Установка сантехники, недорого
– Это был самый поучительный день, Антония!
Он наклонился и, скользнув по ее корсажу масленым взглядом, от которого щеки хозяйки дома стали пунцовыми, коснулся губами кончиков ее холодных пальцев. Хоскинс распахнул парадную дверь, и лорд Карр степенно удалился.
Антония же долго таращилась на захлопнувшуюся за ним дверь, ощущая в груди стеснение и борясь с желанием махнуть рукой на все правила приличия и нырнуть в омут сумасбродства. Ремингтон явно искушал ее, причем с дьявольским терпением и искусством.
Окончательно запутавшись в противоречивых желаниях и мыслях, она ушла на другое утро на весь день из дома, поручив опеку Ремингтона Гертруде. Несколько часов Антония провела в приюте для бедных одиноких вдов, потом заехала в штаб-квартиру Лиги защиты женщин! И, очень довольная проделанной работой, возвратилась в особняк лишь поздно вечером.
– Отрадно, миледи, что вы почтили нас своим присутствием, выкроив немного времени для скромной трапезы, – язвительно промолвил Ремингтон, когда она вошла в столовую.
Озабоченно оглядев сидящих за столом, Антония поняла, чем обусловлен его сарказм: приборы все еще оставались чистыми, к ужину без нее приступать не стали. Она кивнула дворецкому – Хоскинс помог ей сесть и начал подавать блюда на стол. Граф насупился и помрачнел.
– Его сиятельство очень старался, – сказала Гертруда, под руководством которой граф весь день трудился в поте лица на кухне. – Особенно удалась тушеная фасоль.
Антония чуть было не рассмеялась, поняв другую причину недовольства лорда Карра: как и любой кухарке, ему хотелось услышать похвалу за свои кулинарные потуги.
– Прошу вас извинить меня за маленькой опоздание, – с милой улыбкой произнесла она. – Я задержалась в приюте. Но возможно, это даже и к лучшему: я так проголодалась, что с аппетитом съем и слегка увядший салат, и переваренную фасоль. Никогда не нужно огорчаться из-за пустяков. Не так ли, граф?
На другой день Ремингтон постигал премудрость варки мармелада и джема. Эта работа требовала ангельского терпения, но вот его-то ему и недоставало. Изнурительный и нудный процесс очистки и отжима плодов, фильтрования полученной массы, мытья и стерилизации банок стал серьезным испытанием на прочность для его истрепанных нервов. Но куда сильнее бесило Ремингтона то, что вот уже третий день как ему не удавалось остаться с Антонией наедине в укромном уголочке. Воспоминания об их рандеву в гостиной на втором этаже мешали ему сосредоточиться на приготовлении цукатов.
Очевидно, ему не следовало обращаться с ней подчеркнуто галантно, нужно было действовать напористо и прямолинейно – так он скорее достиг бы желанной цели. Теперь же, когда момент был упущен, оставалось только изнурять Антонию своей вежливостью, исподволь усыпляя ее бдительность и распаляя дремлющие в ней природные желания. Но как же, право, мучительно это ожидание!
Граф прервал шинковку апельсиновой кожуры, горки которой были аккуратно разложены по разделочному столу, и погрузился в размышления. Странное поведение жертвы, не спешившей упасть в объятия, повергло его в недоумение. Почему она так холодна к нему, если еще недавно стонала и дрожала от вожделения, вертясь под ним на кушетке и прижимаясь к нему бедрами и полуобнаженным бюстом? Ах как бы ему хотелось опять впиться ртом в ее торчащий розовый сосок и, повалив на стол, целовать ее до умопомрачения, чтобы потом…
Из мира розовых грез его вывело прикосновение к локтю цепких пальцев Гертруды.
– К вам снова пришли, ваше сиятельство, – сказала она скрипучим старческим голосом.
– Что? Ко мне? Кто? – Граф положил нож на стол и стал вытирать салфеткой руки. – Кого еще вдруг черти принесли?
Он сорвал с себя фартук, надел сюртук и быстро пошел в холл, готовясь к очередной малоприятной встрече с назойливой Хиллари. Но лишь только он увидел ожидавшую его дородную даму в огненно-красном наряде и широкополой шляпе, как ноги у него словно приросли к полу, а нижняя челюсть отвисла. Такого пассажа он совершенно не ожидал.
– Ремми! Дорогой! – радостно вскричала посетительница и, вытянув вперед руки в модных перчатках, величественно поплыла к нему навстречу. – Так вот где ты пропадаешь целыми днями! Какой ты, оказывается, проказник! Ты знаешь, что о тебе пишут в газетах?
– Карлотта! Какого черта! – побагровев, прорычал он. Не замечая его закипающего гнева, толстуха заключила Ремми в объятия и с воодушевлением продолжала:
– Впрочем, я вовсе не удивилась всем этим поразительным известиям: ты всегда был строптивцем и выкидывал самые невероятные фортели! Ну, рассказывай же скорее, милый, чем ты здесь занимаешься? Признайся, шалунишка, ты стираешь ее трусики? – Она зашлась кудахтающим смехом.
Ремингтон схватил ее за руку и потащил в гостиную. Захлопнув за собой дверь, он обернулся, готовый разорвать Карлотту на куски, но она как ни в чем не бывало поправила шляпу и жеманно пропела:
– Боже правый, Ремми, какой бес в тебя вселился?
– Какого дьявола тебе здесь надо, Карлотта? – в свою очередь, спросил у нее он, подбоченившись.
– Как я могла остаться в стороне от происходящего! – Она обворожительно улыбнулась. – Нет, милый, я не смогла сидеть сложа руки, после того как прочитала в газетах о твоей новой затее!
– Значит, с некоторых пор ты стала выкраивать время для чтения? – язвительно спросил Ремингтон. – Это для меня новость!
– Кажется, ты на взводе, милый! – чувственным шепотом сказала Карлотта, скользнув по нему бесстыдным взглядом. – И буквально пышешь внутренним жаром. Черт бы подрал эту леди Антонию! Неужели ей не известно, что за породистыми жеребцами нужно ухаживать? – Она развратно хохотнула.
Он схватил ее за руку и воскликнул:
– Довольно! Как ты посмела сюда заявиться?
– Разве не понятно? Мне захотелось увидеть тебя» милый. Толстуха приложила руку, которую он сжимал, к своему пышному бюсту, и его пальцы почувствовали колышущуюся горячую плоть. Бесстыдница кокетливо взглянула на него из-под густо накрашенных ресниц и томно добавила:
– Клянусь своим несравненным задом, что мы с тобой не виделись уже больше месяца! Разве ты не понимаешь, что я жутко по тебе соскучилась?
Когда-то эта женщина была поразительно красива и могла помыкать мужчинами, терявшими разум от ее полных чувственных губ, дерзких глаз и рыжих волос. Но сейчас, располневшая и изрядно потасканная, она вызывала у Ремингтона отвращение. Он вырвал из ее цепких пальцев руку и прорычал:
– Не смей называть меня своим славным шалунишкой! И никакой я тебе не Ремми! Веди себя прилично в чужом доме!
– Не надо нервничать из-за мелочей, милый, – промяукала она, глядя на него с легким укором. – Ты навсегда останешься для меня милым Ремми. Не понимаю, почему ты так горячишься? Что я такого сделала? Можно подумать, что ты женат или боишься за свою репутацию. Но, признайся, разве ты не соскучился по моей розовой попке? Когда же мы с тобой наконец попроказничаем? Я сделаю все, что ты пожелаешь…
– Замолчи немедленно! – прошипел Ремингтон. – И сейчас же убирайся!
– Фу, Ремми! Где твои хорошие манеры? – Она капризно наморщила носик. – Хорошо, я уйду. Но не раньше, чем ты сделаешь мне маленькое одолжение.
Граф едва не заскрежетал зубами, пальцы рук его непроизвольно сжались в кулаки.
– Твой бухгалтер отказался оплачивать мои счета от мадам Перно и братьев Галтьер. А я не могу жить без шампанского! Пожалуйста, исправь это маленькое недоразумение, мой славный! Напиши своему поверенному, чтобы он оплатил эти счета.
– Даже не подумаю! – отрезал Ремингтон. – Я сам распорядился вернуть их тебе, и впредь я тоже не намерен поощрять твои непомерные запросы. Рекомендую побыстрее найти себе другого мецената. – Он грубо схватил ее за руку и поволок к выходу. – И не смей больше меня беспокоить, иначе я позабочусь, чтобы у тебя возникли серьезные неприятности!
– О Ремми! Не будь таким жестоким! – вскричала с неподдельным отчаянием увядающая красотка.
– Умолкни и убирайся вон! – рявкнул он и, вытолкнув ее за дверь, усадил в экипаж.
Вернувшись в дом, граф уединился в гостиной, на первом этаже и встал у окна, желая успокоиться и убедиться, что непрошеная гостья убралась восвояси. Карета, уносившая нахальную куртизанку прочь, вскоре исчезла из виду, и Ремингтон, издав облегченный вздох, припал горячим лбом к оконному стеклу, благодаря Всевышнего за то, что все обошлось.
Но радовался граф, как оказалось, преждевременно: повернувшись, чтобы уйти, он увидел в дверях гостиной Антонию. Облик ее был ужасен, она дрожала от негодования. У Ремингтона душа ушла в пятки от недоброго предчувствия.
– Позвольте напомнить вам, сэр, что хозяйка здесь я! – звенящим голосом произнесла она. – Так что позаботьтесь, чтобы впредь ваши знакомые выбирали для встреч с вами другие места!
Она старалась держаться спокойно, однако внутри у нее все кипело. Совершенно случайно, проходя мимо гостиной по коридору, она услышала часть разговора графа с любовницей и возмутилась до глубины души. Мало того, что в ее дом постоянно заезжали дамы сомнительного поведения, так еще и во время беседы с ними лорд Карр допускал резкий тон и грубые выражения! Значит, он вовсе не изменил своего отношения к женщинам под воздействием наставниц и остался прежним бессердечным грубияном! Как жестоко она ошибалась, полагая, что сумела смягчить его очерствевшее сердце! Какой же наивной и. доверчивой она была, пытаясь разглядеть положительные качества в его натуре! Выходит, он искусно обманывал ее в течение полутора недель, скрывая под джентльменским обхождением свою подлинную сущность – коварного и эгоистичного закоренелого холостяка. Антония была на грани отчаяния.
– Но она пожаловала сюда по собственной воле, а не по моему желанию, – нерешительно заметил Ремингтон.
– Это ничего не меняет, граф! – в сердцах воскликнула Антония. – Вам, очевидно, следует почаще навещать своих подружек, чтобы не вынуждать их разыскивать вас, изнывая от скуки. Либо более щедро оплачивать их амурные услуги. Признаться, я не думала, что вы так скупы и бессердечны с женщинами, сэр! Вы меня разочаровали!
– Не судите меня так строго, Антония! – в отчаянии воскликнул Ремингтон и шагнул к ней, не полностью осознавая, что он собирается сделать. – Я не готов все вам объяснить…
Она отшатнулась, испытывая к нему отвращение после той безобразной сцены, случайной свидетельницей которой стала, и начала пятиться, с неподдельным ужасом глядя на графа. До нее вдруг дошло, что те две дамы полусвета, которые побывали за столь короткое время в ее доме, очевидно, лишь крохотная часть огромного гарема этого завзятого гедониста, имеющего любовниц по всему Лондону! Сколько же еще сюрпризов он ей преподнесет? Не превратит ли он ее скромную обитель в дом свиданий? Боже, какой позор! Что подумают о ней ее знакомые?
Ремингтон ухватил ее за локоть и притянул к себе.
– Не смейте ко мне прикасаться! – взвизгнула она. – Не путайте меня со своими по… пассиями! – Антония чуть было не произнесла другое слово, но вовремя спохватилась. – И не давайте волю рукам! Я не привыкла к мужланскому обхождению…
– Что вы хотите этим сказать? – нахмурившись, спроСИЛ ОН.
– А то, ваше сиятельство, что я не чета той падшей женщине, которую вы столь бесцеремонно вытолкали за дверь! К слову сказать, как вообще вы посмели применить грубую силу к этому бедному слабому созданию? Да отпустите же меня наконец, граф!
Ремингтон расхохотался, продолжая сжимать ее запястье цепкими пальцами.
– Бедному созданию? Вы, наверное, решили уморить меня смехом, леди Антония. Эта крошка побывала за свою богатую приключениями жизнь еще и не в таких переделках! Да ее перетискали все состоятельные мужчины Лондона. За исключением одного лишь меня, – перестав смеяться, серьезно добавил он и мрачно взглянул Антонии в глаза.
Она судорожно вздохнула, отказываясь верить, что размалеванная вульгарная толстуха, вымогавшая у графа деньги на оплату нескольких ящиков шампанского и модного нижнего белья, не побывала в его кровати. Да он ко всему прочему, оказывается, еще и бессовестный лгун!
– Избавьте меня от этих пошлых сплетен, сэр! – брезгливо поморщившись, произнесла она, чувствуя, что у нее гулко забилось сердце. – И немедленно отпустите мою руку!
Ремингтон порывисто прижал ее к себе и произнес, сверля пылающим взглядом:
– Вы не верите мне? Так вот, я клянусь, что она никогда не была моей любовницей!
– Ах вот как! Значит, вы содержите дам легкого поведения из человеколюбия и сострадания к падшим, сэр? Оказывается, вы альтруист! – язвительно воскликнула Антония.
– Нет, миледи! Я делаю это в силу обстоятельств, которых не могу избежать: я выполняю волю отца. Она была его содержанкой, и в своем завещании он оговорил, что я как его наследник обязан заботиться о ней.
По хмурому, серьезному лицу Ремингтона Антония поняла, что он говорит правду, и успокоилась.
– Лично я не стал бы содержать любовницу, леди Пак-стон, – добавил он, мрачно ухмыльнувшись. – Так же как и супругу.
Антония потупилась, расстроенная его суровым тоном. Впрочем, подумала тотчас же она, иного отношения к женщинам со стороны женоненавистника и нельзя ожидать! И тем не менее слова Ремингтона оставили в ее душе неприятный осадок.
– И раз уж зашел такой разговор, – помолчав, сказал граф, – я хочу сообщить вам, что и первая незваная гостья, Хиллари, тоже досталась мне в наследство от отца. Он обожал женское общество и, изображая благородного рыцаря, никогда не бросал фавориток и продолжал опекать их до самой своей кончины. Более того, он включил заботу о них особым пунктом в завещание. Вот так и получилось, что я унаследовал не только его титул, но и его содержанок. И они постоянно напоминают мне об этом.
Внезапно в голове Антонии промелькнула догадка: уж не в этом ли кроется главная причина лютой ненависти графа к особам противоположного пола? Не потому ли он так яростно отвергает брак, что его отец был чересчур великодушен к любовницам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56