Все будет хорошо, вы сами увидите. Вы просто должны в это сильно верить.
Мэри улыбнулась. Беспокойство Китти было так трогательно, она так наивно полагалась на судьбу. Но возможно, она права. Если бы пару недель назад Мэри кто-нибудь сказал, что она повстречает сэра Вальтера, она бы посчитала это невозможным. Однако это произошло, и эту встречу можно рассматривать как добрый знак, как указание на то, что еще есть надежда. Надежда на прекрасную свободную жизнь без запретов и условностей, которые она оставила дома. Вероятно, она обретет счастье в замке Ратвен.
— Итак, моя дорогая Китти, — сказала она. — Я доверюсь своей судьбе и обожду, что меня ждет в замке Ратвен. Может быть, там мы переживем самые счастливые дни нашей жизни.
— Конечно, — ответила камеристка и довольно захихикала. — Балы и приемы, прекрасные платья и торжественно накрытые столы. Вы увидите, что все будет прекрасно, миледи.
— И кто знает, — добавила Мэри с лукавой улыбкой, — возможно, еще для тебя найдется красивый молодой человек.
— Миледи! — охнула камеристка и покраснела. Она бы отчаянно защищалась против такого подозрения, если бы в этот момент по ту сторону холма, который обогнула карета, не показались стены замка Ратвен.
— Только посмотрите, миледи! Мы приехали!
Мэри взглянула через запотевшее стекло. В карете было нестерпимо холодно; влажность, которая поднималась от почвы и повисала сырым туманом над скудными, землистыми холмами, казалось, проникала через все щели и заставляла зябнуть дам. И вид на замок Ратвен тоже не способствовал тому, чтобы прогнать холод.
Мощные стены из природного камня, такие толстые и внушительные, словно они стояли здесь с сотворения мира, возносились к небу над густым туманом. За стенами возвышалась заканчивающаяся зубцами грозная главная башня, к которой примыкал многоэтажный дом, в чьих высоких вытянутых окнах поблескивал свет. По правую руку от мощного сооружения из стен выпирали оборонительные башни и обращались на восток, туда, где располагались невысокие холмы, отделенные узким потоком воды. С другой стороны начинались отвесные скалы, к которым примыкал замок Ратвен; крутая пропасть разверзалась по ту сторону крепостной стены, которую венчала на западе высокая сторожевая башня. На ней висел крепкий балкон; Мэри показалось, что она увидела на нем призрачную фигуру, темную и согнувшуюся. В следующий момент фигура исчезла, и Мэри подумала, что это был мираж.
Карета добралась теперь до вершины подъема. Ухабистая улица вела к большим воротам, зияющим в мощных стенах крепости. Оттуда из стен выпирали мощные стропила деревянного подъемного моста, перекинутого через широкий ров, который окружал замок и заканчивался пропастью на западе.
Когда карета приблизилась, то створка ворот открылась, словно это была рука привидения.
Мэри и ее камеристка переглянулись. Первое впечатление, которое произвел замок Ратвен, было далеко не гостеприимным. Мэри изо всех сил старалась смотреть на вещи в положительном свете — но она не могла иначе, чем увидеть в раскрытых воротах замка огромную зевающую пасть, которая грозила проглотить ее и Китти.
Чем ближе карета подъезжала к стенам замка, тем выше и более грозно они возвышались. С тоской Мэри уговаривала себя, что мрачность, исходящая от этого места, вызвана лишь неприветливой погодой. Стоит только взойти солнцу высоко на небо, и холмы будут усеяны цветами, и впечатление изменится. Но все казалось таким печальным и унылым, печальным и мертвым.
Мэри подумала с ностальгией об Абботсфорде, о садах, которые ей показала леди Шарлотта, о лугах с сочными травами, раскинувшихся вдоль Твида. Всю свою жизнь она не забудет те часы, которые провела в доме Скоттов. Воспоминания об этом немножко помогли ей преодолеть мрачное настроение.
Карета подъехала к воротам. Раздался пустой и глухой звук, когда подковы лошадей застучали по подъемному мосту и под сводами надвратной арки. Тут же внутри кареты стало мрачно. Чувство беспокойства закралось в душу Мэри, и даже на лицо беззаботной Китти легла тень.
Но когда проехали через ворота, не стало существенно светлее; карета с обеими дамами въехала в окруженный крепостными стенами внутренний двор, чья торцовая часть граничила с неприступным большим домом. По обеим сторонам располагались приземистые здания с конюшнями, однако нигде не было видно ни души.
Наконец карета остановилась. Лошади застыли, и Мэри показалось, что она слышала, как животные беспокойно фыркали. Кучер, которого им предоставил Вальтер Скотт, слез с козел и откинул складные ступеньки, потом открыл дверцу.
— Миледи, мы прибыли. Замок Ратвен.
Мэри оперлась о руку, которую ей подал кучер, и вышла из кареты. Она приподняла свои пышные юбки согласно дамской моде, чтобы не испачкать их в песке.
Холодный сырой воздух подул ей в лицо. Оробев, она огляделась по сторонам, и не увидела ничего, кроме серых мрачных каменных стен. На западной башне высоко выступал балкон, но силуэт исчез; вероятно, он Мэри привиделся.
В главном здании замка теперь открылись высокие двери, и стройная женщина вышла изнутри. Мелкими шажками она спустилась по лестнице вниз во двор, при этом она держалась с полным достоинством и высокомерием. Две служанки сопровождали ее с опущенным взором. Из конюшни мелькнули согнутые фигуры, которые занялись каретой и лошадьми, не поднимая глаз на гостью.
Стройная женщина, одетая в широкое платье из отливающей серебром парчи, подошла к Мэри. Она уже не была молода, как можно было предположить по ее фигуре и осанке. Ее волосы, строго зачесанные наверх, уже поседели, и кожа, напудренная по старому обычаю, покрылась морщинами. Выражение бледного, худого лица было строгим, а близко посаженные глаза смотрели внимательно и живо. Красота никогда не была свойственна этой женщине, но исходящее от нее ощущение внушало уважение. Это Мэри заметила еще при их последней встрече, когда та прибыла в Эгтон и одобрила свою будущую невестку.
Мэри знала эту женщину, это была Элеонора Ратвен, мать ее будущего супруга.
Мелкими шажками хозяйка замка Ратвен подошла к Мэри. Ее лицо не выражало волнения, не выдавало ни радости, ни симпатии. Вместо этого она протянула руку, чтобы позволить младшей по возрасту даме преклонить перед собой колено по старинному обычаю.
Мэри знала, чего от нее ожидали. С раннего детства ей привили это, и хотя не все старинные обычаи были ей по душе, она подчинилась этикету. Мэри взяла руку леди Элеоноры и низко поклонилась, опустив голову, пока хозяйка замка не позволила ей снова подняться.
— Поднимись, дитя мое, — сказала она, и ее слова прозвучали для Мэри и ее камеристки Кити так, будто сырой, холодный туман вдруг окутал ее голос. — Добро пожаловать в замок Ратвен.
— Благодарю вас, миледи, — ответила Мэри и послушно поднялась.
— Мы так давно не виделись. Ты стала еще красивее со времени нашей последней встречи.
Мэри поклонилась еще раз.
— Миледи очень снисходительны ко мне. Усталость от долгого путешествия осталась у меня за плечами и, несомненно, отразилась на моей внешности.
— Леди всегда остается леди, дитя мое. Разве твоя матушка никогда не говорила тебе об этом?
— О да, миледи, — вздохнула Мэри. — Неоднократно.
— Наше положение таково, и этим мы отличаемся от простого народа, дитя мое, не забывай об этом. У обычных людей путешествие по Хайлэндсу оставит следы усталости, но не у нас.
— Да, миледи.
— Дисциплина, дитя мое. Все, что ты изучила до сих пор, принесет тебе большую пользу в Ратвене. И всему, чего тебе не хватало до сих пор, ты научишься здесь.
— Как вам будет угодно, миледи.
— А где твой багаж?
— Сожалею, миледи, но со мной немного багажа. Большая его часть была потеряна при несчастном случае, который стоил жизни моему первому кучеру.
— Как ужасно! — воскликнула Элеонора и всплеснула руками перед бледным лицом. — Ты потеряла все свои платья? Из шелка? Из парчи?
— С позволения сказать, миледи, я и моя камеристка можем говорить о счастье, что мы сохранили себе жизнь. То немногое, чем мы владеем, мы получили от добросердечных людей, которые приняли нас у себя в доме.
— Боже Всемогущий! — Хозяйка замка уставилась на Мэри, словно она потеряла разум. — Платье, которое на тебе, не твое собственное?
— Нет, — подтвердила Мэри. — У нас ничего не осталось.
— Какой ужас! Какой позор! — застонала Элеонора. — Будущая супруга лэрда Ратвена побирается по стране, как нищенка!
— С позволения сказать, миледи, такого не было.
— Правда? А что же находится в чемоданах, которые как раз разгружает твой кучер? Остальные платья, данные сердобольной рукой?
— Книги, — с улыбкой поправила Мэри.
— Книги? — Ледяной голос осекся.
— Собрание древних классиков. Я люблю читать.
— Ну, теперь, здесь в замке Ратвен у тебя не часто выпадет для этого случай. Ты познакомишься с тем, что жизнь супруги лэрда полна самопожертвования и обязанностей, так что у тебя едва ли останется время для этого бездарного времяпрепровождения.
— Простите меня, что я вновь противоречу вам, миледи, но я не рассматриваю занятие чтением как времяпрепровождение. Вальтер Скотт любит говорить, что…
— Вальтер Скотт? Кто это?
— Великий писатель, миледи. И шотландец.
— Как и наш конюх. Что это значит? Посмотри на меня, мое дитя. И в моих жилах течет кровь древней Шотландии, и все же ни я, ни мой сын не имеем ничего общего с этим грубым, ленивым сбродом крестьян, который сидит на нашей земле и мешает тому, чтобы получить с нее прибыль.
Ее голос стал громким и неумолимым, черты лица стали еще более жесткими. Потом, однако, она поняла это и изобразила на своем лице подобие улыбки.
— Давай не будем говорить больше об этом, — сказала она. — Не теперь, дитя мое. Ты только что приехала и наверняка устала от долгого путешествия. Если ты проведешь здесь хоть немного времени, то поймешь, о чем я говорю, и разделишь мое мнение.
Она дала служанкам знак, чтобы они отнесли малочисленный багаж Мэри и ее камеристки в дом.
— Я распорядилась, чтобы Дафна показала тебе твою комнату. Потом она приготовит для тебя ванну, чтобы ты умылась с дороги. Ты же должна понравиться своему жениху, когда он впервые увидит тебя.
— А где сейчас Малькольм? — заинтересованно спросила Мэри. — Когда я увижу его?
— Мой сын, лэрд, ускакал на охоту, — холодно заметила Элеонора. — Он вернется лишь завтра утром. А пока у тебя есть время освоиться здесь. Я снабжу тебя парой моих собственных платьев, пока портниха не сошьет для тебя новые. Дафна, моя горничная, оденет тебя.
— Простите, миледи, но у меня есть моя собственная камеристка. Китти сопровождала меня по моему настойчивому желанию. Она и дальше впредь должна оставаться у меня на службе.
— В этом нет никакой необходимости, дитя мое, — ответила хозяйка замка и смерила Китти оценивающим взглядом. — Лэрд Ратвен в состоянии обеспечить тебя собственной прислугой. Твоя камеристка может возвращаться обратно в Эгтон. У тебя нет больше никаких обязанностей перед ней.
— Что? — Китти с мольбой посмотрела на Мэри. — Прошу, миледи…
— Кто позволил тебе подать голос? — резко спросила Элеонора. — Я спрашивала твоего мнения, девушка?
— Прошу, не сердитесь, миледи, — попросила Мэри. — Это моя вина, если Китти не знает, где находятся границы ее положения. Она для меня больше, чем просто служанка. В последние годы она была моей верной спутницей и подругой. Поэтому я от всей души прошу вас позволить остаться Китти.
— Служанка твоя подружка? — Во взгляде Элеоноры появилось недоумение. — На юге странные обычаи. На севере мы придерживаемся древних традиций. Ты тоже привыкнешь к ним.
— Как пожелает миледи.
— Мне все равно, твоя камеристка может остаться. Но на нее не распространяются никакие привилегии.
— Конечно, нет. Спасибо, миледи.
— А теперь ступай и располагайся здесь как дома. Когда лэрд вернется, он должен найти все в лучшем виде. И свою будущую жену.
— Конечно, миледи, — сказала Мэри и смиренно опустила голову. Элеонора Ратвен кивнула, потом повернулась спиной и пошла к дому.
— Миледи? — позвала ее Мэри.
— Что еще?
— Я благодарю вас за добрый прием. Я постараюсь оправдать ожидания, которые возлагают на меня. Ратвен должен стать моей новой родиной.
На какое-то мгновение показалось, что хозяйка замка хотела что-то сказать в ответ. Но уже в следующий миг она лишь кивнула головой и оставила Мэри и Китти во дворе замка. Молча молодые дамы смотрели ей вслед, и у обеих было чувство, что излучаемый Элеонорой Ратвен холод остался.
Первую ночь в замке Ратвен Мэри спала плохо. Она беспокойно ворочалась во сне, и ей казалось, что она всю ночь не сомкнула глаз. Ее преследовало ощущение, что высокие башни и стены замка проникали в ее сны и бросали мрачные тени.
Снова она видела молодую женщину, сидевшую на крупе белоснежного скакуна и скачущую по просторам Хайлэндса. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как она последний раз видела этот сон. Мэри узнала всадницу по ее хрупкой фигурке, простой спокойной красоте и длинным темным волосам.
На этот раз она не сидела на коне и не испытывала того чувства свободы, которое обычно посещало ее, когда ветер раздувал ее волосы и землистый запах Хайлэндса наполнял ее легкие. На этот раз ее сердце было сдавлено, печально и полно тревоги.
Молодая женщина стояла на балконе своего замка, прислонившись к зубцам башни, и смотрела неподвижно на суровый холмистый край, простирающийся по ту сторону пропасти. Солнце опустилось в туманную мглу, поднимающуюся каждый вечер. Красным цветом окрасился горизонт и придал ландшафту вид, словно озера крови собрались в низинах. Молодая женщина видела в этом дурное предзнаменование, и Мэри отчетливо чувствовала ее страх.
— Гвенн?
Когда ее назвали по имени, молодая женщина обернулась. Она была одета в простое льняное платье, однако не мерзла. Она привыкла к суровому климату Хайлэндса, родилась здесь и выросла.
Ее окликнул молодой человек. Он был одет в шерстяной плед красно-коричневого цвета, который накинул себе на плечи и закутал бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68