Очевидно, экстравагантный наряд этой старушки настолько поразил его, что он остолбенел и вытаращил глаза. Леди Антония, видимо ожидавшая такой реакции, улыбнулась и сказала:
– Позвольте вам представить, граф, мою тетушку, леди Гермиону Пакстон-Фиддинг, вдову адмирала Томаса Эджертона Филдинга.
– А также сэра Денниса Стюарта, мистера Питера Бингемптона и бригадира Стивена Де вера. Прошу вас иметь это в виду! – заявила старая перечница, сверля Ремингтона глазами-бусинками. Она встала и, хитро прищурившись, добавила, протягивая гостю морщинистую руку: – Рада с вами познакомиться, ваше сиятельство!
– Для меня знакомство с вами – большая честь, – ответил граф и, поклонившись, пожал ей руку.
– Я хочу вам представить и других домочадцев: миссис Поллианну Куимбиз и ее сестру, миссис Пруденс Куимбиз, – они обе вдовы покойных братьев Куимбиз, служивших в министерстве торговли.
Ремингтон окинул рассеянным взглядом обеих вдовушек – хмурую худосочную Поллианну и пухленькую улыбчивую Пруденс, кивнул и пожал им руки.
Леди Антония продолжила знакомить его с присутствующими женщинами:
– Это миссис Элинор Бут, вдова Эдмонда Бута, изобретателя самозаполняющегося резервуара вечного пера, и миссис Молли Макфадцен, вдова Сесила Макфадцена, владельца лавки на фермерском базаре.
– Он был мясником, – пояснила Молли с застенчивой улыбкой. – Рада с вами познакомиться, ваше сиятельство! Вот уж не думала, что когда-нибудь пожму руку лорду! – добавила она и залилась румянцем.
– Миссис Флоренс Сейбл, вдова мистера Джереми Сейбла, известного оксфордского портного, – сказала Антония, представляя графу хрупкую миловидную пожилую даму. – А это – Виктория Бентли, вдова каретных дел мастера Харольда Бентли.
– А также лейтенанта Эдгара Джеймисона, служившего в драгунском полку ее королевского высочества, – добавила привлекательная молодящаяся вдовушка, улыбнулась и сделала изящный реверанс.
Затем ему были представлены еще три дамы – Гертруда, Пэнси и Мод, фамилии ни одной из которых он не запомнил, поскольку внезапно сообразил, что в доме Антонии обитает чертова дюжина приживалок, и был этим так поражен, что временно окаменел. Все эти несчастные создания отправили на тот свет, предварительно изнурив и обобрав, около двух десятков английских мужчин, добропорядочных семьянинов и джентльменов. От этой мысли графу стало жутковато.
Наконец дошла очередь и до старушки в цветастом красном платье и шляпке в форме блюда для фруктов. Повысив голос, Антония произнесла:
– Миссис Клео Ройял, вдова знаменитого актера Фокса Атертона Ройяла и бывшая актриса, объездившая вместе с супругом всю Европу и покорившая своим мастерством зрителей многих столиц.
– Очень приятно с вами познакомиться! – подав графу сухую, обвитую венами руку, громко промолвила старая актриса. – Так, значит, вы граф Ландон? У меня когда-то был короткий роман с одним вашим родственником по прозвищу Малыш. Я сохранила о нем самые теплые воспоминания. Малыш прославился своим.
– Не волнуйтесь, Клео, вам это вредно! – перебила ее леди Антония, почему-то покраснев.– У графа еще много дел сегодня. – Она взяла Ремингтона под руку и увела его на середину гостиной, где негромко спросила: – Ну и какое впечатление произвели на вас мои дамы? Надеюсь, что благоприятное. Вот они-то и станут на две недели вашими наставницами.
– Кем они станут? – переспросил Ремингтон, нахмурившись и расправляя плечи.
– Вашими наставницами, сэр, – сухо повторила Антония, едва сдерживая смех. – Они обучат вас основам женского труда. За столь короткий срок им вряд ли удастся передать вам весь свой богатый опыт, но вы сможете расширить свои познания в домоводстве позже, самостоятельно, разумеется. Если пожелаете.
– Но позвольте, леди Пакстон! Я полагал, что вы лично займетесь моим обучением, – возразил граф Ландон, оправившись от потрясения. – Это было одним из условий нашего пари!
– Я буду консультировать вас, если в этом возникнет потребность, – скромно потупив глаза, сказала Антония. – И контролировать весь учебный процесс.
Так вот в чем состоял ее истинный замысел – заставить его прислуживать дюжине одряхлевших подружек! И превратить его, лорда, в мальчика на побегушках, лакея, безропотного исполнителя женских прихотей. Нет, это совершенно недопустимо и немыслимо! До такого унижения он не опустится! К тому же эти ведьмы дьявольски опасны, раз они свели в могилу стольких достопочтенных джентльменов. Похоже, хитрый маневр этого лукавого ангелочка свел насмарку все его планы.
– Но ведь это абсурд! – с негодованием воскликнул он. – Я на такие условия не согласен, мадам!
– В таком случае, сэр, вам следует признать свое поражение, – мелодично промолвила леди Антония. – Как проигравшей стороне, вам надлежит написать и в течение недели опубликовать статью в «Таймс», где вы принесете мне извинения и заявите, что пересмотрели свои прежние взгляды на семью и брак и теперь считаете, что женщина должна поддерживать порядок в доме и растить детей, а мужчина обязан содержать жену и хранить ей верность до гроба, поскольку, только женившись, он обретает смысл жизни, душевный покой и домашний уют.
От одной лишь мысли об ожидающем его позоре в случае капитуляции перед этой женщиной и публичного отказа от своих главных жизненных принципов Ремингтона едва не стошнило. Но бегство с места их своеобразного состязания повлекло бы за собой не менее печальные последствия: высшее общество с презрением отвернулось бы от жалкого труса, не сдержавшего слова. Эта коварная плутовка Антония Пакстон умудрилась поставить его в тупиковое положение! Да за одно лишь это она заслуживала самого сурового наказания!
Между тем виновница его нынешнего смятения хранила молчание, хитро ухмыляясь, как шкодливая кошка, съевшая хозяйскую канарейку. Взгляды же ее престарелых подружек, убеленных сединой и умудренных опытом порабощения подобных ему самонадеянных холостяков, не сулили графу ничего хорошего. Он собрался с духом, выпятил грудь и напыщенно заявил:
– Об отказе от пари не может быть и речи! Тем более в ситуации, когда мои шансы на выигрыш так велики!
Улыбка на лице хозяйки дома стала еще шире, а в глазах ее вспыхнул дьявольский огонь. – Вот и прекрасно! – сказала она. – Тогда извольте следовать за мной. Я расскажу вам, чему именно вам предстоит научиться. И мы обсудим план занятий.
Услышав словечко «план», лорд Карр насторожился, однако безропотно последовал за леди Антонией в столовую, утешаясь мыслью, что хотя бы на непродолжительное время он избавится от общества старых мегер. Однако радость его была недолгой: вскоре в коридоре за его спиной раздалось шарканье их ног и зловещее перешептывание, свидетельствующее, что они устремились за ними.
Столовая представляла собой просторный светлый зал с высокими створчатыми окнами, выходящими в старый сад, с украшенным изящной лепниной потолком, резными карнизами, обитыми малиновым, зеленым и голубым шелком стенами, овальными зеркалами в позолоченных рамах, висящими над ореховыми буфетами, и большим обеденным дубовым столом, вокруг которого стояли кресла с высокими спинками, жесткими сиденьями и подлокотниками. Яркий солнечный свет выгодно оживлял атмосферу помещения и придавал ему естественное тепло и уют.
Граф оторвал взгляд от искусно выполненной люстры и взглянул наконец на хозяйку дома. Глаза его стали медленно вылезать из орбит от изумления, перерастающего в ужас: окруженная старыми фуриями, Антония протягивала ему громадный дамский корсет.
А в это время в сотне ярдов от дома леди Пакстон разыгралась не менее занимательная сцена. Затаившийся возле чугунной ограды Грин-парка репортер Руперт Фитч, всю ночь шпионивший за лордом Карром, был наконец-то сторицей вознагражден за все свои страдания: из проулка, ведущего на задний двор роскошного особняка напротив парка, появился извозчик грузового фургона, который привез колотый лед для хозяйственных нужд обитателей этого квартала. Очевидно, пока слуги разгружали фургон, уставший кучер решил размять ноги. Фитч изобразил улыбку на своей небритой физиономии, отделился от ограды и быстрым шагом направился к нему в надежде выпытать полезные сведения.
Прежде чем ответить на заданный ему вопрос – кому принадлежит этот великолепный дворец за его спиной? – лохматый малый смачно высморкался, зажав пальцем ноздрю, прямо на мостовую, сплюнул и лишь тогда хрипло сказал:
– Сэру Джеффри, мир его праху! После смерти старого Пакстона там живет его вдова в окружении множества приживалок и бездомных кошек. Вот такие-то, брат, дела!
– Значит, владелицу дома зовут леди Антония Пак-стон? – оживившись, переспросил Фитч. – Спасибо, приятель!
Репортер подтянул узел галстука, поправил шляпу, на голове, сунул руки в карманы брюк и пошел по проулку к черному ходу упомянутого особняка. В своих способностях находить общий язык с кухарками этот проныра не сомневался, а потому самодовольно ухмылялся, предвкушая изрядную порцию свежих сплетен и, возможно, приятное знакомство с одинокой разбитной служанкой.
– Зачем вы пытаетесь всучить мне эту жуткую сбрую? – отшатнувшись, произнес лорд Карр, с отвращением рассматривая уродливое изделие из холста, стальной проволоки, китового уса и розовых шелковых лент. В темных глазах графа угадывалась плохо скрытая брезгливость, губы его от злости побелели.
– Видите ли, ваше сиятельство, – сладким голоском промолвила Антония, вполне удовлетворенная бурной реакцией графа на заурядный предмет дамского туалета, – чтобы в полной мере оценить тяжесть ежедневной домашней работы, нужно понять, в каких условиях женщина трудится. Известно ли, к примеру, вам, что общий вес ее одежды составляет семнадцать фунтов?
Ремингтон предпочел оставить этот провокационный вопрос без ответа, чтобы не поставить себя в еще более нелепое положение. Выдержав театральную паузу, Антония со вздохом сказала, многозначительно поглядывая на своих подруг:
– Очевидно, нет. Мужчин это не интересует. А знаете ли вы, сэр, сколько весит все то, что надето на вас?
Лорд Карр нахмурился, все сильнее проникаясь неосознанной тревогой. Подобное начало обучения не сулило ничего приятного и в дальнейшем. Леди Антония укоризненно покачала головой и сама ответила на свой каверзный вопрос:
– Всего-навсего девять фунтов! Почувствовали разницу? В таком корсете трудно не только нагибаться, но и дышать! Вам не помешает его примерить и убедиться, что я не лгу. – Она снова попыталась вручить ему корсет, но Ремингтон, отступив на пару шагов, воскликнул:
– Нет уж, увольте, миледи! Я ни за что не надену эти доспехи. Мы договорились, что я буду выполнять женскую работу. Но делать из себя шута горохового я не позволю! – Ремингтон выпятил грудь и подбоченился.
Испуганные его грозным видом, дамы попятились.
– Никому из нас и в голову не приходило насмехаться над вами, сэр! – заверила его Антония, сделав серьезное лицо. Остальные дамы закивали в знак согласия.
Лорд Карр обжег их своим коронным пламенным взглядом, от которого порой трепетали даже его коллеги по работе в парламенте, а некоторые архиепископы начинали истово молиться, упав на колени, и гневно произнес:
– Этого условия не было в нашем договоре, мадам! Уберите этот хомут, я все равно его на себя не напялю!
Антония смерила графа ледяным взглядом, словно бы желая остудить его пыл, и невозмутимо сказала:
– В таком случае, сэр, предлагаю вам еще раз взвесить альтернативный вариант решения проблемы – публикацию в газете покаянной статьи. – Она помолчала, подбирая слова для завершения своей тирады, и добавила: – Так как если вы не наденете этот корсет, я сообщу Констанции Эллингтон, что вы пошли на попятную и отказались от пари.
По ее решительному тону и выражению лица граф Лан-дон понял, что это не блеф, а реальная угроза. Голубые глаза Антонии потемнели, как вода шотландского озера перед грозой, и, взглянув в них, Ремингтон пожалел, что ввязался в этот спор и едва не стал посмешищем всей Англии. Ему живо представились заголовки в газетах и журналах: «Аристократ отвергает корсет и проигрывает пари», «Лорд Карр не пожелал примерить интимный предмет дамского туалета», «Граф Ландон предпочел позор женскому белью», «Крушение идейного лидера суфражисток и радикалов». Ослепленный гневом, Ремингтон подался вперед, однако леди Антония не дрогнула перед его натиском. Она лишь сильнее сжала пальцами корсет и вскинула подбородок. Взгляд ее уперся в его накрахмаленную рубаху с золотыми пряжками вместо пуговицу ноздри ей ударил запах его шерстяного костюма и дорогого одеколона, и в голове у нее внезапно помутилось.
Собравшись с духом, она запрокинула голову и взглянула графу в темно-карие глаза. Блестящие и бездонные, они не выражали ничего, кроме гнева, и Антония, непроизвольно вздрогнув, отшатнулась, боясь утонуть в них.
– Так и быть, миледи! – прорычал граф. – Я надену эту чертову штуковину. Ведь носят же в конце концов ее женщины! – Он выхватил у нее злополучный корсет и приложил его к своему телу.
Антония сглотнула ком, застрявший в горле, и перевела дух. Сердце ее забилось ровнее, пелена упала с глаз. Ремингтон снял фрак, швырнул его на стол и стал примерять ненавистный ему предмет дамского туалета. Обступившие его побледневшие вдовы с благоговейным ужасом следили за его порывистыми неумелыми потугами. Созерцать лорда в дамском корсете им еще никогда не приходилось, и потому волнение их нарастало и в любой миг могло вылиться в экстаз.
Ремингтон вошел в раж и остервенело дергал за концы тесемок, отчаянно пытаясь закрепить идиотскую конструкцию на своем теле. Ткань трещала по швам, но лорд Карр игнорировал эти мелочи и с упорством маньяка продолжал шнуроваться, пока не затянул последний узел.
– Ура! – воскликнул он, гордо выпячивая скованную тряпичным панцирем грудь. – Наконец-то я надел эти дурацкие доспехи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56