– Что, дрожите, господа? Расслабьтесь, я пришел сюда не для того, чтобы вас пугать. Я хочу предложить вам прекрасный выход из этой ситуации, – неожиданно сменив гнев на милость, с улыбкой произнес Ремингтон, чем поверг оторопевших джентльменов в еще большее недоумение. – Готов побиться об заклад, что не пройдет и недели, как ваши жены возвратятся к вам. А вы прослывете образцовыми мужьями. Если, конечно, будете слушаться меня и поступать в соответствии с моими указаниями!
– Мы станем образцовыми мужьями? – переспросил Вулворт. – Да что вы понимаете в супружеских отношениях, Ландон?
– Да уж побольше, чем вы, мой друг! Во всяком случае, одно я знаю точно: мужчина, позволяющий матери безраздельно властвовать в своем доме и терроризировать его жену, не может считаться хорошим супругом.
Молодой пэр покраснел.
– И уж тем более порядочному мужу не к лицу экономить на карманных расходах спутницы жизни и дрожать над каждым пенсом, как наш друг Эверстон!
Возмущенный член парламента воскликнул:
– Замолчите, Ландон! Вы совсем распоясались.
– Я также знаю, что нельзя неделями не замечать свою жену, Ховард, – с невозмутимым видом продолжал Ремингтон.
– Не вам указывать, когда и с кем мне разговаривать! – огрызнулся тот, сжимая кулаки.
– Равно как и укорять темпераментную молодую женщину в бурном проявлении своих чувств в супружеской постели, – добавил граф, многозначительно глядя на Трублуда.
– Да как вы смеете! – воскликнул тот, вскочив с кресла. – Моя супруга – приличная леди!
– Да, но в первую очередь она женщина, – напомнил ему Ремингтон. – Сейчас мы говорим только о женщинах, господа! Вчера вы умоляли меня вам помочь, не так ли? Так вот, я решил внять вашей мольбе и научить вас, безмозглых и бессердечных чурбанов, как вам вернуть ваших сбежавших жен домой. Уже завтра утром кое-кто из них, возможно, снова разожжет ваш семейный очаг при условии, что вы проявите благородство, заинтересованность и щедрость. Для начала раскошелитесь на букеты цветов и конфеты. И, вручив им подарки, терпеливо выслушаете их жалобы и упреки, ведя себя при этом достойно и галантно. Если вам будет сопутствовать удача, то к концу недели вы вернете своих женушек, я же получу возможность начать приготовления к собственной свадьбе.
Все приятели повскакивали с мест и разом воскликнули:
– К свадьбе? Какой такой свадьбе? На ком же собирается жениться человек, которого все считают убежденным холостяком?
– На Антонии Пакстон! – с улыбкой промолвил Ремингтон, и лица всех слышащих это побледнели от ужаса. – Да, вы не ослышались, господа: моя избранница – дама, прозванная вами огнедышащим драконом.
Вечером того же дня, когда утренний номер «Гафлингерс газетт» был подготовлен и сдан в набор, репортер Руперт Фитч, оставшийся в опустевшей редакции один, удовлетворенно потер ладони, с гордостью надел свой новый дорогой котелок и неторопливо вышел на Флит-стрит. У подъезда он остановился и полез в карман за коробком спичек, чтобы закурить сигарету. Движение в этот час было еще довольно оживленным, и репортер не обратил внимания на экипаж, остановившийся в нескольких шагах от него у тротуара.
Пока Фитч закуривал, из экипажа выпрыгнули трое крепких мужчин, скрутили репортера и бесцеремонно потащили его к своей карете. При этом котелок свалился на мостовую, а блокнот был извлечен из кармана Фитча одним из похитителей. Успокоив свою жертву ударом в солнечное сплетение, громилы запихнули его в экипаж и куда-то увезли. Шляпа, которой бедняга так гордился, была расплющена колесами в лепешку, не-докуренная сигарета дымилась рядом.
Брошенный незнакомцами на пол, репортер едва дышал от страха. Спустя какое-то время карета перестала трястись по булыжникам и остановилась. Пленника выволокли наружу и завели в какой-то дом, где подвергли его допросу в пустой комнате, освещенной керосиновой лампой.
– Значит, приятель, ты и есть тот самый негодяй Фитч! – ослепив его ярким светом, прохрипел один из инквизиторов, здоровенный лысый тип с уродливым шрамом на щеке. – У нас есть к тебе несколько вопросов. – Он поднес к носу Фитча опасную бритву и выразительно помахал ею.
Фитч вытаращил испуганные глаза и жалобно заскулил:
– Умоляю, пощадите!
Громила ухмыльнулся и кивнул своему приятелю, имевшему более благообразный вид и одетому в дорогой костюм, явно сшитый на заказ. Тот строго взглянул на репортера и сказал:
– Успокойтесь, мистер Фитч! Вам не причинят зла. Мы – агенты специальной службы ее величества и предлагаем вам сотрудничать с нами. Будьте благоразумны, и тогда вам не придется иметь дело с Аджой.
Фитч покосился на лезвие бритвы, мерцающее в полумраке, и хрипло спросил:
– А какой мне прок сотрудничать с вами?
– Разве вам мало того, что вы исполните свой гражданский долг? – с угрозой произнес прилично одетый господин.
Фитч кивнул, прокашлялся и попытался поставить свой вопрос иначе:
– Да, разумеется, помогать слугам ее величества для меня большая честь. Однако, господа, я бы соображал быстрее, если бы имел в этом деле какой-то личный интерес.
Сердце у него едва не лопнуло, пока он дождался ответа. Покосившись на коллег, господин в дорогом костюме согласно кивнул, и репортер, успокоившись, вымучил на лице улыбку. Допрос продолжался.
– Несколько дней назад вы написали репортаж, в котором утверждали, что на графа Ландона напала на улице группа пьяных мужчин, якобы требовавших у него компенсацию за свои разбитые им браки. Нам требуются подробности этой странной истории, включая имена всех ее участников.
Фитч рассказал агентам секретной службы ее величества все без утайки, умело переплетая правду с домыслами. Затем его обыскали, забрали у него кошелек, выволокли на улицу и там бросили. Домой ему пришлось возвращаться пешком, утешаясь тем, что у него целы все ребра и нет фингала под глазом. Но больше всего согревала ему душу идея нового сенсационного очерка – о его похищении загадочными злодеями. В том, что Лондон будет этим потрясен, Фитч не сомневался.
Глава 20
– Этот проклятый букет обошелся мне в кругленькую сумму, – пробурчал, поводя головой и оттягивая воротничок, Эверстон, стоявший рядом с Ремингтоном с букетиком цветов в потной руке. В другой руке у него была коробочка, перевязанная алой шелковой лентой. – Что за дурацкая затея!
– Замолчите, Эверстон! – прошипел граф Ландон. – Мы с вами уже все обсудили, довольно хныкать! И прекратите скупердяйничать, из-за этого у вас и возникают все неприятности.
– И правда, Эверстон, не скулите! Граф прав, нельзя же трястись над каждым пенсом! – проворчал Трублуд, сжимавший в руке очень скромный букетик фиалок. – Будьте же наконец джентльменом!
Он просунул руку под жилет и почесал грудь.
Разговор этот происходил в холле особняка леди Пакстон, пока Хоскинс ходил за Антонией. В ожидании новой встречи с ней двое брошенных мужей нервничали, вспоминая свой последний визит сюда. С балкона и с лестницы их с любопытством рассматривали перепуганные обитательницы дома. Ремингтон любезно поздоровался с ними и осведомился о здоровье Клео. Ему было сказано, что больная поправляется, и это его весьма порадовало.
Вышедшая вскоре из столовой Антония замерла, узнав грубиянов, нанесших ей оскорбление, и нахмурилась.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, любезная леди Пак-стон, – поспешил сделать ей комплимент Ремингтон и вышел вперед.
Она действительно была великолепна в синем шелковом платье, чудесным образом сочетавшемся с ее темно-голубыми глазами и с красиво уложенными локонами волос, обрамлявшими лицо, не тронутое ни пудрой, ни помадой, ни следами слез.
– Что делают эти господа в моем доме? – гневно воскликнула она, с презрением глядя на Трублуда и Эверстона, имевших наглость сначала вломиться в спальню графа Kappa, когда она лежала в его постели, а потом и в ее собственные владения, требуя вернуть им их беглых жен.
– Антония, смените гнев на милость, – вкрадчиво промолвил Ремингтон. – Позвольте им увидеться с их супругами. Конечно, они не заслуживают такой снисходительности с вашей стороны, но я взываю к вашему милосердию! Будьте великодушны, простите им их грехи, и вы убедитесь, что даже самый безнадежный мужчина способен измениться. Более того, я позволю себе выразить уверенность в том, что и жены этих забулдыг найдут их совершенно другими людьми.
– Не слишком ли многого вы от меня хотите, ваше сиятельство? Всякому великодушие есть предел! – холодно ответила Антония. – Эти негодники неисправимы! И не заслуживают прощения! А вы, граф, злоупотребляете моим добрым к вам отношением, заступаясь за них!
– Я понимаю, что рискую лишиться вашей благосклонности, мадам, – понизив голос, промолвил Ремингтон. – Но отчаяние моих протеже столь велико, что я не могу остаться равнодушным. Поверьте, в супружестве люди порой изменяются не только в худшую, но и в лучшую сторону.
Его доводы и неотразимая улыбка смягчили ее сердце, и она, послав дворецкого за Маргарет и Элис, предложила гостям подождать их в гостиной. Вид Трублуда был ужасен: запавшие глаза, одутловатость и щетина на подбородке красноречиво говорили о том, что он впал в ипохондрию, махнув на себя рукой. Но еще больше поразило Антонию волнение, с которым он сжимал букетик фиалок в волосатой руке.
Маргарет и Элис нерешительно вошли в зал и, взявшись за руки, остановились. Антония подошла к ним, подхватила их под локти и подвела к мужчинам. В гостиной воцарилась тишина. Первым ее нарушил Эверстон.
– Нам нужно поговорить наедине, Маргарет, – сказал он, не глядя ей в глаза.
– Говори здесь, Альберт, я не хочу с тобой уединяться. Пусть все слышат наш разговор! – ответила Маргарет.
– Это относится и к тебе, Бэзил Трублуд, – заявила своему супругу Элис, хотя в ее взгляде и угадывалась жалость к нему.
– Осмелюсь заметить, что вам можно было бы и уединиться, всего на несколько минут, – сказал Ремингтон. – Сердечные вопросы трудно обсуждать при посторонних.
– Вот держи! – воспрянув духом, буркнул скупой член парламента и сунул жене под нос букет цветов. – Я потратил на них уйму денег!
Маргарет не без колебаний приняла подарок, понюхала цветы и, смягчившись, направилась к диванчику в дальнем углу комнаты. Эверстон последовал за ней и, присев на край дивана, положил коробку, перевязанную лентой, себе на колени.
– А это для меня? – спросила у Трублуда Элис, глядя на букетик.
– Что? Ах да! Тебе ведь нравятся фиалки!
Элис взяла букетик, уже слегка увядший, поднесла его к лицу и с наслаждением понюхала. Трублуд просиял. Элис молча кивнула ему на диван и первой села.
Ремингтон перевел дух. Неловкие попытки его приятелей наладить отношения со своими обиженными супругами продемонстрировали их полное невежество в такой сложной материи, как семейная жизнь. Им обоим предстояло пройти долгий и трудный путь к совершенству и овладению качествами настоящего главы семьи. Кислая мина, читавшаяся на лице Антонии, подтверждала справедливость этого умозаключения.
Некоторое время супружеские пары молчали. Физиономия Эверстона все больше напоминала жабью мордочку, казалось, что он сейчас вскочит с диванчика и убежит. Ремингтон подсел к нему и сжал его локоть. Эверстон побагровел, надулся еще больше и с неохотой вручил коробочку жене.
– Это тоже тебе, – пробурчал он. – Ты ведь намекала, что хотела бы получить это в подарок к прошлому Рождеству. Открой и взгляни. – Он потупился и засопел.
Маргарет с опаской посмотрела на упаковку, развязала шелковый бантик и подняла крышку. Умиление и восторг, отобразившиеся на ее лице, свидетельствовали, что Альберт потратился не зря. Чудесная музыкальная шкатулка, искусно сделанная из красного дерева и инкрустированная слоновой костью, ей, несомненно, понравилась. Погладив подарок ладошкой, она с легким укором промолвила, глядя на Альберта печальными глазами:
– А ты подарил мне вместо нее грелку, даже не сняв с нее ценник! За девять шиллингов…
– Не нужно напоминать мне об этом, – проворчал супруг, пряча глаза. – Я больше не буду так поступать. Возвращайся домой, Маргарет! Кухарка уволилась, служанка тоже, мне приходится есть в клубе, а это чертовски накладно! – Тут Ремингтон больно пихнул его кулаком в бок. – Дело, конечно, не в расходах, Маргарет, – поправился Альберт, беспокойно заерзав на диванчике. – Мне очень не хватает тебя, дорогая! Обещаю, что отныне я буду регулярно дарить тебе подарки. Цветы и музыкальная шкатулка – это лишь начало! Когда ты вернешься, я, пожалуй, начну выдавать тебе деньги на карманные расходы. И на хозяйство, разумеется.
– Все это чудесно, Альберт, – вздохнув, сказала Маргарет. – Но где гарантия, что через неделю ты снова не начнешь жадничать и на всем экономить? Я не хочу выпрашивать ежедневно у тебя лишний пенс, как служанка у скупой хозяйки.
Она прижала шкатулку к груди и заплакала.
– Ах, Маргарет! Не плачь! Лучше поехали домой! – воскликнул Эверстон. – Все будет хорошо.
– Но зачем я тебе нужна, Альберт? Чтобы стирать твое белье и готовить обед? Ты хочешь сэкономить на прислуге?
– Вовсе нет! Я по тебе соскучился! – сказал Альберт и болезненно поморщился. – Умоляю тебя, Маргарет! – спохватившись, произнес он и положил свою ладонь на ее руки. – Вернись ко мне сегодня же. Клянусь, что я стану другим, хорошим, добрым, щедрым и ласковым! – Теперь в его взгляде светилось искреннее раскаяние, и сердце супруги дрогнуло.
Она вопросительно посмотрела на стоявшую у камина Антонию, как бы прося у нее совета. Поза хозяйки дома – руки, скрещенные на груди, и гордо вздернутый подбородок – означала, что возвращаться ей пока рано, надо еще немного «помариновать» мужа, чтобы он окончательно созрел. И Маргарет, вздохнув, сказала:
– Нет, Альберт, только не сегодня. Мне надо хорошенько подумать.
Ремингтон снова сжал локоть Эверстона, призывая его к хладнокровию. Это не укрылось от Антонии, и она смекнула, что прижимистый пэр расщедрился на подарок и цветы не без нажима со стороны графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56