Также от нее не ускользнули взгляды, которыми украдкой обменивались присутствующие там мужчины и женщины. Мэри никогда не видела прежде таких взглядов, но вскоре она поняла, что они означали.
Голод.
Люди, которые сидели там, за соседними столами, были бедны, как нищие. Целые бараньи потроха были явно гораздо больше того, что они съедали за месяц всей семьей. Когда Винстон вскоре пожаловался на то, что шотландцы даже не знают, как варят настоящий эль, Мэри резко одернула его. Что-то внутри нее инстинктивно заступилось за этих людей, которые жили в этой чужой для нее стране. Это шло из глубины ее души, и истоки этого она была не в состоянии определить.
Так они сидели молча за столом, стоящим недалеко от камина, который распространял приятное тепло. Ни Китти, ни Винстон не осмеливались произнести ни слова; кучер потому, что уже собрал сегодня достаточно порицания за свой вкус, а молодая камеристка потому, что не понимала свою госпожу, несмотря на все старания.
Мэри как раз собиралась сообщить, что намеревается уйти к себе наверх, чтобы лечь спать, как один из гостей за другим столом поднялся и подошел к ним нетвердыми шагами. Это был старый бородатый шотландец, который заговорил с Мэри у входа в таверну. Трубка по-прежнему торчала у него в уголке рта. При ходьбе он опирался на суковатую палку, набалдашник которой был украшен искусной резьбой.
— Могу я присесть, миледи? — спросил он отяжелевшим от эля языком.
— Нет, — возразил грубо Винстон и поднялся со своего стула. — Миледи не желает…
— Конечно, вы можете, — с улыбкой ответила Мэри и указала на стул в конце длинного стола.
— Но миледи, — запальчиво возразил Винстон. — Это же простой крестьянин! Ему нечего делать за вашим столом!
— Точно так же, как и простому кучеру, — возразила спокойно Мэри. — Так бывает в поездках.
— Вы совершаете поездку? — спросил старый шотландец после того, как уселся. — Вы собираетесь на север?
— Это тебя не касается, — грубо сказал Винстон. — Миледи не будет…
Укоризненный взгляд Мэри заставил его замолчать. Надувшись от обиды, кучер уселся на свое место и выглядел при этом так, словно его заставили выпить еще одну кружку ненавистного шотландского пива.
— Да, мы собираемся на север, — вежливо ответила Мэри старому шотландцу, который странным образом казался ей знакомым, словно она уже встречалась когда-то с ним. При этом она ни разу прежде в своей жизни не пересекала границы Пограничья. Это было странное чувство, которое таилось в глубине ее души.
— Ваше первое путешествие по Шотландии?
Мэри кивнула в ответ.
— Вам нравится здесь?
— Я не знаю. — Мэри улыбнулась смущенно. — Я только что приехала. Слишком рано делать выводы.
— Тогда у вас есть преимущество перед вашими земляками, — заметил старый шотландец с безрадостной улыбкой. — Почти все англичане, которые приезжают к нам, уже в первый день знают, что им не нравится здесь. Земля — суровая, погода — холодная, и пиво не такое вкусное, как дома.
— И такое бывает? — спросила Мэри, взглянув при этом сурово на Винстона.
— И еще как, миледи. Но вы другая, я чувствую это своими старыми костями.
— Что ты имеешь в виду?
Старик вынул свою трубку, выпустил последнее кольцо в тяжелый, пропахший элем и холодным потом воздух. При этом юношеская улыбка озарила его лицо.
— Я стар, миледи, — сказал он. — Семьдесят шесть проклятых зим я уже отмахал, это не шутка в этой местности. Я появился на свет в том же году, в котором этот проклятый палач Кэмберлэнд устроил нам этот позор под Куллоденом. С тех пор я повидал многих англичан. Большинству из них наша прекрасная страна нужна только для того, чтобы выбивать из нее проклятые пенни. Но вы вырезаны из другого дерева, это я могу определить.
— Не ошибись, — возразила Мэри. — Я происхожу из знатной семьи, точно так же, как те англичане, о которых ты говоришь.
— Но вы не смотрите на нас как на варваров, которым нужно привить культуру, — сказал старый шотландец и значительно посмотрел на нее. — Вы смотрите на нас как на людей. Иначе вы бы не вмешались, когда эти подлые предатели набросились на бедного Алана Бахэнана.
— Я сделала лишь то, что велел мне мой долг, — возразила Мэри скромно.
— Вы сделали больше. Вы были очень храброй и встали на нашу сторону. Эти парни там, — он указал на соседние столы, за которыми сидели молодые шотландцы, все время переглядывающиеся украдкой, — никогда не забудут этого вам.
— Прекрасно. Ничего особенного.
— Для вас — возможно, миледи, но не для нас. Если ты принадлежишь к народу, который подавлен и эксплуатируется британцами или лэндлордами, который прогоняется с собственной земли только для того, чтобы другие получили еще большую прибыль, то учишься ценить приветливость.
— Вы говорите о clearances, не так ли? — поинтересовалась Мэри. Она слышала о жестоких переселениях, которые устраивались лэндлордами с целью изменить экономику Хайлэндса. Вместо аграрного хозяйства, которым до сих пор здесь занимались и получали скудный урожай, овцеводству следовало стать экономическим будущим Шотландии. Но сперва для этого необходимо было переселить жителей гор с их насиженных земель на побережье. Знать юга рассматривала эти меры как необходимые для того, чтобы север королевской империи окончательно превратился в цивилизованную, процветающую местность. С точки зрения местных жителей, конечно же, все выглядело иначе…
— Это позор, — сказал старый шотландец. — Не одно поколение наши отцы боролись за то, чтобы Шотландия была свободна от проклятых англичан, и теперь нас прогоняют с земли, на которой мы живет уже столетия.
— Мне очень жаль, — сказала Мэри, и это прозвучало искренне. Хотя на первый взгляд ее ничего не связывало с этими людьми, она странным образом почувствовала свою симпатию к ним. Возможно, потому, что у них были схожие судьбы. Мэри тоже чувствовала себя изгнанной из своей родины и должна была теперь провести остаток своей жизни в месте, которое ей чуждо и где она не хотела жить. Возможно, она думала, что у нее больше общего с этими людьми, чем ей это казалось до сих пор.
— Пятьсот лет, — пробормотал себе под нос старик-шотландец. — Пятьсот проклятых лет. Вы знали об этом?
— О чем ты говоришь?
— Это было в 1314 году, когда Роберт Брюс выступил на поле брани под Бэннокберном. Объединившись, кланы обвели британцев вокруг пальца, и Роберт стал королем свободной Шотландии. Более пятисот лет назад, — добавил старик таинственным шепотом.
— Этого я не знала, — призналась Мэри. — Я вообще очень мало знаю о Хайлэндсе. Но я исправлю это положение.
— Да, сделайте одолжение, миледи, — продолжил старик и придвинулся ближе к ней, отчего она почувствовала крепкий запах его кожаной жилетки и его пахнущее табаком и пивом резкое дыхание. — Всегда хорошо знать прошлое. Никогда нельзя его забывать. Никогда, вы слышите?
— Определенно нельзя, — заверила Мэри, немного оробев. Выражение лица старого шотландца изменились. Оно не казались больше таким добродушным и мудрым, как прежде. В его глазах, прежде смотревших с таким мягким выражением, теперь вспыхнул дикий огонь.
— Мы допустили ошибку в том, что забыли прошлое, — прошептал старик ей, при этом его голос принял тон заговорщика. — Мы предали обычаи наших предков и были за это жестоко наказаны. Роберт сам был тем, кто сделал первый шаг. Он покончил с традициями, совершил ошибку, с которой началось все зло.
— Какую ошибку? — удивленно спросила Мэри. — О чем ты толкуешь?
— Я говорю о мече короля, — таинственно сказал старый шотландец. — О мече, который остался на поле брани под Бэннокберном. Он принес победу, но Роберт не придал этому значения. Он покончил с традициями старых времен и обратился к другим обычаям. Это было началом конца.
— Если ты имеешь в виду… — Неловко Мэри окинула взглядом помещение вокруг себя. Было очевидно, что старик много выпил, и алкоголь ударил ему в голову. По взглядам Китти и Винстона она могла заметить, что оба не дадут и гроша ломаного за все, что говорил мужчина. Мэри же, напротив, чувствовала растерянность, но не могла сказать, что было причиной тому.
Возможно, причина была в самом старике, который казался ей одновременно таким чужым и знакомым. Возможно, дело было в том, о чем он рассказывал, даже если Мэри не придавала этому никакого значения.
— Меч пропал, — пробормотал старик, — а с ним и наша свобода.
— Эй, ну будет, старик, — сказал хозяин таверны, который проходил мимо, чтобы убрать со стола. — Ты уже достаточно докучаешь леди. Теперь самое время идти домой. Час закрытия, и я не хочу сегодня еще раз иметь проблемы с раками.
— Уже ухожу, — заверил его старик. — Позвольте мне только еще разок взглянуть вам в глаза, миледи. Я распознал в них то, что давненько уже не видел.
— И что же это? — спросила Мэри немного удивленно.
— Доброту, — серьезно ответил старик, — мужество и правдивость. Вещи, которые я считал давно потерянными. Приятно еще раз увидеть их. Я рад, что повстречал вас, миледи.
На короткий момент Мэри подумала, что увидела, как в глазах старика что-то вспыхнуло. Потом шотландец поднялся и направился к выходу. Он покинул заведение вместе с другими посетителями, которых хозяин харчевни мягко подталкивал к двери.
Смущенная Мэри смотрела им вслед. Последние слова старого шотландца не выходили у нее из головы.
Доброту, мужество и правдивость. Вещи, которые я давно считал потерянными…
Старик выразил все, что испытывала и она. Он выразил своими словами ее сокровенные мысли, словно сумел заглянуть в самые глубины ее души. Словно он знал ее не один год. Словно он знал ее тайные желания и тоску и разделил их…
— Да, забавный чудак, если вы меня спросите, миледи, — сказал Винстон.
— Не знаю. — Китти пожала плечами. — Я нахожу его очень милым.
— Очень странно, — сказала Мэри. — Знаю, звучит по-идиотски, но у меня чувство, что я знаю этого человека.
— Едва ли, миледи. — Винстон покачал головой. — Такой бедняк, как он, вряд ли когда-нибудь покидал свою деревню. И вы опять-таки никогда не были здесь прежде.
— Я не это имела в виду. Это было совсем по-другому. Своего рода доверительность, какую я прежде редко ….
Мэри оборвала себя на полуслове.
Она не имела права раскрывать внутреннюю жизнь своей души перед слугами, в каких бы хороших отношениях она ни была с ними. Она сама не знала, как определить то, что произошло между ней и старым жителем Приграничья. Но было очевидно, что его слова тронули ее. Его печаль о древней Шотландии, утраченной навсегда, поразили ее, как если бы она потеряла что-то важное.
Время романтизма и правдивости…
Мысль не оставляла Мэри.
И позже, когда она уже лежала в постели в своей комнате, под тяжелым, набитым пухом одеялом, которое стелили высоким гостям, она спрашивала себя, как все должно было быть.
Тогда, пятьсот лет назад…
Рано утром на следующее утро они отправились в путь. С первыми лучами солнца Винстон запряг лошадей. Пока Китти помогала своей госпоже совершить утренний туалет и одеться, слуга погрузил чемоданы на широкую площадку для багажа, вмонтированную на задках кареты.
В помещении таверны, в котором еще пахло потом и элем, небольшое общество путешественников позавтракало скудным, но зато плотным завтраком, который состоял из густой каши из зерен. Винстон ворчал, что английская леди могла бы рассчитывать на лучшее, но Мэри остановила его.
Она не хотела показаться невежливой; вчерашняя встреча со старым шотландцем оставила у нее глубокое впечатление, и она осознавала, какую гордость и какую любовь к родине испытывали эти простые люди. Они тоже не получали на завтрак ничего, кроме зерновой каши, и Мэри с почтением отведала их кушанье. Ее связывала с народом этой страны странная симпатия, которую она и себе-то не могла объяснить.
Ночью ей снова снился сон. Снова она видела молодую женщину, скачущую на белоснежном коне по Хайлэндсу. Эту страну Мэри знала только по картинам, но она была такой реальной в ее снах, словно она уже сама побывала там. Потом Мэри могла припомнить только размытые впечатления. Замок, со стен которого глядела молодая женщина, меч, который торчал в земле посередине поля брани.
Причиной тому были слова старого шотландца, которые преследовали Мэри даже во сне.
После завтрака путешественники покинули «Таверну Джедборо». Солнце уже поднялось над грубыми, крытыми соломой домами, окрасив небо в нежно-розовый цвет.
— Заря, — прокомментировал Винстон недовольно, пока он помогал дамам сесть в карету. — Пойдет дождь, миледи. Что-то непохоже, чтобы эта проклятая страна оказала вам радушный прием.
— Дождь идет и дома, Винстон, — пожимая плечами, ответила Мэри. — Я не понимаю твоего нерасположения.
— Простите, миледи. Должно быть, все зависит от местности. Она пустынна и неутешительна, и жители одни только необразованные крестьяне.
Мэри, которая как раз была занята тем, что садилась в карету, остановилась на подножке и послала своему слуге испепеляющий взгляд.
— Для кучера у тебя очень высокое мнение о себе, мой добрый Винстон.
— Простите, миледи. Я не хотел показаться надменным, — извинился слуга, но его высокомерное выражение лица выдало, что его слова лживы.
Мэри забралась в карету и уселась. Она не могла ставить в вину шотландцам то, что они не могли выносить англичан. Даже английские слуги, казалось, смотрели косо на жителей этой страны и считали их никчемными растяпами.
Но Мэри была другого мнения. По романам Вальтера Скотта, которые она прочитала, она составила другое мнение о стране по ту сторону границы. Землю, которую многие принимали за пустынную местность, где не существовало ни культуры, ни хороших обычаев, она считала одним из тех немногих мест, где еще не вытравили понятия чести и благородства.
Для большинства молодых людей знатного происхождения ее возраста традиция была всего лишь пустым словом, фразой, с которой хотят узаконить свое богатство, пока у других едва ли найдется, что поесть; здесь, на севере, у слова сохранилось свое значение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68