Странные господа в безвкусных нарядах многозначительно переглянулись, выхватили из внутренних карманов твидовых пиджаков блокноты и карандаши и навострили уши.
– Ваши обвинения надуманны, мадам, – заявил Шелбурн, проведя ладонью по складкам дорогой сорочки. – Я никого не высмеивал и не оскорблял, а только процитировал слова лорда Ремингтона Карра, весьма влиятельного вельможи.
– И скандально известного радикала, презирающего женщин и подрывающего моральные устои общества. Славный образец для подражания! Следуя ему, сэр, вы далеко зайдете на политическом поприще. – Антония брезгливо поморщилась.
– Уверяю вас, мадам, что я и в мыслях не имел унизить женщин! – воскликнул Шелбурн, совершенно растерявшись. – Мое выступление основывалось на моем глубочайшем убеждении, что с принятием нового закона о семье и браке никаких изменений в сложившейся ситуации не произойдет, а потому требуются другие, более эффективные меры. К примеру, те, которые, предлагает лорд Карр.
– Он пустой фразер и демагог, рядящийся в тогу вольнодумца и прогрессиста! – в сердцах воскликнула Антония. – В действительности же им движут эгоизм и сластолюбие. Критикуя институт брака, он проявляет неуважение к морали и фактически призывает общество разрешить безбожную свободную любовь!
После таких слов вокруг леди Антонии возникло оживление. Кто-то из мужчин ее поддержал:
– Она абсолютно права! Лорд Карр проявляет полное неуважение к нормам морали и отсутствие здравого смысла.
Антония оглянулась и посмотрела на своего неожиданного союзника: им оказался широкоплечий высокий мужчина в темно-сером сюртуке и сизом жилете, с которыми удачно сочетались серебристый галстук в полоску и головной убор такого же цвета. В руке он держал трость с золотым набалдашником, на привлекательном лице сияла надменная ухмылка. Весь его мужественный облик дышал аристократической элегантностью, а глубоко посаженные глаза и тонкие губы говорили о твердом характере. Антония внезапно почувствовала волнение и отвела взгляд.
– Что же касается личных грехов, – продолжал незнакомец, разбойнически кривя рот и сверкая глазами, – то они вряд ли будут учтены при его земной жизни. Ответ за них ему придется держать перед Всевышним. Одно лишь я могу сказать с полной уверенностью: как и большинству мужчин, ему всегда приходилось щедро оплачивать свои амурные утехи.
Все присутствующие захихикали, импозантный незнакомец усмехнулся и вперил дерзкий взгляд в Антонию. Она остолбенела, сообразив, что это вовсе не союзник, а циничный насмешник, и, собравшись с духом, воскликнула:
– Я уверена, что лорд Карр, как и все праздные джентльмены, никогда не платит женщинам сполна, ограничиваясь жалкими унизительными подачками. Видимо, дамы его круга наскучили ему, и он пытается распространить свое тлетворное влияние на все общество.
– Вы заблуждаетесь, миледи, записывая его в женоненавистники, – возразил ей незнакомец, вскинув брови. – Он горячий сторонник суфражисток, поддерживает их требование предоставить женщинам право голосовать на выборах в парламент и возможность работать.
– Он толкает их на уличную проституцию! – вскричала Антония, глядя в темные масленые глаза незнакомца и чувствуя предательскую слабость в ногах. – Эти бедные женщины не приспособлены к труду и не владеют никакой профессией. Они рождены, чтобы хранить домашний уют и воспитывать детей. Он же предлагает им спуститься в шахты, встать к станкам, таскать тяжести или рыбачить. Подобные бредовые идеи заведомо обречены на провал.
– И тем не менее, милая леди, женщины уже трудятся в угольных шахтах Уэльса, на кирпичных фабриках, в ткацком производстве и даже рыбачат! – воскликнул оппонент, вскидывая длинный указательный палец и обнажая ровные белые зубы. – Не говоря уже о том, что они работают в конторах, больницах, лавках и магазинах.
– Среди них нет ни одной леди! Вы говорите о простолюдинках, – возразила ему Антония. – В основном это несчастные женщины, не сумевшие обзавестись семьей, либо жертвы стечения обстоятельств и своих беспечных мужей. Место женщины дома, сэр! А мужчина обязан ее всем обеспечивать!
– Независимо от того, хочет ли он этого сам?
– Каждому пришедшему в этот мир определена и его роль, и судьба, – парировала Антония. – Не всякому человеку дано влиять на свою участь!
– По-вашему, женщина от самого своего рождения наделена небесами безусловным правом жить на всем готовом, в достатке и довольстве, не зная ни горя, ни хлопот? Любопытная философия! А другая – мужская – часть земного населения должна безропотно выполнять все ее приказы? Забавно! – Он ухмыльнулся и добавил, многозначительно подмигнув Шелбурну и его приятелям: – С удовольствием продолжил бы наш увлекательный спор, мадам, но у меня серьезное деловое свидание. Буду рад, однако, возобновить этот разговор завтра вечером на приеме, устраиваемом лордом и леди Эллингсон. Если, конечно, вас туда тоже пригласили. До свидания!
Он отвесил ей почтительный поклон и покинул зал, кивнув на прощание своим знакомым.
Придя в чувство после перенесенного шока, леди Антония проводила его долгим взглядом и, обернувшись к Шелбурну, промолвила, радуясь в душе тому, что вуаль скрывает румянец на ее лице:
– Вот видите, сэр, как быстро распространяется идиотизм! Стоило вам только озвучить отрывки маразматических сочинений лорда Карра, как его пагубными идеями уже заразились некоторые впечатлительные джентльмены.
Шелбурн с недоумением похлопал глазами, широко улыбнулся и произнес:
– Джентльмен, с которым вы только что дискутировали, и есть Ремингтон Карр собственной персоной. Граф Ландон!
Антония, судорожно вздохнув, повернулась и, ни слова не говоря, пошла прочь, едва не сбив с ног оказавшегося на ее пути репортера. Пробормотав извинения, она подхватила тетушку Гермиону под локоть и вместе с ней вскоре исчезла за дверью, сопровождаемая руладами гомерического мужского хохота.
Ее лицо пылало от негодования. Да как посмел этот подлец Ремингтон Карр выставить ее на посмешище в стенах парламента! Лишь на полпути к дому, в карете, Антония сумела собраться с мыслями и духом и попыталась хладнокровно оценить случившееся. После этого ей стало даже хуже, она почувствовала себя полной дурой и готова была провалиться сквозь землю от стыда. Такого унижения, как сегодня, ей еще никогда не доводилось испытывать.
Граф представлялся ей унылым обозленным старикашкой, затаившим обиду на женщин еще с юных лет в связи с тем, что был обделен их благосклонностью. Так и не сумев построить свое личное счастье, этот богатый и образованный господин, как ей казалось, объявил крестовый поход против всего женского пола и института брака. Свою жизнь он заканчивал одиноким и мстительным неудачником, коротающим дни за сочинением фельетонов и пасквилей.
Его опусы не содержали даже намека на то, что их автором является высокий элегантный смуглый господин с интригующей улыбкой и блестящими глазами, одетый по последней моде. Как же могла она впасть в такое чудовищное заблуждение?
– Ему надлежало быть отвратительной жабой, усыпанной мерзкими бородавками, а не щеголеватым красавцем сердцеедом! – в сердцах воскликнула Антония, с ненавистью вспоминая ухмыляющуюся физиономию Ремингтона.
– Что ты там бормочешь, деточка? – испуганно спросила Гермиона. – Эти твои визиты в палату общин доведут тебя до ипохондрии! Тебе вредно часто посещать мужские сборища.
– Содержание должно соответствовать форме, – продолжала рассуждать Антония. – Это надо узаконить.
– Я вижу, милочка, этот симпатичный господин разбередил твои чувства, – поджав губы, промолвила проницательная старая дама. – Что ж, может быть, оно и к лучшему…
– Этого я не говорила! – покраснев, огрызнулась Антония.
Несносный граф и в самом деле имел эффектную внешность, и Антония не могла не заметить этого. Пока она внушала себе, что в любом случае он ее заклятый враг, тетушка Гермиона пожевала губами и сказала:
– Разумеется, ты туда поедешь.
– Куда именно? – нахмурив брови, спросила Антония, прекрасно зная, что обмануть Гермиону невозможно.
– На прием, устраиваемый Эллингсонами, куда же еще! Констанция вот уже два года как зазывает тебя на свои балы. Пошлешь ей с посыльным записку и тотчас же окажешься в списке приглашенных.
– Да с какой стати мне к ней ехать?
– Ну, хотя бы ради того, чтобы поставить этого дерзкого графа на место! – с лукавой усмешкой ответила Гермиона. – Ему пора послушать лекцию о семье и браке, а кто знает этот вопрос лучше, чем ты? Вот и просветишь его! Нужно утереть этому выскочке нос.
Антония и сама понимала, что нельзя оставлять эту выходку без отмщения. Он явно бросил ей вызов, оставив ее перед почтенной публикой и предложив продолжить дискуссию на балу у Эллингсонов. Антония передернула плечами, уселась поудобнее и уставилась в окошко.
Ее гордость требовала отмщения за нанесенное публичное оскорбление, но рассудок нашептывал, что она рискует снова оказаться в ловушке и окончательно опозориться. Удастся ли ей сохранить хладнокровие под проницательным взглядом его темных глаз? Не потеряет ли она волю и разум, увидев его чувственные губы?
Карета остановилась, Гермиона открыла дверцу и впустила внутрь поток солнечного света. Кучер проворно спрыгнул на землю и помог даме выбраться на свежий воздух. Антония очнулась, встряхнула головой, отгоняя тревожные мысли, и тоже вышла из кареты. Как только ее ноги ступили на брусчатку, к ней вернулась твердость, а в голове начало зреть решение. Расплатившись с кучером, она бодро пошла по дорожке к дверям своего особняка. Ее глаза светились от перевозбуждения и напряженной умственной работы, щеки пылали, а по спине ползли мурашки – то ли от смутных, тревожных предчувствий, то ли от необъяснимой радости.
После стремительного ухода леди Антонии из здания парламента Шелбурн и его приятели перешли в курительный зал, намереваясь выпить по случаю своей победы. За молодым членом палаты общин увязался один из репортеров, и Шелбурн ускорил шаг, надеясь укрыться в недоступном для гостей помещении. Однако журналист догнал его и воскликнул:
– Я потрясен вашей великолепной речью, сэр! Позвольте задать вам пару вопросов! Кто эта очаровательная леди, напавшая на вас в фойе, словно злобная фурия?
– Отстаньте, Фитч! – с раздражением огрызнулся парламентарий. – Когда же вам наскучит всюду совать свой любопытный нос?
– Вижу, что эта пламенная леди, ополчившаяся на дамского угодника, задела вас за живое! Но какая божественная у нее, однако, фигурка! Осиная талия, большая грудь, крутые бедра! Даже лиловое платье не смогло скрыть ее природные прелести.
– Вы пошляк, сударь! Уйдите прочь! – сказал Шелбурн, отметив, что репортер дал Ремингтону Карру весьма оригинальное прозвище.
Руперт Фитч, пописывающий статейки для журнала суфражисток и охотившийся за скандальными происшествиями для одной бульварной газетки, воспринял слова члена парламента как комплимент. Он уже давно наблюдал за деятельностью богатого аристократа лорда Ремингтона и собрал на него пухлое досье, вынашивая идею в один прекрасный день взорвать информационную бомбу и потрясти подробностями личной жизни графа Карра весь бомонд. Тягаться с акулами пера с Флит-стрит он по причине скудоумия не мог. А вовремя преподнесенная читателям сенсация могла бы существенно повысить его статус и в одночасье сделать его популярным автором.
– Чем же, по-вашему, насолил этой дамочке граф Ландон? Может быть, он соблазнил ее и бросил? Проник в ее святая святых, разбередил в ней эмоции и коварно отверг?
Вместо ответа Шелбурн затравленно огляделся по сторонам, бесцеремонно оттолкнул репортера плечом и скрылся за массивными дверями курительного зала, доступ в который посторонним был запрещен. Раздосадованный журналист чертыхнулся и уже собрался было убраться восвояси, когда внезапно дверь приоткрылась и выглянувший из-за нее Шелбурн поманил его пальцем.
– Так и быть, Фитч, – заговорщически произнес он, когда к нему подбежал обрадованный репортер. – Сообщу вам одну любопытную информацию. Эту очаровательную фурию в эффектном фиолетовом платье зовут леди Антония Пакстон. Она вдова, весьма богата, занимается благотворительностью и проповедует идеи святости брака. В своем доме она частенько дает приют бедным одиноким женщинам, которых потом удачно выдает замуж. Остальное вам подскажут чутье и воображение.
Фитч прищурил свои мышиные глазки и сказал:
– С меня причитается, мистер Шелбурн!
Глава 4
На город мягко опустилась ночь. Легкий дождь, выпавший ранним вечером, освежил воздух и обострил ароматы садов. Лондонцы распахивали окна и усаживались на террасах в плетеных креслах, чтобы полюбоваться закатом, почитать газету и поговорить о том о сем. Возле большого дома Эллингсонов на Парк-лейн царило оживление, к нему то и дело подкатывали элегантные экипажи с гостями. Господа во фраках и дамы в шикарных платьях величественно проходили в особняк и разбредались по гостиным и террасам, убранным цветами, приятно оживляющими помпезную меблировку и смягчающими ослепительный блеск паркета, зеркал, позолоты и хрусталя.
Прибыл в этот чертог и Ремингтон Карр, одетый в свой лучший костюм и готовый к схватке. Появление графа в этом доме вызвало переполох среди прекрасных дам, они провожали его восхищенными взглядами и перешептывались, пряча лица за веерами. Граф не был завсегдатаем балов и званых ужинов, и его появление там вызывало сплетни и пересуды. Не стал исключением из этого правила и прием, устроенный либерально настроенным лордом Эллингсоном. Пожимая руки мужчинам и раскланиваясь с дамами, граф втайне высматривал в толпе леди Антонию Пакстон.
Знакомство с ней, вернее, их первая словесная дуэль, стало для него малоприятным сюрпризом, граничащим с замешательством. Из того, что он слышал об этой одиозной даме, он заключил, что она даже и не женщина, а хищное звероподобное существо вроде носорога, гиены, шакала или дракона, извергающего дым и пламя, хвостатое и рогатое, старое и весьма массивное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56