на глаза, особенно людям из шоу-бизнеса. Она не может двигаться, забинтована с ног до головы. Энни – женщина гордая и предпочитает страдать в одиночестве. Керт взглянул на Маккенну.
– Вот тут вы нам и нужны, Фрэнк. Могу я назвать вас так? Мне необходим тот, кому я мог бы доверять, надежный человек с верными инстинктами. Вы должны отправиться к Энни в госпиталь и узнать, как она себя чувствует. Кроме того, я хотел бы, чтобы вы как мой официальный представитель узнали, как идет лечение, убедиться, что за ней ухаживают как следует. Мне известно, – пожал плечами Керт, – что ее доктора – прекрасные специалисты. Этого не отнимешь. Но мне нужно знать, в какой Энни палате, хорошие ли у нее сиделки, саму атмосферу, окружающую ее. Я очень беспокоюсь, что персонал доведет ее до еще большей депрессии. Больницы всегда так отвратительно безлики…
Он встревоженно поджал губы.
– Мне только необходимо увериться, делается ли для нее все, что возможно. Ваш отчет успокоит меня, Фрэнк. Я бы поехал сам, но, знаю, она не захочет, чтобы ее увидели, стремится замкнуться в своей раковине. Подозреваю, ее депрессия достигла опасных пределов. Поэтому я нуждаюсь в вас, Фрэнк. Успокойте Энни, если возможно, и в любом случае оцените ситуацию объективно. Сами представляете, главе студии очень трудно узнать чистую правду, ведь я окружен подхалимами и льстецами. Ну? Сделаете ли вы мне это одолжение?
Минутное колебание, отразившееся на лице посетителя, говорило о том, что он оценил неожиданное требование и находит его странным. Почему Керт не послал одного из своих людей выполнять такое простое поручение?
Но Маккенна только что начал подниматься по служебной лестнице в престижной фирме Фарроу и был не в том положении, чтобы отказывать в личной просьбе Хармону Керту, переданной через самого Мартина Фарроу. Придется покорно со всем соглашаться и не высказывать собственного мнения. Кроме того, просьба действительно была ничтожной.
– Хорошо, сэр, – сказал наконец Фрэнк. – Я сделаю все, что смогу.
– Прекрасно. Керт встал.
– Я знал, что могу рассчитывать на вас, Фрэнк. Марти прекрасно отзывался о вас. Похоже, вас ждет большое будущее на стезе закона.
Хармон с неожиданной неловкостью заметил, что стоя Маккенна был гораздо выше него, и, хотя в его взгляде не было высокомерия, осанка и манера держаться невольно привлекали внимание.
– Помните только, – напутствовал на прощание Керт, – эта молодая леди – большая ценность для студии. Она – великая актриса, но кроме того еще и прекрасный человек. Студия многим ей обязана, и мы намерены сделать все возможное, чтобы поддержать мисс Хэвиленд и помочь ей, пока она не выздоровеет и не сможет снова играть. Попробуйте пробиться через ее депрессию, Фрэнк, вернуть Энни к жизни. Главное, расскажите честно обо всем, что видели. Я хочу, чтобы она поскорее встала на ноги.
– Сделаю все, что смогу, сэр. Маккенна спокойно вышел из комнаты.
Керт удовлетворенно вздохнул, сел и взглянул в окно, на высокие стены студии. Если Мартин Фарроу прав, Маккенна именно тот человек, который нужен Керту. Кто-нибудь не из студии. Надежный, но без власти и крупной должности. И, возможно, молодой человек, который сочтет большой честью знакомство с такой известной звездой, как Энни Хэвиленд.
Шпион, не подозревающий о своей миссии, агент, который преданно доложит Керту… ради Энни, конечно, и никогда не заподозрит, что его работа неизбежно послужит злу.
Глава VIII
Первые три месяца после аварии Энни была прикована к постели – врачи запрещали двигаться из-за повреждения шейных позвонков. Она очень обрадовалась, когда новый ортопедический аппарат, фиксирующей шею, позволил ей повернуть голову, а более легкие лангетки сменили ненавистное скелетное вытяжение. Капельница и трубка в носу были сняты, и Энни, наконец, смогла нормально питаться. Через два месяца с челюсти удалили проволочное крепление, и Энни позволили есть любую протертую и мягкую пищу – теперь Кончита ежедневно приносила в больницу мексиканские деликатесы, а Ширли Кэнтил любовно готовила спагетти.
Чудовищная эластичная маска, закрывающая израненное лицо, тоже осталась в прошлом. Но пластический хирург продолжал закрывать ее раны от солнечного света, хотя считал, что свежий воздух целительно действует на кожу. Энни была довольна, что никто не видит ее лица, потому что знала: потребуется не одна пластическая операция, чтобы придать ее лицу хоть какое-то подобие сходства с человеческим. Девушка боялась даже представить, что скрывают ее повязки.
Колосовидную повязку бедра, фиксирующую ее левую сторону, должны были снять через двенадцать недель, если рентген покажет, что все срослось. Но из-за переломов и вывиха плеча ей нельзя будет долгое время носить тяжести. Выздоровление будет долгим и болезненным.
Все это время Энни по-прежнему была подавленной, ушла в себя, хотя отвечала на все вопросы докторов, сестер и физиотерапевтов. Острые боли от переломов, особенно в шейном позвонке, не давали покоя ни днем, ни ночью. По мере того, как возвращались силы, бессонница становилась все более безжалостной.
Энни, словно пойманная птичка, пыталась беспомощно метаться, чтобы хоть как-то повернуться в тяжелых скобах и гипсовых повязках, впадала в тяжелую, населенную кошмарами дремоту на час-другой, а потом до утра лежала в мутном, обволакивающем мозг тумане. Ночи напролет Энни проводила в одиночестве отчаяния, бесконечно мучаясь неспособностью уснуть, жалея, что не может взять книгу, чтобы скоротать время, но не в силах сосредоточиться.
Она поклялась себе не жаловаться вслух и выдерживала обещание. Но боль не унималась. Попытки врачей заменить морфий демеролом, потом дарвоном и кофеином не удавались. Боль не уходила. Несколько раз ее вновь переводили на перкодан и толвин, а при самых тяжелых приступах – на большие дозы не демерола или дилодида, от которых кружилась голова, все плыло перед глазами, а депрессия становилась еще острее, чем раньше.
Было решено, что еще через несколько месяцев Энни сделают операцию на позвоночном диске, чтобы облегчить парализующую шею боль, а пока попробуют провести электростимуляцию, проводниковую анестезию и даже иглоукалывание, но боль упорно сопротивлялась любому лечению.
То ли к концу второй недели в больнице, то ли в начале третьей – в самые первые дни в голове Энни все путалось – она заметила новое лицо в зеркале над постелью. Это был очень высокий мужчина со светло-каштановыми волосами и рыжевато-карими глазами, одетый в строгий костюм. Он бесстрастно смотрел на Энни.
– Мисс Хэвиленд. Надеюсь, я не причинил вам беспокойства. Меня зовут Фрэнк Маккенна. Хотел узнать, как вы себя чувствуете?
Энни пробормотала невнятное приветствие сквозь сомкнутые губы, предположив, что Фрэнк принадлежит к легиону любопытных, которые целыми днями пытались пробраться в ее палату, чтоб посмотреть на знаменитость.
– Я здесь по просьбе ваших коллег из «Интернешнл Пикчерз», – сказал он. – Они хотят увериться, что вы получаете все необходимое лечение. На студии очень беспокоятся за вас. Я хотел только зайти…
Но при упоминании «Интернешнл» Энни упрямо отвела глаза. Слова незнакомца упали в пустоту. За молчанием Энни чувствовался ледяной холод. Она полностью ушла в себя. Фрэнку было совершенно ясно: актриса не желает иметь с ним ничего общего.
И, конечно, он не мог ничего прочесть в этих глядевших в сторону глазах.
«Керт, – думала Энни, – решил узнать, сильно ли несчастный случай со мной опустошит бюджет компании».
За столь внезапным всплеском внимания администрации студии, без сомнения, кроется боязнь Керта, но Энни придет в голову подать в суд на кого-нибудь – больницу, страховую компанию, даже на «Интернешнл», если она посчитает, что ее не так лечат или плохо обращаются. Этот парень, Фрэнк, возможно, просто шпион, посланный Кертом с целью убедиться, что у Энни нет оснований для подачи жалобы. Ну что ж, Энни не собирается разуверять его, особенно сейчас, когда она в таком состоянии.
Энни закрыла глаза и притворилась, что спит. И через несколько секунд благодаря лекарствам она впала в глубокий наркотический сон.
Проснувшись, она, к своему удивлению, обнаружила, что незнакомец по-прежнему здесь. Он скованно сидел у окна, глядя на Энни. Девушка раздраженно вздохнула. Мужчина встал и подошел к ней. Ему было явно неловко за вынужденное пребывание в палате больной. Но тем не менее, спокойное достоинство, с которым Маккенна держал себя, произвело впечатление на Энни. Она почувствовала в нем странное качество: чисто мужскую непосредственность, которую не сумела скрыть даже неуверенная манера держать себя. Особенно привлекли девушку глаза – сдержанные, чуть настороженные, обладавшие свойством не выдавать ни единой мысли, только разве объявлявшие миру о существовании Фрэнка Маккенны. Выражение этих глаз говорило об отдаленности от остальных людей, полной свободе суждений, хотя было слишком бесстрастным, чтобы выказать малейшую агрессивность. Взгляд его был настолько нейтрален и прям, что мог бы успокоить Энни словно беседа с мудрым врачом, которому известны все беды и проблемы пациента, если бы не тот факт, что незнакомца послал Керт.
Сознание этого привело Энни в ярость. С губ сами собой сорвались гневные слова.
– Незачем вам тратить время, болтаться здесь! – выпалила она в бешенстве оттого, что проволока и бинты мешают говорить связно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94