От шнура осталось несколько дюймов, все пропало. Медленно, усилием воли, которой он в себе и не подозревал, Алекс заставил себя встать на колени, потом сесть на корточки и, содрогаясь от боли, подняться.
Покачиваясь, он двинулся вперед, пот заливал глаза. Шнуру осталось догореть два дюйма. Спотыкаясь и шатаясь, он думал только о том, что должен успеть. Перед глазами у него все плясало и расплывалось. Дважды он падал, но муки тела уже перешли в муки разума, потому что он думал о том, что произойдет, если он не загасит вовремя шнур. Такой маленький огонек… он не может позволить ему превратиться в ревущее пламя катастрофы.
Последний дюйм до связки динамита, он не успеет развязать ее. Повалившись на стену вагона со вздохом, похожим на всхлип, он зажал огонек между ладонями и плотно сжал их. Дикая боль прострелила руку, но он стиснул зубы и держался до тех пор, пока не уверился, что огонь погас.
Он не почувствовал радости или облегчения, только смертельную усталость, которая грозила новым падением на землю. Чтобы предотвратить это, он потянулся обожженной рукой к ручке вагонной двери. В этот момент у соседнего вагона раздался грохот, поднялась волна слепящего света, и взрывной волной его бросило на спину. Чернота, полная и беспредельная, поглотила его.
Солнце зашло уже давно, огонь в кухонном очаге почти догорел. Час перед полночью. В кресле-качалке сидела только оболочка девушки, ее дух вернулся в летний день, когда она услышала веселый голос и подняла глаза на мужчину, который был потрясен, благоговел, но обратился к ней. Этот призыв и покорил ее с самого начала.
Невидящим взглядом смотря на угли, она вспомнила, как солнце освещало его волосы, когда он скакал, чтобы встретиться с ней на их обычном месте рядом с ущельем Чертов Прыжок. Она снова видела выражение радости на его лице. Он уважал ограничения, которые она наложила на их встречи и их отношения, пока она сама не приехала к нему однажды утром, поняв, что хочет большего.
И снова она видела, как он идет с женщиной, которая не имеет на него никаких прав, и она знала, какую боль он испытывает, уходя… и ее собственная боль при виде того, как он уходит.
Потом воспоминания понеслись бурной чередой – все оттенки страсти и боли. Она слышала его голос, с запинкой произносящий голландские слова, видела его потрясенный взгляд. Опять перед ней встал коровник и его руки, схватившиеся за планки перегородки, потом появилась его фигура в свете лампы, которую она держала. Он был промокший и измученный… мужчина из вельда… и она знала, что он навсегда ее мужчина.
Возродившаяся внутри нее прошедшая жизнь отозвалась во всем ее теле любовью к Алексу. В воспоминании она увидела его стоящим у нее на кухне.
«Я ждал, пока он заснет. И вот я здесь, но у меня нет нужных слов».
«Ты – враг!»
«Враг делает так… а так… а так?»
– Алекс!
С протяжным мучительным криком она вскочила с кресла, выбежала из дома, оставив дверь открытой, и вывела свою лошадь из конюшни. Нет времени седлать… времени нет ни на что. До Ландердорпа скакать долго, очень долго, а нападение начнется в два часа.
Лошадь вихрем мчалась по вельду, но все равно недостаточно быстро для девушки у нее на спине и для мужчины в Ландердорпе, который так много раз спрашивал себя: «почему?».
Она знала, что уже слишком поздно, когда выезжала из усадьбы, но красное сияние в небе не заставило ее повернуть назад. Она продолжала скачку, ее душа разрывалась от слов… ее слов… «Поклянись, что ты не был с ней». И его хриплый голос – «Клянусь… клянусь!»
Ночной холод пронизывал ее насквозь, но она не сознавала этого. Она мчалась словно движимая неподвластным ей порывом. Со всех сторон неслись звуки вельда, но ее уши были глухи к ним. Она горела всем тем, что когда-либо было между ними, она слышала только его слова, все слова, сказанные с их первой встречи. Алекс, о Алекс!
У входа в ущелье Хетта соскользнула с лошади и, подобрав юбку, начала карабкаться на скалу, возвышающуюся над Чертовым Прыжком. Из-под ног у нее летели камни и разбивались внизу, руки горели от царапин. Дыхание рвалось из горла, как рыдания, но глаза ее были сухи.
Все выше и выше забиралась она, не чувствуя ни усталости, ни страха, пока не достигла самой высокой точки над ущельем. Она встала, уронив руки и выпустив юбку, которая надулась от ветра. Она смотрела на Ландердорп, такой близкий отсюда. Она стояла неподвижно, будто мертвая, почти не дыша.
Дым немного рассеялся, и она увидела маленькую железнодорожную станцию, освещаемую всполохами ружейного огня. Она различила треск перестрелки. Потом, вслед за вспышкой, которая осветила вагоны на запасных путях, до нее донесся глухой удар. Она схватилась руками за горло и закрыла глаза.
– Прости меня, – прошептала она, не вполне понимая, кому это говорит.
Она повернулась, зная, что должна сделать. Ветер вельда задул сильнее. Ей показалось, что она находится в преддверии ада. Во мраке ночи не было видно края скалы, ничего, что могло бы подсказать, когда очередной шаг приведет в пустоту. Вокруг только чернота и шепот тех, кто также стоял здесь до нее. Она стояла и слушала, чувствуя свое родство с проклятыми.
Она вспомнила свои же слова: «Чернокожие верили, что это место заколдовано. Если человеком овладевали злые духи, они заставляли его творить зло. Притаившиеся в засаде убивали его копьями. Если он был невиновен, боги помогали ему благополучно приземлиться, когда он прыгал в ущелье».
Она одержима злыми духами, в этом нет сомнения. Ее собственный народ отвернулся от нее, души Упы и Франца отреклись от нее. Пит назвал ее шлюхой, предательницей. Ей ничего не остается, как карабкаться задом наперед и встретиться с поджидающими ее копьями.
Она стояла неподвижно и слышала отзвук его голоса из давнего-давнего дня.
«Это не выбор, это–гибель. Если человек ступил в ущелье Чертов Прыжок, он погиб, что бы ни случилось».
«Как печально это звучит».
«Так и есть».
Она повернулась и начала восхождение.

ЭПИЛОГ
Молодой лейтенант, который привел свою группу к усадьбе Майбургов, прибыл из Англии недавно, но он читал о событиях, разыгравшихся здесь ранее в этом году. Конечно, он не одобрял гибели английского солдата, но сжигать жилые дома, по его мнению, – это варварство. Старший офицер, пославший его сюда, сделал это, чтобы познакомить новичка с реалиями на редкость жестокой войны.
Солдаты, составлявшие группу, которая должна была сжечь дом, воевали уже давно. Закаленные в боях, они считали, что бурская девушка–владелица усадьбы–получит по заслугам, отправившись в лагерь к другим женщинам. Женские языки способны нанести гораздо более серьезные раны, чем любое оружие.
Был день в начале декабря, и жара стояла ощутимая. Мужчины ехали вяло и кляли солнце, так часто бывшее их врагом при самых разных обстоятельствах. Они хотели бы вернуться домой, на милый остров, где их ждали пышущие здоровьем жены и розовощекие детишки. Они начинали с чувства терпимости по отношению к врагу, но теперь буры были мертвы и уже не могли оказать никакого сопротивления.
Если бы полгода назад они признали поражение, каждый их этих людей был бы счастлив пожать им руки. А теперь, хоть и не одобряя этого, они вели ту же грязную игру в этой нелепой войне. Эти придурки, потрясающие Библией, верят в закон «око за око», так пусть и получают.
До усадьбы было далеко, а когда солдаты подъехали ближе, лейтенант приказал им двигаться с осторожностью. Все казалось тихим, но они могли легко попасть в засаду, подготовленную отрядом, обычно использовавшим эту усадьбу. Они увидели крепкий дом, выстроенный на манер голландских, с особым вниманием к деталям. Хозяйственные постройки тоже были каменные и вместе с домом составляли приятную картину, не в пример ветхим строениям, которые они видели в вельде.
Все было неподвижно, только слегка волновалось кукурузное поле да проскакивали какие-то маленькие зверьки. Люди не могли не отметить, что эта страна, которую они так часто ругали, была исполнена дикой, живой красоты, а усадьба, подобная этой, могла бы стать раем на земле, не будь она так удалена от цивилизации.
Предосторожности не понадобилось. Они въехали во двор и поняли, что место брошено. И только старый туземец копал какую-то грядку. Он сказал, что должен оставаться рядом с хозяином, и указал на могилу в тени деревьев. Остальные ушли.
Они стали над ним подшучивать, как делали со всякими, кого не понимали, но он продолжал копать и не обратил внимания на то, что они вошли в дом.
Теперь, когда они добрались до места, момент начала поджога оказался трудным. Все помещения были убраны и сверкали чистотой, топчаны-кровати были застелены. Занавески, казалось, только что были выстираны, у очага лежали дрова. На крючке висело пальто, под ним стояли новые сапоги. Из кармана пальто торчала трубка.
Хетта Майбург ушла, как сказал туземец. Они ничего не понимали. Какой смысл вложила женщина в свои действия, когда вымыла все от пола до потолка, зная, что его сожгут? Они почувствовали себя неловко: их предстоящее дело предстало перед ними в еще более неприглядном свете, чем раньше.
Внезапно решение принял капрал. Он повернулся к офицеру и спросил, можно ли начинать. Юноша выглядел бледным, но рассеянно кивнул.
Мебель занялась быстро, и вид огня придал людям решимости, которой им недоставало. Чувство, что отсутствующая девушка долго обдумывала свой последний удар, когда, готовя дом к сожжению, мыла и чистила его, было подавлено ощущением творимого возмездия. Скоро они уже обрывали занавески, выбивали прикладами стекла, срывали со стен полки. Некоторые безуспешно пытались разломать кресло-качалку, но оно было сделано настолько прочно, что они бросили его в огонь целиком и издали победный клич, когда языки пламени начали лизать его. Все, что можно было донести, летело в потрескивающую груду–оказалось, что Хетта Майбург ничего не взяла с собой.
Скоро солдатам пришлось оставить дом. Некоторое время они стояли, созерцая почерневшие от дыма каменные стены. Потом кто-то побежал с горящим куском дерева к коровнику и ткнул в сложенное сено. Громко треща, пламя побежало по сухой траве, поднялось выше, стало лизать потолок, а затем принялось за бочки с яблоками. Крыша провалилась, выбросив сноп искр, которые опустились на крыши хижин для работников, и скоро они уже яростно полыхали.
Их и в самом деле охватило безумие. Несколько человек вскочили на лошадей и принялись убивать скот, закалывая несчастных животных штыками. Лейтенант приказывал им остановиться, но они даже не слышали его. Кукурузное поле было вытоптано. Пламя не смогло одолеть зеленеющие посевы и превратилось в густой вонючий дым, повисший над полями. С оставшимися курами было быстро покончено, и теперь они свисали с седел и ждали возвращения солдат к себе.
Очень быстро невероятно широкое небо оказалось затянутым дымом. От дома, выстроенного с таким трудом и старанием, остались почерневшие руины, окруженные грудами темной золы. Красота, завораживающая людей, превратилась в обвиняющую пустыню.
Они пришли в себя быстро. Оргия разрушения еще одним грузом легла им на душу. Не сговариваясь, солдаты сели на лошадей и приготовились ехать. Они говорили себе, что виновата жара и эта страна, которая так влияет на людей, что заставляет их делать то, что они делают. Они проехали мимо старого слуги, который так и копал что-то рядом с могилой Иоханнеса Майбурга.
Декабрь этого года разительно отличался от прошлогоднего. Жара, дожди, мухи, пыль – все было то же в Ледисмите, но по улицам можно было ходить, не опасаясь, что начнут падать снаряды, было вдоволь пищи и воды. Никто не напрягал глаза, чтобы различить вспышку гелиографа, и не прислушивался к шуму боя с прорывающимися к городу освободителями.
В госпитале было много больных и раненых, но он не был переполнен и не было нужды в медикаментах. В нем царила атмосфера чистоты и порядка, а стерильная чистота коридора вызывала у Джудит желание идти по нему на цыпочках.
Медсестра улыбнулась ей, когда она подошла к двери Алекса.
– Пациент будет счастлив. Он спрашивал о вас весь этот час.
Джудит улыбнулась в ответ:
– Он знает, что я каждый день прихожу в одно и то же время.
– Нетерпеливому человеку кажется, что два часа никогда не наступят. Вот увидите–лейтенант Рассел ждет вас у окна.
– Как он? – быстро спросила Джудит. Сестра развела руками:
– Он сильный человек. Раны затягиваются быстро, насколько это возможно. Что до остального – кто знает? По-разному бывает. Зависит от силы характера человека… и от тех, кто рядом.
– Я понимаю, – тихо сказала Джудит.
Она вошла в палату и молча закрыла за собой дверь. Его кресло действительно стояло у окна, где хоть чуть-чуть ощущалось движение ветерка. Какое-то время она не двигалась. Просто стояла и смотрела на него, собираясь с духом. Когда она почувствовала себя готовой, она нарочно громко переступила, и он быстро повернулся.
– Привет, Алекс. Рада, что ты встаешь. Как ужасно жарко сегодня в помещении, – начала она.
Его лицо осветилось.
– Джудит! Спасибо, что пришла.
– Не за что, – ответила она, рассмеявшись. – Могу сказать, что и сама рада иногда вырваться на волю. С тех поп как тетя Пэн стала миссис Роулингс-Тернер, она говорит только про «полк Реджинальда». Можешь себе представить, как жестоко они спорят.
Он слабо улыбнулся.
– Идеальная пара.
– Думаю, да. Они выглядят очень счастливыми.
– Я рад. Она слишком долго оставалась вдовой. Джудит, глубоко вздохнув, сказала:
– Жизнь забавна, не правда ли? Она приехала в Южную Африку, чтобы выдать замуж меня.
– И попала в свою же западню, – закончил он за нее. – Она всегда слишком вмешивалась в твою жизнь. С полковником это у нее не получилось. – Он беспокойно поерзал на стуле. – Какие последние слухи в городе?
Разочарованная его ответом, она резко сказала:
– Я не собираю сплетни. – Затем немного успокоилась и продолжила: – Тем не менее я расскажу о трех событиях, которые будут тебе интересны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66