Он яростно бился об нее чреслами, вызывая в ней все новые и новые волны райского наслаждения. Не выдержав их напора, Антония на короткое время потеряла сознание. Когда же она вернулась в реальность, то увидела, что Ремингтон согревает и ласкает ее своим влюбленным взглядом.
Именно в этот чудесный миг она поняла, почему ее милые старые леди загадочно и чуточку грустно улыбаются, предаваясь воспоминаниям.
А в это время репортер Руперт Фитч дрожал от холода, прячась от посторонних взглядов возле конюшни Ремингтона. Все тело его ныло от напряжения, уставшие глаза слипались. Он следил за леди Пакстон от самого ее дома и видел, как она входила в особняк лорда Карра. Теперь, спустя час, он уже не сомневался в том, что его долготерпение будет сторицей вознаграждено. Ночной визит незамужней дамы к скандально известному холостяку! Такая информация не могла не стать сенсацией. И редактор газеты, которому Руперт намеревался ее продать, наверняка не поскупится на солидный гонорар.
Эта мысль согревала подлую душу продажного журналиста, хотя кирпичная стена и студила ему поясницу, суля радикулит. В течение двух последних дней он обхаживал повариху леди Пакстон и выуживал у этой простушки весьма любопытные сведения. Таким образом ему удалось узнать, что между хозяйкой дома и лордом Карром возникла взаимная симпатия, обещающая перерасти в роман. Однако сегодня вечером Гертруда сообщила ему новость иного рода: о том, что леди Антония и граф повздорили, после чего лорд Карр поспешно покинул дом после полудня. Не вернулся он и к ужину, хотя и должен был работать, согласно уговору, на кухне. Фитч успокоил расстроенную подружку, похлопав ее по мясистой ягодице, и удалился, размышляя об этом странном повороте событий и о том, куда мог подеваться Ремингтон. Счастливый случай свел его в переулке с леди Антонией, – одетая в длинный плащ с капюшоном, она торопливо шла к стоянке наемных экипажей. Чутье подсказало Руперту, что будет полезно проследить за ней, и он так и сделал, о чем теперь совершенно не жалел.
Вскоре после того как леди Пакстон исчезла за массивной парадной дверью особняка лорда Карра, туда прибыл и он сам. И теперь Фитч уже придумывал заголовок для своего завтрашнего пасквиля и прикидывал, на какую сумму расщедрится редактор, узнав, что скандально известная защитница матримониальных традиций покинула дом холостяка только на другое утро.
Пока Фитч раздумывал над своим будущим репортажем с места событий, к особняку подкатили два экипажа. Руперт встрепенулся и, обернувшись, стал вглядываться в полумрак улицы, освещенной неверным светом газовых фонарей. Репортер поспешил отделиться от стены и переместиться к парапету парадной лестницы, где затаился в тени, предвкушая новые любопытные сведения.
Предчувствие не подвело бывалого охотника за сенсациями и на этот раз: дверцы карет распахнулись, и из них выбралось несколько мужчин. Фитч почти всех их тотчас же узнал: это были сэр Альберт Эверстон, лорд Картер Вулворт, лорд Ричард Серл, а также Бэзил Трублуд и двое незнакомцев. Судя по шатающейся походке, все они были пьяны. Господа не без труда поднялись по ступенькам и принялись стучать в дверь.
– Эй, Ландон! Открывай! – закричал Эверстон, тарабаня по двери кулаком. – Мы пришли получить с тебя должок!
– Выходи, жалкий трус! Тебе придется с нами сполна расплатиться! – прорычал Трублуд и, громко икнув, отравил чистый ночной воздух зловонным перегаром.
«Пили виски», – мысленно отметил Руперт Фитч и улыбнулся, сообразив, что незваные гости пожаловали сюда прямиком из мужского клуба. Назревал шумный скандал, к которому граф Ландон наверняка не был готов. Репортер извлек из кармана блокнот и начал делать в нем записи.
Дверь распахнулась, перепуганный дворецкий, бледный как мел, попытался убедить гостей, что граф отдыхает и никого не принимает. Однако агрессивно настроенная компания и слушать его не желала. Эверстон бесцеремонно оттолкнул дворецкого в сторону и прорвался в холл, рыча при этом:
– Ни черта у него не выйдет! Ему лучше быть с нами полюбезнее!
Остальные разъяренные господа ввалились следом, едва не растоптав беднягу Филиппса, тщетно пытавшегося урезонить их или запугать угрозой вызова полиции, если они не покинут особняк добровольно.
– Где он? – выпытывал у дворецкого Вулворт. – Где этот негодник? Эй, Ландон! Ты где прячешься?
– Так ведь он в спальне! – воскликнул Серл.
– Тогда вперед! Мы его разбудим! – закричал Пекенпоу, потрясая кулаком в воздухе.
События «развивались настолько быстро, что звать на помощь констебля было бесполезно. Грубияны гурьбой ринулись к лестнице. Дворецкий успел добежать до нее первым и, раскинув руки, попытался заслонить проход своим телом. Но его снова чуть было не сбили с ног. И тогда он прибег к последнему средству – напомнил им о неписаных правилах поведения джентльменов:
– Уймитесь, господа! Его сиятельство там сейчас не один!
Эти слова пригвоздили незваных визитеров к месту. Вытаращив друг на друга глаза, они некоторое время хватали раскрытыми ртами воздух, осмысливая услышанное. Первым пришел в себя сэр Альберт. Побагровев как свекла, он прорычал:
– Разрази меня гром, если сейчас у него в спальне находится не сама дракониха!
Уютно устроившись в объятиях Ремингтона, лежавшего с ней рядом на роскошной громадной кровати, Антония наслаждалась ощущением легкости и неизведанного блаженства, растекшегося по всему разгоряченному телу. Она словно бы заново родилась, и теперь все ее чувства удивительным образом обострились. Впервые в жизни она была умиротворена.
Облокотившись на упругий матрац, Ремингтон взглянул на ее набухшие порозовевшие груди, пригладил растрепавшиеся волосы ладонью, мягко улыбнулся и промолвил:
– Мне странно, что когда-то я считал тебя неисправимой стервой, ненавидящей мужчин и способной даже их покусать.
– Так вот почему ты так долго не решался меня поцеловать, – поводя плечами, промурлыкала она. – Ты думал, что я – вампир?
– Ты угадала! – Ремингтон усмехнулся. – Всякий раз, когда я к тебе приближался, меня охватывала паника. Я боялся, что ты, словно вампир, вопьешься мне в шею своими острыми зубками и начнешь пить мою кровь.
Антония рассмеялась и жадно впилась ртом в его губы. Дрожь ее тела выдавала вожделение, совладать с которым было невозможно. Ремингтон понял, что томить ее долгим ожиданием его мужских ласк нельзя, и незамедлительно заполнил ее расплавленное страстью лоно своим грозным любовным орудием, уже готовым к новому бою. Постепенно набирая темп, их тела пришли в ритмичное движение. Громкий стук сердца и азарт амурной игры помешали Антонии услышать подозрительный шум, доносившийся снаружи, из коридора. К тому же она чувствовала себя в полной безопасности в доме Ремингтона и в его постели. Однако странные посторонние звуки становились все громче, уже явственно слышались пьяные мужские голоса. Внезапно дверь смежной со спальней гостиной распахнулась, Ремингтон поднял голову и с удивлением прислушался.
Ему не потребовалось много времени, чтобы узнать знакомые фальцеты, басы и баритоны. Глаза Антонии полезли на лоб от ужаса, в них читался горький укор.
Ремингтон спрыгнул с кровати и, натянув штаны, шагнул к дверям спальни. В следующий миг ему навстречу из гостиной вышли двое мужчин. Ремингтон встал у них на пути и прорычал:
– Какого дьявола вам надо в моем доме?
– Нам хотелось бы взглянуть на даму, лежащую в вашей постели, сэр! – рявкнул один из вломившихся в опочивальню. – О, знакомое личико! Огнедышащий дракон собственной персоной! Так я и предполагал.
– Так вот почему ты столь поспешно удрал из клуба, изменник! Торопился оседлать это чудовище! – прогнусавил другой.
– Убирайтесь из моей спальни, вонючие твари! От вас несет мертвечиной! – прорычал граф Ландон. – Вон из моего дома.
Прикрыв груди покрывалом, Антония с ужасом наблюдала тошнотворную сцену безуспешных попыток Ремингтона вытолкать из комнаты распоясавшуюся компанию пьяных мужланов, чьи потные багровые физиономии, искаженные глумливыми ухмылками, походили на свиные рыла. Один из них визгливо провозгласил:
– Это точно она, господа! Итак, леди Защитница брака, куда же подевалась ваша высокая нравственность? Упала на пол вместе с нижним бельем? – Он разразился кудахтающим смехом.
– Вы только посмотрите на нее! – послышался другой, смутно знакомый Антонии голос. – Попалась врасплох в постели холостого мужчины! Стыд и позор!
– Строила из себя недотрогу, рядилась в тогу святой благородной подвижницы матримониальных правил, а на самом-то деле, оказывается, готова подставить свой передок любому желающему пошалить с ней! Настоящая волчица в овечьей шкуре.
– И как вы чувствуете себя теперь, миледи, оказавшись в роли жертвы? Молодец, Ландон! Ты прекрасно справился с работой! Мы все-таки отомстили этой интриганке за все наши унижения. Теперь мы с ней квиты.
Сказавший эту клеветническую фразу негодяй немедленно получил от Ремингтона оплеуху и с воплем ретировался в гостиную. Граф принялся раздавать пинки и зуботычины налево и направо, подоспевшие ему на помощь дворецкий Филиппе и лакей Манли помогли ему вытеснить незваных гостей в коридор. Под обрушившимся на них градом тумаков скандалисты дрогнули и чуть ли не бегом спустились в нижний холл по лестнице.
Пока их выталкивали вон из дома, дрожащая от всего пережитого Антония лихорадочно вспоминала имена свидетелей ее грехопадения. Безусловно, среди них был супруг Маргарет Альберт Эверстон. Еще – лорд Ричард Серл, которого она женила на Дафне Элдерстон. Пронзительный высокий голос принадлежал мистеру Трублуду, мужу Элис Баттерфилд. А тот, кто получил затрещину, был не кто иной, как лорд Картер Вулворт, ныне – супруг Элизабет Одли, вдовы, которую она взяла под свое крыло совсем недавно.
Всех этих джентльменов она сама в свое время застала врасплох. А теперь очутилась в сходном положении: голой и в чужой постели. Они поймали ее в самом неприглядном виде, подвергли осмеянию и заставили испытать чудовищное унижение. А ведь еще недавно она надменно требовала, чтобы все эти незадачливые сластолюбцы сполна расплатились за полученное удовольствие. И вот как они с ней поквитались! Но самое отвратительное заключалось в том, что в ловушку, искусно сыграв на ее чувствах, ее заманил граф Ландон…
У Антонии замерло сердце и перехватило дух.
Это была месть! И первую скрипку сыграл Ремингтон.
Она почувствовала себя так, словно бы ее швырнули в бездонный колодец с ледяной водой, – онемевшей и обессиленной. Он подлейшим образом заманил ее к себе, соблазнил и сделал посмешищем пьяных дружков, с которыми находился в сговоре. Проклятие!
Нет, ей не хотелось в это верить. Грудь иглой пронзила боль, она схватилась руками за сердце. Но такова была суровая правда. Все его заигрывания, многозначительные взгляды, провокационные намеки, паточно-сладкие прикосновения предназначались для ускорения ее позорного разоблачения. Все его медовые улыбочки, обманные ласки, фальшивые поцелуи – не что иное, как приманка, заманивающая в ловушку. И она попалась в его капкан, хотя и знала, что он презирает женщин и старается вульгарно соблазнить ее и унизить как злейшего врага.
Ремингтон коварно предал ее, но она сама в этом виновата: не надо было ему верить и слепо следовать порыву своих чувств. Это расплата за собственную похоть!
Ремингтон взбежал по ступенькам лестницы, вошел в спальню и застал Антонию сидящей на кровати с отрешенным, бледным лицом, искаженным гримасой боли. На ее васильковых глазах сверкали слезы. Первым его желанием было догнать эту свору извращенцев и негодяев, утративших право называться британскими джентльменами, И перебить их всех до одного. Но пересилило второе желание – успокоить и приласкать их бедную жертву, извиниться перед ней, попытаться загладить вину своих дружков. Переведя дух, он окликнул ее:
– Антония! Ради всего святого прости, что все так вышло…
Он обошел вокруг кровати и попытался погладить леди Пакстон. Она отшатнулась от него как от зачумленного, подхватила с ковра белье и начала одеваться.
– Не смей ко мне прикасаться! – взвизгнула она, когда он вновь протянул к ней руку.
Ей хотелось лишь одного – поскорее покинуть этот дом. Дрожа и плача, она с трудом надела нижние юбки и принялась застегивать пуговицы на платье.
– Умоляю тебя, Антония! Все обстоит совсем не так, как тебе кажется. Клянусь, что я…
– Откуда тебе знать, что я думаю обо всем этом? – сдавленно огрызнулась она, одергивая подол юбки и высматривая на полу туфли.
Он схватил ее за локоть, но она отпихнула его, взвизгнув:
– Руки прочь!
– Ты можешь негодовать, однако позволь мне все тебе объяснить, – настаивал Ремингтон. – Их приход сюда стал для меня полной неожиданностью.
Она резко обернулась и крикнула:
– Ложь!
Слезы унижения жгли ей пылающие щеки, она прикусила нижнюю губу, боясь утратить самообладание, надела туфельки и, смерив Ремингтона уничтожающим взглядом, спросила:
– Как ты мог так низко пасть? Ведь они благодарили тебя за умело разыгранный спектакль!
– Антония! Все было совсем не так…
Ремингтон сжал пальца в кулак и шагнул к ней. Она попятилась, опасаясь, что он ее ударит. Он замер.
– Я не желаю больше тебя видеть! Никогда! – сказала она, и эти слова резанули его по сердцу словно острый нож.
Она стремительно прошла мимо окаменевшего графа в гостиную, накинула на плечи плащ и обернулась, опасаясь, что он бросится на нее. Смертельно бледный Ремингтон стоял возле кровати и тупо смотрел в стену. Антония глубоко вздохнула и выбежала в коридор.
Ремингтон догнал ее возле входной двери, когда она безуспешно пыталась ее открыть, схватил за плечи и прохрипел, повернув ее лицом к себе:
– Антония, будь же благоразумна! В таком состоянии тебе не следует выходить на улицу одной. Сейчас ведь уже ночь!
– Уберите руки, милорд! – холодно промолвила она, ощущая в груди ужасающую пустоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56