Джудит было не по себе. Толпы людей в военной форме, ружья, лошади; громко стучащие башмаки, грубые звуки приказов; женщины с белыми как мел лицами, напуганные детишки, не способные понять, почему папы вдруг себя так странно ведут, – все это наводило на мысли о чем-то страшном и жестоком; но именно об этом ей меньше всего хотелось думать… Джудит изо всех сил старалась убедить себя, что эти люди отправляются не на войну. «Ну конечно, все они обязательно вернутся домой», – убеждала она себя. Ведь о возможности войны в Южной Африке говорят уже так много лет подряд – со времен того самого конфликта с бурами, который произошел в тысяча восемьсот восьмидесятом… Ну и что же?! Ведь за все эти годы война так и не вспыхнула – какие же есть основания опасаться ее сейчас? Просто-напросто Даунширский стрелковый отправлялся на два года в заморские владения – что же в этом страшного? И все-таки в этом прощании была слышна какая-то нота отчаяния, которую каждый пытался заглушить.
Поначалу она даже не пыталась найти в этой толпе своего жениха. Со дня новогоднего бала ей довелось увидеться с Алексом всего один раз – на прощальном обеде, устроенном сэром Четсвортом в его лондонском особняке. Атмосфера того вечера была весьма натянутой. Алекс был напряжен и оскорбительно равнодушен. Джудит поняла, что в этот момент лучше к нему не подходить. Она раскаивалась в том, что не смогла сдержаться в ту новогоднюю ночь и наговорила ему столько лишнего. Тотчас же после этого разговора в каминной гостиной Алекс возвратился в танцевальный зал, где откровенно флиртовал со всеми своими партнершами по танцам, не пропуская при этом ни одной возможности опорожнить лишний бокал шампанского… Когда большие часы пробили двенадцать раз, ознаменовав наступление нового, тысяча восемьсот девяносто девятого года, все кавалеры – следуя традиции – поцеловали своих дам. Алекс последовал примеру остальных. Джудит замерла в его объятиях, а он, саркастически улыбнувшись, бросил:
– Ах, милая Джудит, один поцелуй вовсе не означает любовь до гроба.
– Что ж, весьма разумное замечание, – ледяным тоном произнесла Джудит. – Надеюсь, ты понимаешь, что оно относится к нам обоим?
– Ты ведешь игру по своим правилам; так позволь же и мне играть по-своему, – проговорил Алекс немного заплетающимся языком.
Официальные слова прощания, сказанные Алексом, когда они остались наедине, были сухи и кратки. В какой-то момент Джудит испугалась, что он напоследок пожмет ей руку, как один из многих ее знакомых. Его враждебность повергла ее в глубочайшее уныние, и она не смогла произнести те слова, которые так много раз повторяла про себя накануне: Джудит хотелось извиниться за те резкости, которые она наговорила Алексу, и сказать, что она будет очень скучать без него…
И вот она приехала в Саутгемптон, лелея надежду использовать эту последнюю возможность, чтобы рассказать Алексу о том, о чем он и не догадывался. Еще несколько недель назад она ощущала себя на пороге супружеской жизни, в то время даже три месяца, остававшиеся до свадьбы, казались ей целой вечностью. Но сейчас – сейчас она превратилась в солдатскую невесту, обреченную на два года томительного и тревожного ожидания… Джудит чувствовала, что отныне массивное обручальное кольцо будет с каждым днем становиться все тяжелее и тяжелее.
Вдруг она увидела Алекса: его лицо промелькнуло в просвете между солдатскими фуражками и украшенными цветами дамскими шляпками, и Джудит, расталкивая толпу, бросилась к нему. Но когда ей с большим трудом удалось пробраться сквозь толпу к тому месту, где пять минут назад стоял молодой Рассел, его уже там не было…
Охваченная волнением, она стала вглядываться в каждое лицо под козырьком форменной фуражки, надеясь узнать знакомые черты. Пройдя к самому краю пирса, она медленно брела вдоль огромного белоснежного борта корабля… Она должна встретить Алекса: именно сейчас, в минуту расставания она найдет те единственно верные слова, которым он поверит. Все, что она чувствовала, все, на что она надеялась, все, о чем он не догадывался, готово было сорваться с ее губ… Она могла бы последовать за ним, и они поженились бы в Дурбане. Как только он узнает правду, он поймет, что ему не нужно убегать от нее, чтобы вырваться на свободу. Ее признание в любви к нему станет тем фундаментом, на котором они смогут построить свое счастье. О, если бы он только знал истинные причины ее нежелания отказаться от него!
С замирающим сердцем Джудит подошла к трапу.
Сержанты перестраивали солдат в колонну по одному; женщины и дети громко рыдали. Джудит остановилась. Она поняла, что не может плакать наравне со всеми остальными женщинами, хотя Алекс находился здесь. Он стоял возле верхней ступеньки трапа и о чем-то говорил с весьма свирепым на вид старшим сержантом.
Александр Рассел уже покинул английскую землю. Джудит поняла, что она потеряла его навсегда. Она не могла подняться на корабль, а он – спуститься на берег. Если бы она была простой работницей – простой солдатской подружкой, она бы кричала изо всех сил, махала бы руками, чтобы привлечь его внимание. Но благородные леди имели право показывать свои чувства только тет-а-тет–и то не всегда. Ни за одним из офицеров не бежала по пирсу молодая женщина, растирая по щекам слезы и повторяя охрипшим голосом последние прощальные слова, – офицерские жены и невесты были обязаны вести себя иначе.
Он был так близко от нее–совсем рядом, и тем не менее совершенно недоступен. Джудит оставалось лишь одно: молиться о том, чтобы Алекс посмотрел в ее сторону и, прервав беседу со старшим сержантом, спустился по трапу… Но она знала, что этого не случится. Алекс никого не ждал, и, кроме того, он был полностью поглощен своими командирскими обязанностями.
Вот уже несколько минут она стояла здесь, высокая девушка в темно-синем пальто с меховой оторочкой, моля Бога о том, чтобы его взгляд хотя бы на короткое время оторвался от бумаг, которые держал в руках старший сержант, чтобы он перестал думать о тех людях в ярко-зеленой форме, которые нескончаемым потоком поднимались на борт лайнера и среди которых были и его непосредственные подчиненные… Ей казалось, что он не может не откликнуться на ее упорный взгляд, в который она вложила всю силу своей души, но он не замечал ее.
Наконец Алекс закончил разговор с сержантом и рассеянным взглядом окинул толпу провожающих. Сердце Джудит бешено застучало. На какую-то долю секунды их глаза встретились, и она выдохнула его имя, но Алекс тут же отвернулся, словно не заметил ее. Он перекинулся еще несколькими словами со старшим сержантом и пошел по палубе по направлению к одной из дверей; нагнув голову, он скрылся в низком проеме…
Нет, наверное, он просто не заметил ее. Даже такой человек, как Алекс, не мог обойтись с ней так жестоко. Оставаться дольше на пирсе было теперь совершенно бессмысленно. На встречу с Алексом не оставалось никакой надежды, а при виде медленно удаляющегося корабля ей стало бы еще больнее. С трудом сдерживая рыдания, Джудит стала пробиваться обратно сквозь толпу бледных женщин с мокрыми от слез щеками. Впрочем, среди них попадались и такие же сдержанные, аккуратно одетые юные леди, как сама Джудит. Они только что распрощались с такими же сдержанными и воспитанными молодыми людьми, еще недавно сидевшими за партами в английских колледжах, а теперь покидавшими родные берега с благородной целью – послужить Отечеству и короне. Джудит скользила взглядом по лицам этих юных дам, пытаясь понять, удается ли ей самой сохранять столь же невозмутимый вид… Впрочем, едва ли кто-нибудь из них уходил в этот день из саутгемптонского порта в таком же смятении, как она, не дождавшись ни слова утешения от своих возлюбленных.
Джудит плохо помнила, как дошла до вокзала и села в вагон. За окном проносились идиллические пейзажи: луга, невысокие холмы, аккуратные фермы, средневековые города с узенькими улочками, но Джудит не обращала никакого внимания на эти красоты – она видела лишь собственное отражение в стекле вагона.
Мягкие пряди пепельных волос, правильные черты лица, классическая красота–вот такой он увидел ее. Светлые волосы, убранные наверх, в прическу, делающую ее еще более высокой; изящная и стройная фигура; голубые глаза, ясные и светлые, во взгляде которых не было и капли той волнующей глубины, которая была в его глазах – все говорило о ее холодности. Он считал ее неприступной и равнодушной. И ничто не могло убедить его в обратном.
Как только она увидела его, она забыла о своем решении отказаться от его предложения. Непреодолимое физическое влечение властной и безжалостной рукой смело, как ненужный хлам, все доводы рассудка, так, что она почувствовала себя такой безоружной перед этим чувством, какой никогда раньше не могла себя представить. Она лгала и скрывала свои истинные чувства, потому что боялась его насмешек над ними. А он, оказывается, смеялся над ее неприступностью и бесстрастностью – сейчас она понимала это!
Как изменился Алекс за последние годы! Она хорошо помнила его подростком: он был таким тихим, таким вежливым… И вдруг – такая разительная перемена… вместо воспитанного мальчика – распутник и гуляка, герой скандальных историй, исключенный из университета за несколько месяцев до получения диплома… Джудит вдруг поймала себя на мысли, что ни разу не задумывалась о том, что послужило причиной такой перемены. Тетушка Пэн поведала ей, что сэр Четсворт поставил сыну ультиматум: он поступает на военную службу и женится на нелюбимой девушке. Алекс был озлоблен. Он ненавидел ее, он ненавидел военную службу. По правде говоря, он ненавидел все на свете и боролся со всем на свете, кроме своего отца. А она даже не попыталась понять, в чем причина этой покорности.
Вместо того чтобы прийти Алексу на помощь, она сосредоточила все силы на борьбе со своими, такими естественными чувствами, боясь, что они заведут ее слишком далеко. Она хотела Алекса, хотела, чтобы произошло чудо и он тоже захотел ее, но ей и в голову не приходило, что сначала нужно попытаться понять, кем стал этот вчерашний мальчик. Джудит поняла, что то ее чувство нельзя было назвать любовью. Любовью было то, что она ощущала теперь, – та душевная боль, которую она испытывала, вспоминая этого несчастного человека, все поведение которого было проявлением отчаяния и полного одиночества. Под стук колес она вспоминала его гневный взгляд и слова, полные горечи. Такие, как Алекс, не просят о помощи. Они борются в одиночку, если только друг сам не придет на помощь.
По возвращении в Лондон Джудит погрузилась в лихорадочную деятельность. Сначала она решила нанести визит сэру Четсворту. Когда будущая невестка появилась на пороге его дома, старый аристократ был настолько удивлен, что даже не попытался скрыть свое замешательство: действительно, этот визит мог показаться в высшей степени странным – Джудит пришла в общем-то без всякой причины, исключительно для того, чтобы поговорить об Алексе. Сэр Четсворт не имел возможности уделить девушке достаточное количество времени – он спешил на очередное заседание парламента. К тому же разговоры о непутевом сыне явно не доставляли ему удовольствия. Джудит пыталась было расспросить его о студенческой жизни Алекса, но сэр Четсворт перевел разговор на другую тему, ограничившись саркастическим замечанием по поводу напрасно потраченного времени и денег. Попрощавшись с пожилым аристократом, Джудит медленно пошла по направлению к дому, пытаясь понять, о чем так и не стал рассказывать ей сэр Четсворт. Ей показалось, старик охотнее говорил о Майлзе Расселе, чем об Алексе.
«Может быть, в этом и таятся ответы на все вопросы?» – подумала Джудит.
Возвратившись домой, она немедленно направилась в комнаты миссис Девенпорт, которая, казалось, знала, как вел себя Алекс, но не знала, почему он себя так вел. Единственное, что тетушка могла рассказать, так это то, что воспитанный в строгости молодой человек отбился от рук при первой же возможности.
– Хорошо еще, что у Четсворта хватило ума до поры до времени не отдавать этому мальчишке причитающееся ему наследство, – задумчиво произнесла миссис Девенпорт. – Пойди-ка, поволочись за дамочками, когда в кармане ни гроша! – Да, Джудит, – продолжала она после небольшой паузы, – я ведь знаю Четсворта уже много лет. Он всегда был молчуном, а после смерти бедной Сисси стал совсем угрюмым… Ты ведь, наверное, знаешь, что она умерла, рожая Александра. Овдовев, Четсворт совсем разучился смеяться и стал излишне строг с детьми. А когда Майлз утонул, спасая жизнь брату, он, очевидно, решил, что во всем виноват Александр и захотел отправить мальчика куда-нибудь подальше, чтобы тот не напоминал ему этой трагедии… Честно говоря, я считаю, что Алексу повезло: это избавило его от гнетущей атмосферы Холлворта.
Джудит попросила рассказать ей о Майлзе Расселе и услышала в ответ, что это был очень красивый мальчик – копия матери – и что уже к десяти годам всем было ясно, что ребенок необычайно одарен.
– Подумать только, какая страшная история, – проговорила напоследок тетушка Пэн. – И все из-за самого обычного детского непослушания! Знаешь, Александр был поначалу в таком шоке, что мы даже начали опасаться за его душевное здоровье… К счастью, он все-таки пришел в себя…
– Помнится, в детстве эта история казалась мне романтичной, – задумчиво произнесла Джудит. – Мне казалось, это так интересно – испытать трагедию в восьмилетнем возрасте. Тогда, в Холлворте, когда праздновали день рождения Алекса, я даже влюбилась в него… А может, не в него, а в храброго Майлза – я даже не могу сейчас вспомнить, в кого именно…
– А теперь ты знаешь в кого? Джудит взглянула на тетушку:
– Да, кажется, я действительно знаю, что делать. Однажды ты посоветовала мне не превращаться в одну из тех бедняжек, которые не могут прожить ни минуты без предмета своей любви. Но одна мысль о том, что я не увижу его целых два года, для меня невыносима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66