— Смотря насколько серьезно дело, — сказал Прокоп.
— Ведь разные есть дела, — добавил Мальдан.
— А на этом деле можно еще что-нибудь заработать, помимо того, что вы дадите? — спросил Пильтрус.
— Если там можно подраться, мы будем поуступчивее, — заметил Мальмор.
— Если эти действия не направлены против какой-нибудь церкви или какого-нибудь монастыря, договоримся, — промолвил Лактанс.
— Особенно если все будет происходить при лунном свете, — заявил Фракассо. — Я стою за ночные вылазки: они поэтичны и живописны.
Ивонне ничего не сказал: он рассматривал незнакомца.
Шарфенштайны сосредоточенно жарили мясо.
Все эти замечания, превосходно характеризовавшие каждого из наемников, были сделаны почти одновременно.
Молодой человек улыбнулся.
Он сразу ответил на все вопросы, переводя взгляд на того из наемников, которому предназначалась соответствующая часть ответа.
— Да, дело серьезное, — сказал он, — серьезнее некуда! И хотя есть шансы заработать кое-что сверх моей платы и подраться случай будет, я сразу хочу предложить вам такую сумму, какая устроит самых несговорчивых… Впрочем, люди набожные могут успокоиться, — добавил он, — речь не идет ни о монастыре, ни о церкви, и весьма возможно, что для большей верности мы будем действовать только ночью, но должен сказать, что я бы предпочел темную ночь светлой.
— Тогда, — сказал Прокоп, кому обычно вменялось в обязанность защищать интересы сообщества, — изложите дело поподробнее, и мы посмотрим, сможем ли мы его принять.
— Вы должны, — сказал молодой человек, — обязаться следовать за мной как в ночную экспедицию, так и на вылазку, битву или сражение днем.
— И что мы должны будем делать, следуя за вами в эту ночную экспедицию, на эту вылазку, эту битву или это сражение?
— Напасть на того, на кого нападу я, окружить его и бить до тех пор, пока он не умрет.
— А если он сдастся?
— Я заранее предупреждаю, что не дам ему пощады.
— Чума вас побери! — воскликнул Прокоп. — Так это смертельная ненависть?
— Да, смертельная, вы правильно сказали, мой друг.
— Прекрасно, — проворчал, потирая руки, Мальмор, — вот это разговор!
— Но, — сказал Мальдан, — если он будет готов заплатить хороший выкуп, мне кажется, нам лучше получить выкуп, чем убивать.
— Поэтому я буду договариваться и о выкупе и об убийстве одновременно, предвидя оба случая.
— То есть, — продолжал Прокоп, — вы покупаете этого человека мертвым или живым?
— Да, мертвым или живым.
— И сколько за мертвого? И сколько за живого?
— Одинаково.
— Но, — произнес Мальдан, — мне кажется, что живой человек все же дороже мертвого?
— Нет, ведь я куплю живого, чтобы сделать из него мертвого.
— Ну, — спросил Прокоп, — и сколько вы даете?
— Минутку, Прокоп! — прервал его Ивонне. — Господин Вальдек должен соблаговолить назвать имя этого человека.
Молодой человек невольно отступил назад.
— Вы произнесли имя… — сказал он.
— Это ваше имя, сударь, — ответил Ивонне; наемники переглянулись, поняв, что на этот раз интересы сообщества лучше защищать возлюбленному Гудулы. Молодой человек нахмурил густые рыжие брови.
— Откуда вы меня знаете? — спросил он.
— Хотите, чтобы я сказал? — ответил Ивонне. Вальдек заколебался.
— Вспомните замок Парк, — продолжал Ивонне. Вальдек побледнел.
— Вспомните лес Сен-Поль-сюр-Тернуаз.
— Именно потому, что я помню его, я здесь, — сказал Вальдек, — и именно поэтому сделал вам предложение, которое вы обсуждаете.
— Значит, речь идет о том, чтобы убить герцога Эммануила Филиберта, — спокойно произнес Ивонне.
— Дьявольщина! — воскликнул Прокоп. — Герцога Савойского?!
— Видите, как полезно объясниться, — сказал Ивонне, искоса взглянув на товарищей.
— А почему же нельзя убить герцога Савойского?! — воскликнул Мальмор.
— Я не говорю, что его нельзя убить, — вмешался снова Прокоп.
— И прекрасно! — сказал Мальмор. — Раз нас нанял господин адмирал, герцог Савойский — наш враг и я не вижу, почему нам не убить его как любого другого?
— Ты совершенно прав, Мальмор, — ответил Прокоп, — и герцога Савойского можно убить как любого другого… только стоит это дороже!
Мальдан кивнул в знак согласия.
— Намного дороже! — подтвердил он.
— Уж не говоря о том, — добавил Лактанс, — что в этом случае мы рискуем спасением своей души.
— Ба! — воскликнул Вальдек с мерзкой усмешкой. — Ты думаешь, что Бенвенуто Челлини проклят за то, что он убил коннетабля де Бурбона, если, конечно, он не попал в ад за другие грехи?
— Коннетабль де Бурбон был мятежник, distinguo note 33, — сказал Прокоп.
— И, поскольку он сражался против папы Климента Седьмого, он был отлучен от Церкви, — добавил Лактанс, — и убить его было благочестивым делом!
— А ваш герцог Савойский — друг папы Павла Четвертого, ну так что? — спросил Вальдек, пожимая плечами.
— Да ведь дело не в этом, а в цене, — сказал Пильтрус.
— Ну, — произнес Вальдек, — вот мы и вернулись к делу… Что вы скажете о пятистах золотых экю? Сто в качестве задатка, а четыреста — когда дело будет сделано? Прокоп покачал головой:
— Я скажу, что это стоит дороже.
— Очень жаль, — ответил Вальдек, — потому что я, чтобы не терять время, назвал последнюю цену… У меня есть пятьсот золотых экю и ни каролуса больше. Если вы отказываетесь, я буду вынужден искать кого-нибудь другого.
Наемники переглянулись: пятеро из семерых отрицательно покачали головами. Мальмор один готов был согласиться, потому что видел в этом повод для драки; Фракассо впал в свои поэтические мечты.
— Впрочем, — сказал Вальдек, — время терпит… Подумайте. Вы знаете меня, а я — вас, мы находимся в одном городе, и нам будет легко найти друг друга.
И, простившись с собеседниками легким поклоном, он повернулся и вышел.
— Вернуть его? — спросил Прокоп.
— Черт! — воскликнул Мальдан. — Пятьсот золотых экю на дороге не валяются!
— И потом, — добавил Ивонне, — если это все, чем он владеет, так и самая красивая девушка в мире может дать только то, что у нее есть.
— Братья мои, — сказал Лактанс, — Небо хранит жизнь великих мира сего, и, покушаясь на них, рискуешь спасением души. А потому покушаться на их жизнь следует только за такую сумму, которая позволит купить индульгенцию как в случае удачи, так и в случае неудачи. Ибо намерение — мне еще вчера об этом толковал достойный приор якобинцев — равнозначно деянию.
— Нам и в самом деле, — сказал Пильтрус, — предлагают меньше, чем оно стоит… А если мы осуществим эту идею для себя?
— Да, — сказал Мальмор, — давайте осуществим!
— Господа, — прервал их Прокоп, — идея принадлежит господину Вальдеку, он нам ее доверил, и присваивать ее было бы воровством… Вы же знаете мои принципы в области права.
— Хорошо, — сказал Ивонне, — если идея, как ты говоришь, принадлежит ему и он имеет на нее право собственности, я считаю, что нужно согласиться на пятьсот золотых экю.
— Да, соглашаемся и — к бою! — воскликнул Мальмор.
— О, не надо спешить, — возразил Мальдан.
— А если он с другими сторгуется? — спросил Ивонне.
— Да, если он с другими сторгуется? — повторил Прокоп.
— Соглашаемся и — к бою! — проревел Мальмор.
— Да, да, соглашаемся! — закричали все дружно.
— Зоглашаемся! — сказали в один голос Шарфенштайны, которые вошли в это время в палатку, неся на доске зажаренный кусок говядины; они понятия не имели, о чем речь идет, и просто присоединились к большинству, доказав этим, как всегда, свою покладистость.
— Тогда пусть кто-нибудь побежит и вернет его сюда, — сказал Прокоп.
— Бегу! — сказал Мальмор. И он бросился бежать.
Но в ту же самую минуту со стороны предместья Иль донеслись выстрелы, тут же перешедшие в частую перестрелку.
— К бою! К бою! — закричал Мальмор, вытащил шпагу и бросился на шум, доносившийся со стороны, прямо противоположной той, в которую удалился Вальдек, ушедший к Водяной башне.
— Ого! У предместья Иль сражаются! Глянем, как там Гудула! — воскликнул Ивонне.
— А наше дело? — воскликнул в свою очередь Прокоп.
— Кончай сам, — ответил Ивонне, — ты всегда все хорошо делаешь. Я даю тебе все полномочия.
И он бросился вслед за Мальмором, который уже успел проскочить через первый мост и бежал по острову, образующему протоку Сен-Пьер.
Последуем и мы за Мальмором и Ивонне, чтобы не пропустить ничего из происходящего в предместье Иль.
IX. БИТВА
Читатель помнит, что, уходя во дворец коменданта на отдых, адмирал приказал сделать вечером вылазку, чтобы поджечь дома, которые стояли вдоль внешнего бульвара и из окон которых испанцы в безопасности вели огонь против защитников города, а те, находясь ниже этого уровня за стенами, никуда не могли от него укрыться.
Приказ был отдан Телиньи, Жарнаку и Люзаршу.
Согласно полученному приказу, в шесть часов вечера эти офицеры собрали около ста человек из своих собственных отрядов и присоединили к ним сто двадцать горожан-добровольцев под командованием Жана и Гийома Поке.
Эти двести двадцать человек собирались атаковать две тысячи.
Как мы уже сказали, в тридцати шагах от старой стены дорога раздваивалась — одна ее ветвь уходила на Гиз, а другая — на Ла-Фер.
Дома, которые надлежало разрушить, были расположены по обе стороны этой дороги и ее ответвлений.
Отряд должен был, следовательно, выйдя за пределы старой стены, разделиться, двигаясь один — налево, другой — направо и одновременно поджигая дома на своем пути.
Гийом и Жан Поке, хорошо зная местность, вызвались вести эти два подразделения.
В половине седьмого вечера ворота предместья Иль отворились и из них беглым шагом вышел отряд.
Но, как ни старались удержать в тайне сборы и как ни мгновенна была вылазка, часовые заметили сборы, так что Карондолет и дон Хулиан Ромерон вылазку предвидели.
В результате на подходах к каждой из улиц французов ждал вдвое превосходящий их численностью отряд испанцев и из каждого окна по ним велся смертельный огонь.
Но натиск французов был столь силен, что сопротивление отрядов испанцев, оборонявших обе улицы, было сломлено и, несмотря на то что из окон велся огонь, удалось захватить пять или шесть домов.
Само собой разумеется, что Мальмору, кричавшему, рычавшему, ругавшемуся и, самое главное, наносившему удары, удалось оказаться во главе одной из двух колонн и первым ворваться в какой-то дом.
Однако, оказавшись там, он забыл, что это нужно было сделать только для того, чтобы дом поджечь, и кинулся по лестнице на верхний этаж.
Те же, кто следовали за ним, забыли, что он ворвался первым, и, помня только приказ, навалили в нижних комнатах охапки хвороста, особенно у подножия лестницы.
Затем они подожгли его.
Одновременно с этим были подожжены еще два или три дома вдоль бульвара. Сначала испанцы сочли, что это обыкновенная вылазка, но потом, увидев
клубы дыма, вырывавшиеся из окон первых этажей, они поняли цель французов. Тогда они кинули против маленького отряда силы, в десять раз превосходившие его численностью, и отбросили французов.
Но частично все же французы своей цели достигли: пламя начало пробиваться сквозь крыши двух или трех домов.
Читатель помнит, что Ивонне, никоим образом не участвовавший в вылазке, решил отправиться к мадемуазель рудуле, чтобы, насколько это было в его силах, умерить ее страхи, а они были велики, потому что, как мы уже сказали, и отец и дядя девушки участвовали в вылазке в качестве проводников.
Несколько минут стоял такой шум от криков, воплей и выстрелов, что Ивонне, желая сам видеть происходящее, забрался на чердак; девушка следовала за ним как тень — отчасти из страха, но в основном из любви.
Через слуховое окно они смогли увидеть, что происходит вокруг.
Продолжалась перестрелка из аркебуз, но одновременно с этим стал слышен скрежет металла об металл, свидетельствуя о том, что на улицах сражаются врукопашную.
Но это еще было не все.
Как уже говорилось, четыре или пять домов горели, из окон валил дым, и было видно, что в огне и дыму в ужасе мечутся люди.
Это были испанцы, захваченные врасплох пожаром: поскольку лестницы были подожжены, люди не могли выбраться с верхних этажей.
Ужас царил во всех подожженных домах, но в одном из них он, по-видимому, дошел до предела.
Это был тот дом, в котором Мальмор, не обращая никакого внимания на пожар, сражался, нанося в дыму и пламени чудовищные удары.
Когда Ивонне выглянул в слуховое окно, действие происходило на втором этаже.
Наиболее дальновидные из испанцев, защищавших этот этаж, видя, что им приходится сражаться с пламенем и с человеком, казавшимся самим духом, выпрыгивали из окон.
Другие непроизвольно бросились на третий этаж.
Мальмор, не обращая никакого внимания на выпрыгивавших из окон, кинулся за беглецами на третий этаж, со страшным рыком извергая свой любимый клич «К бою!».
А стихия огня тем временем производила свое разрушительное дело. Мальмор преследовал испанцев, а огонь преследовал Мальмора.
Несомненно, именно этому могущественному союзнику, который двигался за ним по пятам, Мальмор, не обращавший на него ни малейшего внимания, был обязан своей неуязвимостью, столь ему не свойственной.
Вскоре весь третий этаж, как и до того второй, заполнился дымом и сквозь доски пола проникли языки пламени.
Тогда несколько испанцев, пренебрегая опасностью разбиться, прыгнули из окон третьего этажа, как до того их товарищи прыгнули со второго.
Остальные попытались спастись, выбравшись на крыши.
Двое вылезли через слуховое окно; затем появилась половина третьего; мы говорим «половина третьего», так как этому третьему, видно, что-то мешало, и по его гримасам можно было безошибочно определить: с той его частью, которая еще осталась внутри дома, происходит нечто крайне неприятное.
Это Мальмор обрабатывал слишком неповоротливую часть преследуемого ударами шпаги.
После нескольких бесплодных усилий присоединиться к товарищам, бежавшим по гребню крыши, испанец стал сползать внутрь, и, хотя он отчаянно пытался уцепиться за край окна, ему это не удалось и он окончательно исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127