Аккуратно из магазин Wodolei 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Но когда-нибудь я непременно изобрету лучший способ оживления своего пылесоса! Говорят, что вот-вот сумеют приспособить для хозяйственных нужд электричество. В газетах писали, что с его помощью весь Лондон будет по ночам освещаться так называемыми французскими, или арочными, фонарями. И еще я слышала, что американец Томас Эдисон придумал особую стеклянную лампочку, пригодную для освещения жилых помещений. Вы только представьте: достаточно будет лишь повернуть выключатель – и в доме сразу станет светло!
Она зажмурилась и блаженно улыбнулась.
– И никаких тебе неприятных запахов газа, никакого отвратительного шипения горелок, никакой возни с масляными светильниками, керосиновыми лампами и нагаром на фитиле. Только чистый, прекрасный свет! – При этих словах лицо старой мечтательницы помолодело, и вся она словно бы наполнилась внутренним светом, свойственным творческим натурам, наделенным даром вселять в ближних веру в торжество света, справедливости и добра. – Жаль, что до этой чудесной поры не дожил мой Эдмонд! Это был замечательный, редкий человек, хочу я вам сказать. Он тоже любил изобретать что-нибудь необычное. У него был даже патент на изобретение самозаполняющегося чернильного резервуара для пера. Я всегда помогала ему в работе… – Ее взор устремился в далекое прекрасное прошлое, она вздохнула и с легкой грустью промолвила: – Когда мне его особенно сильно недостает, моего славного Эдмонда, я принимаюсь работать со своим пылесосом. И мне тотчас же становится чуточку легче и спокойнее… Иногда мне даже чудится, что душа моего супруга переселилась в эту машину.
Ремингтон едва не поперхнулся горячим чаем, представив себе несчастную душу покойного в потоке пыли, среди крутящихся шестеренок, и решил, что нужно срочно найти предлог, чтобы сбежать с кухни. В это время старушка Эстер как раз вышла из погреба, сгибаясь под тяжестью мешка с картофелем, и граф вскочил с табурета, выражая готовность ей помочь.
– Нет, ваше сиятельство, я уж как-нибудь сама справлюсь! У вас сегодня занятие другого сорта, вам незачем пачкаться с головы до ног, – проворчала старая перечница, с кряхтеньем ставя мешок на рабочий стол. – Лучше поберегите силы для своей работы.
Графу не оставалось ничего другого, как вновь отдаться на волю своей наставницы и сначала сделать уборку в малом зале, а потом тащить ее агрегат по лестнице на третий этаж, задыхаясь и обливаясь потом. После этого он снял фартук, надел сюртук и отправился обедать, предчувствуя новые знаки внимания со стороны всех обитательниц этого дома. Едва лишь он вошел в столовую и увидел морщинистые улыбающиеся физиономии милых пожилых дам, как у него свело живот и пропал аппетит. Он по своему горькому опыту знал, чем оборачивается на деле нарочитая любезность этих притворщиц.
Глава 7
После обеда Ремингтону пришлось выслушать обстоятельную лекцию леди Антонии по методике выколачивания пыли из ковров и перин, а также технике просушки подушек и матрацев. Она составила специальную таблицу, в которой указывались виды работ и сроки их исполнения по каждой комнате, пользуясь которой можно было легко определить, когда именно в последний раз выбивали тот или иной половик и не забыли ли просушить какую-нибудь подушку. Взбиванию перин был посвящен особый график, за выполнением которого хозяйка дома лично осуществляла строгий контроль.
Стоически перенеся унизительную вводную часть, Ремингтон опять надел фартук и приступил к практической работе: стал вместе с Элинор разбирать постели в спальнях и выносить для просушки на задний двор одеяла, перины и матрацы. Переходя из одной комнаты в другую, они очутились в конце концов у дверей спальни Клео Ройял. И тут Ремингтон заметил, что губы Элинор дрожат, нос краснеет, а на ее глазах наворачиваются слезы.
– Мне попала соринка в глаз, – перехватив его удивленный взгляд, объяснила она и промокнула слезы платочком.
– Вам надо отдохнуть, мадам, – сказал граф. – С этой периной я вполне управлюсь и без вашей помощи.
Он ухватил огромный чехол, набитый пером и пухом, за край и дернул его на себя. С непривычки он приложил излишнее усилие, раздался треск обветшалой ткани, Ремингтон уселся на пол, а из образовавшейся прорехи полетела сгнившая набивка.
– Вы не ушиблись, сэр? – участливо спросила Элинор.
– Нет, со мной все в порядке, – ответил он, проклиная перину.
– В этом деле нужна сноровка, – ехидно промолвила старушка. – Не волнуйтесь, я быстро все заштопаю.
– Да, без определенных навыков тут явно не обойтись, – согласился с ней граф, медленно поднимаясь с пола. Хорошо, что его позора не видела леди Антония, подумалось ему. И тотчас же милое лицо хозяйки дома возникло перед его мысленным взором словно наяву. Он нахмурился, прогнал видение и спросил, подбоченившись: – Ну, какую еще пытку вы для меня приготовили?
– Не пытку, сэр, – шутливо похлопав его по плечу, сказала старушка. – С вас будет достаточно и хорошей трепки. Мы займемся с вами выбиванием пыли из персидских ковров.
Они вышли во двор за домом, и Элинор вручила графу специальную плетеную выбивалку. Первый ковер он едва не превратил этим орудием в жалкую тряпку, и лишь своевременное вмешательство его наставницы спасло изделие от уничтожения. Второй ковер граф выколачивал уже с меньшим рвением, изрядно подустав, а третий он скорее поглаживал, совершенно выбившись из сил.
Следившая за его потугами в окошко леди Антония сначала посмеивалась, но постепенно перестала улыбаться, завороженная видом его мускулистого тела, широких плеч, длинных рук, узких облегающих брюк и сосредоточенного выражения сурового лица. Ноги сами вынесли ее во двор, и она застыла на крыльце, внезапно почувствовав непривычную робость.
Граф прекратил колотить выбивалкой по ковру и промолвил, уверенный, что за спиной у него стоит Элинор:
– Пожалуй, с этим тоже покончено, пыли в нем почти не осталось. – Он обернулся и, увидев Антонию, нахмурился. – Кстати, рабство давно уже вне закона. Учтите, что я могу подать на вас в суд!
– Неужели? – воскликнула она, придя в чувство, и сбежала по ступеням с крыльца. – А как насчет тех сотен тысяч обездоленных женщин, которых принуждают выполнять эту работу за жалкие гроши? Почему же не судят их бессердечных хозяев? Я вижу, вы вполне убедились, что в действительности труд женщин гораздо тяжелее, чем кажется на первый взгляд. Он требует огромных усилий и выносливости.
– Но такая уж участь прислуги, мадам! Фактически вы заставляете меня, аристократа, выполнять черную работу, которую должны делать служанки, – парировал граф.
Она заливисто рассмеялась.
– Ни для кого уже давно не секрет, что дамы, принадлежащие к среднему сословию, лишь создают видимость, что не опускаются до тяжелой домашней работы. На самом же деле, сэр, не только они, но даже леди частенько стирают и штопают белье сами, не говоря уже о том, что они руководят всей работой своей прислуги. Между прочим, не всякая аристократка может себе позволить нанять достаточно лакеев и служанок, чтобы поддерживать в доме образцовый порядок. И волей-неволей им приходится делать кое-что своими руками.
– Однако вас это не касается, миледи! – язвительно заметил Ремингтон, постукивая выбивалкой по ладони. – За вас все здесь делают ваши подопечные. Любопытно, чем занимаетесь вы, имея в своем распоряжении столько свободного времени?
– Тем же, чем и большинство состоятельных дам: веду учет расходов, оплачиваю счета, встречаюсь со своими кухарками, контролирую работу прислуги и домочадцев, а также и помогаю им по мере своих сил, если в этом возникает необходимость! – воскликнула Антония, поднырнув под натянутую веревку и встав напротив графа по другую сторону ковра. – Уверяю вас, что я в свое время выбила немало ковров, ваше сиятельство, и натерла руку до мозолей, крутя рукоять проклятого пылесоса. А также начистила горы картофеля. Короче говоря, я умею делать все, что следует делать настоящей домохозяйке, пекущейся о благополучии своей семьи.
Антония перевела дух, постучала по ковру ладошкой, как бы проверяя качество работы Ремингтона, и с жаром продолжила свой монолог:
– Разумеется, немало времени у меня уходит на благотворительную деятельность: я принимаю участие в заседаниях президиума попечительского совета прихожан церкви Святого Матфея и Лиги помощи вдовам, находящейся под патронажем ее величества королевы. Будучи вдовой, она проявляет к нашей работе живой интерес. У меня хранятся два ее письма, адресованных лично мне.
Слушая Антонию, граф Ландон поднырнул под бельевую веревку и встал с ней рядом, отчего по коже у нее побежали мурашки, а волосы на затылке зашевелились.
– Но признайтесь, что вы бессовестно эксплуатируете своих домочадцев, маскируя это искренним желанием им помочь, – заговорщическим голосом произнес он, подаваясь вперед.
– Они мне как родные, милорд! – разгневанно воскликнула Антония, глядя в его темные прищуренные глаза. – Мы все – одна большая семья! Я приютила этих женщин у себя в доме, потому что прониклась к ним симпатией и сочувствием. Судьба обошлась с ними очень жестоко, и я, сама будучи вдовой, решила попытаться смягчить их душевную боль. Ведь я знаю, что означает лишиться супруга и остаться одной.
Ветерок распахнул ворот его сорочки, и взгляд Антонии непроизвольно скользнул по мощной волосатой груди. Ей вдруг стало душно от охватившего ее внутреннего жара и страстно захотелось дотронуться рукой до его плеча или бедра, прильнуть головой к его крепкому мужскому телу и прижаться бедрами к его широко расставленным ногам, таким сильным, длинным и стройным…
– А где ваши настоящие родственники? – спросил Ремингтон, сверля ее испытующим взглядом.
Она нервно повела плечами и промолвила севшим голосом:
– Родители скончались уже много лет назад, из близких же родственников жив только брат моего отца, герцог Уэнтуорт. Но мы с ним не виделись с тех пор, как я вышла за сэра Джеффри. – Непослушный локон упал ей на лицо, она поспешно убрала его со лба и потупила взор, слегка покраснев.
– Следовательно, ваш дед – герцог Уэнтуорт? – задумчиво произнес Ремингтон, рассматривая золотистый завиток волос, упрямо выбившийся из-за ее ушка. Внезапно он приблизился к ней вплотную – она испуганно отпрянула и уперлась спиной в тяжелый ковер, преграждавший ей путь к дальнейшему отступлению, словно стена. Антония вытянула руки, как бы желая оттолкнуть графа, и пропищала:
– Что вы себе позволяете, ваше сиятельство!
– Называйте меня просто Ремингтон, – сказал интимным баритоном он, рыская по ее плечам и бюсту плотоядным взглядом и тяжело дыша, отчего в груди у нее возникло томление.
– Вы… Право же, сэр, вы… – Антония смолкла, не осмелившись произнести то, что вертелось у нее на кончике языка: что он восхитительно мужественный и крепкий и что с самого утра она мечтает лишь о том, чтобы обнять и поцеловать его, растаять от жара его мускулистого тела, сжать ладонями его бока и…
Тут ее внезапно осенило.
– На вас нет корсета, – сказала она с укором, переходя в наступление.
– Мне в нем трудно дышать, – выдохнул он.
– В этом-то и соль всей затеи! – возразила она.
– Какая вы, оказывается, проказница! – Граф обнял ее за талию и стал ощупывать. – Но вы тоже без корсета! – с шутливым негодованием воскликнул он, словно бы ненароком дотрагиваясь до нее. – Дама, не носящая корсета, провоцирует мужчину задаться вопросом, какие еще легкомысленные вольности она способна себе позволить и не скрываются ли под ее платьем другие пикантные сюрпризы.
– Право же, ваше сиятельство, это уж слишком… – Она томно повела плечами и закрыла глаза, оставив рот слегка открытым, как бы готовым для поцелуя.
Граф продолжал поглаживать ей спину и пожирать жадным взглядом ее лицо. Антония тихонько охнула, не в силах противиться такому решительному мужскому напору, и сомлела, ощутив головокружение. Пальцы Ремингтона готовы были прорвать материю и проникнуть в сокровенные ложбины ее трепещущего тела. Она плотнее прижалась к нему бедрами и животом, впившись ногтями в плечи, и задышала чаще, борясь с желанием пощупать запретный плод, поразивший ее своей завораживающей мощью и твердостью.
Ремингтон склонился еще ниже, леди Антония открыла глаза и вздрогнула, пораженная суровой красотой его резко очерченного лица. Острые скулы, мощный подбородок, высокий лоб и прямой нос идеально гармонировали с прочими частями его мужественного облика и приводили смотревшую на него Антонию в гипнотический транс. Антония затаила дыхание, боясь разрушить очарование этого волшебного мига, и в следующую секунду почувствовала, что во все клеточки ее тела проникает приятный жар. Восторг, охвативший Антонию в этот момент, затмил рассудок, и она целиком отдалась упоительному поцелую. Ремингтон творил с ее губами такие неописуемые чудеса, что она застонала и обняла его за талию, желая слиться с ним в одно целое. Он глухо зарычал и просунул язык ей в рот, да так резко и глубоко, что моментально всколыхнулась ее дремавшая доселе глубинная чувственность. Ей почудилось, что кончик языка достиг ее женской сущности, разбередив чувства, которых она сама боялась…
– Лимонад, ваше сиятельство! – раздался звонкий возглас Элинор со стороны кухни, окна которой выходили во двор, и фаф отпрянул. Открыв глаза, Антония смотрела, все еще находясь в оцепенении, как он пятился от нее, побагровевший и взлохмаченный.
Элинор вышла во двор, держа в руках поднос с бокалами, наполненными прохладительными напитками, и бодро вскричала, завидев голову Ремингтона из-за ковра:
– Так вот вы где, милорд! И вы здесь, леди Антония! Как это мило. Вам тоже не помешает немного освежиться.
Антония притворилась, что разглядывает ковер, и хрипло ответила, что вышла во двор лишь на минутку, чтобы проверить, насколько успешно работает Ремингтон.
– Не давайте ему расслабляться, Элинор, – добавила она. – Помните, что от безделья рождаются греховные помыслы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56


А-П

П-Я