– И что же мне предстоит штудировать сегодня?
– Я познакомлю вас с основами составления меню, сэр! – строго сказала Антония и горделиво вскинула подбородок, подчеркивая тем самым серьезность момента. – Как вам уже известно, нам представлялось уместным ввести вас в курс искусства планирования домашнего питания. Вот почему сегодня я прочту вам лекцию о…
– Вы лично? – перебил ее Ремингтон, сделав изумленное лицо. – Мне казалось, что вы сохранили за собой роль надсмотрщицы, проверяющей процесс обучения. Вы недовольны своими помощницами? – Граф прислонился плечом к дверному косяку и нагло ухмыльнулся. Леди Антония указала ему рукой на стул у стола и холодно произнесла:
– Присаживайтесь, сэр! Дело в том, что тетя Гермиона внезапно занемогла, и я была вынуждена ее заменить. Итак, приступим к занятиям! Но что же вы стоите, сэр?
Лорд Карр подошел к ней, проигнорировав предложенный ему стул, и произнес, парализуя ее демоническим взглядом:
– Я предпочел бы постоять, мадам! Мне всегда думается лучше, когда я ощущаю твердую почву под ногами.
Антония именно этого и опасалась.
– Нет, я настаиваю на том, чтобы вы сели, милорд! – чуть повысив голос, промолвила она и, схватив пачку листов, начала раскладывать их на столе. – Вам придется делать записи! Впрочем, как вам будет угодно, сэр. Можете и не делать их. Хочу сразу же вас предупредить, что здесь, в доме покойного сэра Пакстона, принято придерживаться старинных традиций ведения домашнего хозяйства. Несколько необычных на сторонний взгляд. Вас это не должно смущать.
– В этом я уже давно убедился, мадам. Порядки здесь действительно довольно-таки странные, мягко говоря, – пробормотал граф.
– Однако в целом любая домохозяйка сталкивается с аналогичной проблемой: ей приходится тщательно обдумывать и планировать загодя все блюда, которыми она собирается потчевать своих родных и домочадцев, – невозмутимо продолжала развивать свою мысль Антония, – При этом необходимо учитывать питательную ценность пищевых продуктов и их полезность для человеческого организма. Я подготовила для вас список наиболее важных составляющих ежедневного рациона, без которых невозможно поддерживать хорошую физическую форму и бодрость духа, а также живость ума.
Она ткнула пальцем в один из листов, однако взгляд Ремингтона прочно прилип к ее выразительному бюсту. Сделав судорожный вздох, Антония с легкой дрожью в голосе сказала:
– Это в первую очередь молочные продукты, крупы, выпечка, фрукты, овощи, мясо, птица, а также рыба. С точки зрения врачей-диетологов, эти продукты содержат в себе все, что нам необходимо.
– Весьма любопытно, – сказал граф, наклоняясь еще ниже.
– Я стараюсь следить за развитием передовых научных идей, – ответила леди Антония, чувствуя, что под его пристальным взглядом ее груди начинают вздыматься, а по спине бегут мурашки. Граф явно изучал ее столь внимательно, желая выяснить, надет ли сегодня на ней корсет. Странно, подумалось ей, почему именно это его так интересует? Она пододвинула к себе другой лист бумаги и произнесла: – Каждой домашней хозяйке приходится считаться с нуждами членов своей семьи. Поэтому, выбирая необходимые для блюд продукты, ей следует учитывать не только их пищевую и вкусовую ценность, но и рекомендации домашнего врача, равно как и личные предпочтения.
– В самом деле? – спросил Ремингтон, вскинув брови.
– Разумеется, сэр! Ведь кому-то нравится, к примеру, арбуз, а другому подавай свиной хрящик! – ответила Антония и, подняв глаза, увидела перед собой его галстук.
– А что бы вы могли сказать в этом случае о себе, леди Антония? – сверля ее магнетическим взглядом, спросил граф. – Вы разборчивы в еде или же всеядны? Капризны или терпеливы?
У нее тотчас же екнуло сердце, почуявшее в этом вопросе подвох. Он определенно задался целью вывести ее из душевного равновесия и подтолкнуть на необдуманный поступок. Интересно, к чему он клонит? На что столь искусно намекает? Какие вкусы он имеет в виду? Зачем ему знать, что она предпочитает? И почему он испытывает ее терпение? И вновь пробежал по ее позвоночнику, от лопаток до самого копчика, тревожный холодок. Она заставила себя поднять голову и заявила, глядя ему в глаза:
– Я очень капризна и разборчива во всем, сэр! И не собираюсь менять свои вкусы. Существует мнение, что о характере и склонностях каждого человека можно судить по тому, как он относится к еде. Я прислушиваюсь к сигналам своего тела и стараюсь удовлетворять его потребности.
Произнеся эти слова, Антония тотчас же поняла, что совершила ошибку. Ремингтон осклабился и спросил, злорадно сверкая маслеными глазами:
– Вы в этом уверены, миледи? Если не секрет, скажите мне, что именно требуется вашему организму?
Антония почувствовала, что лицо ее пылает от негодования. Каков наглец, однако, подумала она, глядя на ухмыляющуюся физиономию графа, превратившего занятия в оскорбительный фарс. Она схватила со стола лист с написанной на нем своей фамилией и прочитала:
– Жареная птица, отварная рыба, барашек на Пасху и овощи.
– И это все? – Он окинул взглядом ее фигурку и произнес: – По-моему, этим вы не ограничиваетесь, мадам.
– Ну разумеется, я балую себя и другими продуктами, фруктами и творожным струделем.
– А как насчет бифштекса с кровью и красного вина?
– Нет, – покачав головой, ответила Антония, понимая, к чему он клонит: общеизвестно, что мясо и красное вино разжигают в человеке похотливые помыслы! – Ничего такого я не употребляю, поскольку они, эти блюда и напитки, чересчур…
– Возбуждают? – договорил он за нее, наслаждаясь румянцем на ее щеках.
– Нет, притупляют вкусовые ощущения, – нашлась наконец она.
– Возможно. Однако при этом они нас насыщают и разгоняют в жилах кровь. По-моему, отменное жаркое из говядины и бокал доброго красного вина пошли бы вам на пользу, мадам.
Он взял обеими руками лист бумаги и стал тянуть его на себя, парализуя Антонию немигающим взглядом. Она разжала пальцы и выпустила лист из рук. Он опустился на соседний стул и положил стопку на стол. Собравшись с духом, Антония схватила верхний лист и стала читать вслух:
– Вот Клео, к примеру, не ест ничего, кроме гренков, размоченных в молоке, и легких отварных блюд, поскольку у нее очень чувствительный желудок.
Краем глаза она заметила, что к ней тянется его рука, и сунула лист с рекомендациями по диете Клео ему в пальцы.
– Элинор употребляет в пищу исключительно молочные продукты, овощи, фасоль и горох. А к любителям мясного она относится с большим подозрением. Вот, убедитесь сами! – Она сунула графу в руку новый лист. – Между тем прожившая многие годы с мясником Молли просто обожает ветчину, свиные отбивные и колбасу. Тетя Гермиона любит блюда из птицы и рыбы. Поллианна балует себя соленьями…
Не глядя на графа, Антония передавала ему все новые и новые листы, с ужасом ощущая, однако, что он пододвигается к ней вместе со стулом все ближе и ближе, обжигая пламенным взглядом. Ее воля к сопротивлению стремительно таяла, дыхание учащалось, а сердце готово было выскочить из груди. Наконец она повернула голову, взглянула в его лучистые глаза и совершенно сомлела. Ремингтон произнес:
– Мне вряд ли понадобятся ваши рецепты и графики. Я считаю, что определить гастрономические вкусы женщины можно по ее внешнему виду. Гертруда, как я подозреваю, не равнодушна к жареной картошке, ведь она так похожа на печеный картофель! Старушке Эстер, судя по ее сморщенному лицу синюшного оттенка, нравится чернослив, а вы, Антония, больше всего любите молоко и сливки.
– Вам проболталась об этом Гертруда, – прошептала Антония, пораженная прозорливостью графа настолько, что даже потеряла голос на какое-то время, не говоря уже о способности пошевелиться.
– А вот и нет! – с умопомрачительной улыбкой сказал он. – Я догадался об этом по вашей коже. – Он провел пальцем по ее щеке и подбородку. – Даже на ощупь она нежна, словно крем.
Антония затрепетала от звука его голоса и нежного прикосновения его пальцев к ее лицу и затаила дыхание. По ее животу и бедрам стал распространяться жар, а внутренности стали предательски таять, источая соки.
– И еще вы обожаете вишню, – продолжал он, дотрагиваясь до ее пухлых алых губ и раздвигая их кончиком пальца. – Об этом говорят ваши красные губы, похожие на спелые и сочные вишенки… Перед ними невозможно устоять…
Под кожей у Антонии забегали крохотные пузырьки, она сжала пальцы и стиснула колени, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок и свалится со стула на пол, прямо к ногам этого соблазнителя, затуманившего ей рассудок сладкими речами и бархатистыми прикосновениями.
Ремингтон удовлетворенно улыбнулся, сжал ладонями ее щеки и произнес:
– Должен признаться вам, Антония, однако, что кое-что в вас остается для меня загадкой. Это ваши необыкновенные глаза. Что нужно есть, чтобы они обрели такой чудесный голубой цвет? Яйца малиновки? Толченые сапфиры? Кусочки утреннего неба? Очевидно, это нечто особенное и экзотическое, потому что таких, как у вас, глаз я раньше не видел.
Его дыхание согревало ее губы, лицо обрело умиленно-мечтательное выражение. Антония продолжала молчать, и он добавил:
– Раз отвечать вы не желаете, я попытаюсь это угадать по вкусу ваших губ.
У нее захватило дух и екнуло сердце. Мгновения, за которые он дотянулся ртом до ее губ, ей показались вечностью. Однако уклониться от поцелуя она даже не пыталась. Жар его сладких уст моментально растопил ее душу, она запрокинула голову и страстно ответила на его лобзания. Ощущения, которые при этом она испытала, были сродни тем, что испытывает человек, погружаясь нагишом в горячую ванну в холодный осенний вечер. Вся кожа словно воспламенилась, но это пламя не обжигало, а лишь согревало, вселяя в сердце чистую радость. Она обняла его одной рукой за плечи и затрепетала от растекающегося по телу удовольствия.
От него пахло сандалом и мужским естеством, ладонь чувствовала приятную твердость мускулов, губы – пряный привкус мяты. Он порывисто прижал ее к своей груди и едва ли не укусил ее губы. Издав грудной стон, Антония дала волю всей скопившейся в ней темной страсти и выгнулась дугой, стремясь прильнуть к нему как можно плотнее. По всему ее телу пробежала сладостная дрожь, на щеках заалел румянец.
Слегка отстранившись, граф стал водить кончиком языка по ее влажным и горячим губам, пробуждая в ней и нежность, и вожделение. Никогда прежде ей еще не доводилось ощущать такой восторг во время поцелуя. Казалось, что во рту у нее порхает волшебная бабочка. Язык Ремингтона проник еще глубже, его губы снова слились с ее губами. Голова Антонии затуманилась.
Ремингтон усадил ее к себе на колени, она ахнула, почувствовав его твердеющее мужское естество, и нетерпеливо заерзала на нем, уже не в силах совладать с желанием ощутить его в себе. Он стал гладить ее по спине, бокам и грудям, и она была уже готова кинуться в омут безумства, как вдруг в дверях послышался дребезжащий старческий голос.
– Прошу прощения, мадам, но к вам пожаловала с визитом дама, – сказал дворецкий Хоскинс. – Спрашивает его сиятельство.
Антония перескочила с бедер графа на стул и потупила взгляд, шумно дыша и оцепенев от ужаса. Ремингтон тряхнул головой, поправил галстук и наморщил лоб, пытаясь осмыслить слова дворецкого. Когда же ему это наконец удалось, он побагровел от гнева и воскликнул:
– Дама, говорите? И как она выглядит?
На щеках его играли желваки, на виске пульсировала голубая жилка, под носом выступила испарина. Охватившие его недобрые предчувствия стремительно усиливались.
– Высокая, видная дама с впечатляющим бюстом, сэр! – пожав плечами, сказал дворецкий. – В широкополой шляпе с длинными лентами, вся в перьях, кружевах и рюшах, словно манекен из витрины галантерейного магазина.
Хоскинс махнул рукой, повернулся и удалился, бормоча себе под нос:
– Ну и влип, однако, этот бедолага! Не хотел бы я очутиться на его месте…
Глава 8
Направляясь решительным шагом из столовой в холл, граф Ландон кипел от возмущения. Только одна знакомая ему особа женского пола соответствовала данному дворецким описанию, и к внезапной встрече с ней в этом доме Ремингтон абсолютно не был готов. Скверное предчувствие его не обмануло: в холле действительно стояла хорошо известная ему высокая стройная молодая дама в узорчатом шелковом наряде, экстравагантной шляпе и пышной горжетке. В одной руке она держала газету, в другой – изящный зонт. Увидев Ремингтона, она взмахнула газетой и воскликнула:
– Я так и предполагала! Ты здесь, жалкий притворщик и гнусный обманщик!
– Но как ты здесь очутилась? – громоподобным голосом осведомился он, подходя к ней. – Что тебе нужно?
Его потемневшие от гнева глаза сверкнули.
– Этот вопрос я хотела бы задать тебе, Ремингтон Карр! – звенящим от возмущения голосом произнесла она.
Звук ее голоса лишь чудом не вызвал отслоение краски со стен зала. У графа зашумело в ушах. Он покосился на Пруденс и Поллианну Куимбиз, застывших в испуге под лестницей, схватил нарушительницу тишины и покоя в этом доме за руку и увлек ее в гостиную.
– Сядь и успокойся! – приказал он, подведя ее к одной из кушеток, и поспешно затворил двери.
Однако дама присаживаться и успокаиваться не собиралась. Скривив губы, густо накрашенные красной помадой, в гримасе негодования, она вскричала:
– Три дня кряду я отправляла тебе записки с посыльными! Но ты не удосужился мне ответить, бесчувственный монстр и бессовестный развратник! И вот сегодня утром я узнала из газеты, что ты обосновался в доме вдовы Пакстон, где разгуливаешь в ее корсете и вытворяешь совершенно недопустимые номера. Какого дьявола ты вдруг превратился в служанку? Что за блажь пришла тебе в голову, Ремингтон? Над тобой уже смеется весь Лондон!
– Это не твое дело, Хиллари! – рявкнул граф.
– Я не потерплю такого сумасбродства! – вскрикнула дама, гневно топнув ногой. – Тебе не удастся легко от меня отделаться, мерзавец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56