— Леди и джентльмены, прошу сохранять спокойствие. Только что получена телеграмма, извещающая, что некий отец Патрик Лопес, он же Клем, выпущен полицией Гонолулу из-за отсутствия улик и уже находится в Токио. В телеграмме говорится, что против нас, то есть против вас, мои друзья, возбуждается дело по обвинению в клевете, нанесении морального ущерба, фальсификации преступления: якобы мы, то есть вы, подсунули ему оружие, напоили снотворным, и так далее.
Все четверо озадаченно переглянулись, не сказав друг другу ни слова.
Лейтенант Лоджо продолжал:
— Советую связаться со своими адвокатами. Что касается меня, то я со своей стороны тоже приму меры.
— Но ведь полиции известно, что собой представляет отец Патрик, — сказала мисс Брук. — Как же полицейские стали на его сторону?
— Извините, Лиз, но вы плохо знаете законы. — Лейтенант Лоджо галантно поклонился. — Мы слишком поспешно покинули Гонолулу. Наши, то есть ваши, показания сочли недостаточными, чтобы держать этого гангстера в тюрьме, и его выпустили. А находясь на свободе, Клем пользуется всеми правами гражданина Соединенных Штатов и может апеллировать к суду, прося оградить его от посягательств на его… как бы это точнее сказать… неприкосновенность личности. А личность у нас, как вам известно, священна и неприкосновенна…
Незаметно подошел Малютка Банни, он улыбался, раскачиваясь на каблуках, при последних словах лейтенанта Лоджо шлепнул его по плечу:
— Ну что ты несешь, Никколо? Какая неприкосновенность? Доброе утро, Лиз, Джейн, профессор, Том! Знаем мы эту неприкосновенность. Я говорил, что Клем и Мадонна выкрутятся, так оно и случилось. Дело пока будет находиться во взвешенном состоянии: нет ни истцов, ни ответчиков, ни свидетелей. Канитель начнется лишь после прибытия в Сан-Франциско, если вы не станете ждать, пока под вас подсунут пластиковую бомбу.
Мисс Брук сказала, глядя с надеждой на Малютку Банни:
— Кончилось наше беззаботное житье.
Тот расплылся в улыбке:
— Ничего, Лиз. Теперь Клем почти не опасен.
— Неужто он опять поедет с нами? — всплеснула руками Джейн. — Мистер Лоджо, Том, Стэн, нельзя этого допустить!
— Успокойся, Джейн, — сказал Томас Кейри. — Я немедленно иду к капитану, и он, я уверен, не примет такого пассажира вновь. Не так ли, лейтенант?
Третий помощник капитана состроил страдальческую мину:
— Я сожалею. Мне также казалось. Я только сейчас был у капитана, и он приказал принять Патрика Лопеса, как отставшего пассажира, даже извиниться перед ним от лица администрации…
— Какой ужас! — воскликнула мисс Брук.
— И это еще не все, мисс. Ведено предоставить ему лучшую каюту, а также проявить к нему… — Он запнулся, услышав серебристый голосок Бетти, лившийся из репродукторов. Та еще раз напоминала пассажирам о программе пребывания в Японии. Когда Бетти, поблагодарив за внимание, умолкла, лейтенант Лоджо закончил фразу: — …Проявить к нему предельное внимание.
Малютка Банни, покрутив кулачищем, сказал:
— Проявим, Никколо. Еще как проявим.
— Банни! — нахмурил брови лейтенант Лоджо. — Не вздумай наделать глупостей. А с вами, мистер Кейри, я бы хотел встретиться, как только вас освободят дамы. Желаю приятного путешествия по Стране Восходящего Солнца.
— Он быстро смешался с толпой пассажиров, покидающих ресторан.
— Что вы на это скажете? — спросил Томас Кейри, несколько отстав от жены, мисс Брук и Малютки Банни. — Неслыханно, чтобы гангстера выпускали на свободу, зная, что он наверняка совершит преступление. Это слишком даже для такой свободной страны, как наша Америка!
Мистер Гордон с улыбкой посмотрел на своего молодого друга:
— Вам, как работнику прессы, не пристало удивляться. В шестнадцатом веке за деяние меньшего масштаба Патрика Лопеса давно бы уже вздернули на рее, если бы только он не занялся морским разбоем. Лишь пиратство считалось тогда одной из самых почетных профессий, приносившей славу и золото королеве Елизавете. Удачливые пираты не были обойдены монаршей милостью. Вспомните хотя бы Фрэнсиса Дрейка. Извините, Том, я, как всегда, ухожу от современности или ищу в ней аналогии с далеким прошлым. Если хотите знать мое мнение относительно возвращения Патрика, то я рад его появлению. Такой персонаж не может, не должен сходить со сцены так рано.
— Стэн! В уме ли вы? Мы так радовались, что избавились от этого лжеотца!
— Никогда еще, Том, я не ощущал в своем сознании такую ясность мысли.
— Извините, Стэн. Я слушаю вас. — Томас Кейри с опаской посмотрел на мистера Гордона.
— Я исхожу из того, Том, что теперь, зная, на что способен Лопес, мы станем держаться осторожнее. Лейтенант Лоджо должен организовать за ним наблюдение. Если у Патрика есть сообщники, то он обязательно станет с ними встречаться и выдаст их нам. И еще у меня мелькнула мысль, которая вам действительно может показаться сумасшедшей. Я считаю возможным привлечь Лопеса на нашу сторону, заставить работать на нас…
— О, Стэн! — только и мог вымолвить Томас Кейри. Но через десяток шагов не выдержал, спросил: — Каким образом?
— Патрик-Клем сейчас чувствует себя неуверенно и будет совсем деморализован, когда узнает об исчезновении Антиноми.
— Вы думаете, он будет морально подготовлен к переходу на нашу сторону?
— Вполне, Том. К тому же с нами Малютка Банни, который внушит ему, что лучше всего поладить миром. Но это еще не все, Том. Если он не знает об опасности, грозящей судну, то сообщение об этом должно окончательно потрясти его. Он сообразит, что и его хотят убрать вместе со всеми нами. Ему ничего не останется, как стать нашим единомышленником. Кроме того, вы не можете не согласиться, что лжеотец Патрик — симпатичный персонаж, его жаль лишаться до конца второго акта.
— Не знаю, Стэн, что и сказать вам на все это. Благоразумнее было бы убрать Патрика с судна, то есть не пускать его снова на «Глорию». Но раз мы бессильны сделать это, надо искать способ обезопасить в первую очередь наших женщин от возможного нового покушения Лопеса.
Они подходили к каюте, когда посреди коридора увидели лейтенанта Лоджо, явно поджидавшего их.
— Дорогой профессор, — сказал он, сводя глаза к переносице, — я должен один на один переговорить с мистером Кейри.
— Я слушаю вас, Никколо, — сказал Томас Кейри. — Извините, Стэн.
— Пожалуйста. Жду вашего звонка.
Лейтенант Лоджо, взяв Томаса Кейри под руку, зашептал на ухо:
— Они здесь! На судне! Сегодня на рассвете мои люди засекли их на верхней палубе в обществе вашего черного друга. Не можете ли вы объяснить, какое он имеет отношение к убийству Паулины? Думаю, вы подослали его к ним, не поставив меня в известность. Вы что, один хотите пожать лавры после нашей клятвенной договоренности? Отвечайте, мистер Кейри!
— Оставьте, Никколо, этот официальный тон. Ваше сообщение меня просто удивляет. Видимо, вы очень устали от этого крайне запутанного дела. Теперь же вы его еще больше усложняете, вводя новую сюжетную линию, как говорит наш профессор.
— Этот профессор! Почему же он встречался ночью, в глухом месте с этими подозрительными личностями? Поведение вашего черного друга…
— Оставьте, Никколо, цвет кожи!
— …мистера Гордона весьма подозрительно.
— Совсем нет. Он привык рано вставать.
— В четыре часа?
— Именно, и совершать утреннюю прогулку.
— Вы считаете это прогулкой со случайной встречей?
— Совершенно верно, Никколо. Так оно и есть.
— Тогда дело принимает другой оборот. Но эти двое весьма подозрительны. Их раскопала Бетти в своей картотеке. Вчера сообщила мне, а сегодня мой агент докладывает об этой самой явочной встрече. Невольно возникают подозрения. Вы уверены в своем друге?
— Как вы можете сомневаться, Никколо!
— Ах да! Раз друг, то, конечно… Бегу, Том. У меня, как всегда, дел по горло. Отвечаю за распределение в отелях, экскурсии, сохранность пассажиров, их настроение и так далее. Салют!
— Передайте очаровательной Бетти привет.
— Благодарю, Том. Я всегда считал вас человеком с большой буквы и с восклицательным знаком. Еще увидимся сегодня? — Глаза его вновь засветились неиссякаемой энергией и отвагой.
Автобус мчался по узким улицам Иокогамы в потоке маленьких приземистых машин и велосипедов.
Джейн, глядя в зеркальное стекло, сказала:
— В каждом доме лавка, магазин, кафе или еще что-то торгующее. Этот город почти ничем не отличается от японских кварталов в Гонолулу, не правда ли?
— Мне нравится и такая сутолока, и компактные домики, — ответила мисс Брук. — Особенно хороши иероглифы на вывесках.
— Да, необыкновенно, я бы сказал, изысканно изящны, — согласился мистер Гордон. — В них заключена мудрость тысячелетий.
Малютка Банни, сидевший рядом с мисс Брук, хмыкнул:
— Не понимаю, почему бы им не писать, как все люди?
Все засмеялись, в том числе и сам Банни.
Томас Кейри, поглядывая на нежный профиль жены, вновь и вновь возвращался к мысли отправить ее назад в Штаты. Несмотря на явный оптимизм мистера Гордона, он считал, что впереди самая трудная и опасная часть их пути. Временами ему чудилось, что за спиной появился тот страшный человек, и он, похолодев, медленно оглядывался, сжимая в кармане рукоятку револьвера. Тягостное состояние прогоняла улыбка Джейн или бас профессора, которого радовало стройное развитие сюжета «пьесы», в которой все они оказались невольными актерами.
Позади остался унылый город Кавасаки, с закопченными цехами заводов и серыми, тусклыми домами. Автобус въехал на мост через небольшую речушку, и девушка-гид с хорошо рассчитанной радостью в голосе объявила, что они проезжают мост через реку Сумида, на другом берегу которой — Токио. Через сорок минут пути по токийским улицам, еще более плотно забитым машинами, миновав Гинзу — торговый центр японской столицы, — автобус остановился у отеля «Империал». От подъезда отеля из стекла и бетона к автобусу двинулись неторопливым, полным достоинства шагом бравые ребята в пышной «адмиральской» униформе — служители отеля.
В холле отеля ждал Клем-Патрик в отлично сшитом костюме из голубого твида. Он шел навстречу, широко улыбаясь. Джейн и мисс Брук невольно укрылись за спицами мужчин. Клем-Патрик сделал вид, что не заметил этого, и, подойдя почти вплотную, сказал:
— Как я рад, друзья мои, встретить вас здесь! Проклятый торговец вином чего-то подсыпал мне в бутылку, и я проспал на Гавайях двадцать один час, и ни минутой меньше. Зато я уже четверо суток здесь! Должен сказать, что ничего хорошего пока не встретил, если не считать шикарных ночных баров. Мисс Брук, миссис Кейри, как вы обе похорошели за эти дни…
Малютка Банни подошел к нему вплотную:
— Заткнись, Клем! И не вздумай снова наделать глупостей.
Томас Кейри с Джейн и мисс Брук обошли их, не сказав ни слова. Мистер Гордон остался.
— Нам следует с вами поговорить, и по очень важному делу, — сказал профессор.
— Вы насчет моего иска? Но это мы уладим полюбовно. Я не люблю связываться с судом. Уладим, профессор. Вам это будет стоить не так уж дорого.
Мистер Гордон невольно улыбнулся наглости Клема.
— Уладим, отец Патрик, я привык называть вас так, вам очень шла сутана. Думаю, обойдемся без финансовых затрат. Вопрос идет о более существенном.
Посмотрев вслед мистеру Гордону, Клем сказал:
— Зайдем, Банни, в бар, ты там мне объяснишь, что все это значит.
— Пошли, Клем. Ты сильно отстал от жизни, и тебе следует промыть мозги.
В баре, держа стакан с виски, Патрик-Клем спросил:
— Что за разговорчик хочет завести со мной этот негр? Ну да дьявол его забери. Ты лучше мне вначале расскажи, как тебя сумел уговорить Эдуардо. И где он сейчас? Я жду его с раннего утра. — Патрик-Клем содрогнулся, предчувствуя, во что может вылиться встреча с Антиноми.
— Я обрадую тебя, Клем, — сказал Малютка Банни, отпив из стакана. — Твой партнер сыграл за борт.
Патрик-Клем поперхнулся виски. Откашлявшись, спросил с плохо скрываемой радостью:
— Кто бы это мог? Наверное, ребята Барреры? Эдуарде изрядно им насолил. Вот и достукался. Все дельные советы отметал. Не знаю, почему шеф так с ним носился? По сути дела, это был хвастливый дилетант без капли воображения. Выпьем за упокой его грешной души, Банни! Ну что ты так на меня уставился, будто я его спровадил к акулам. Ты ведь теперь вместо него?
— Как видишь, Клем.
— Тогда мы быстро и тонко обделаем это дельце. Эдуарде на дне морском завертится от зависти. Ну, будем! Отличный напиток!
— Виски приятно освежает.
— Еще бы!
— Ты запомни, Клем, на свежий котелок: все, о чем ты сейчас подумал, надо выбросить за борт вслед за Эдуардо. А не то!.. — Банни так резко поставил стакан, что виски выплеснулось из него на стол.
Клем глуповато улыбнулся:
— Ты что, к Харрису переметнулся?
— Ни на кого я не работаю, Клем. Эти люди теперь мои друзья.
— И даже негр?
— Не скаль зубы! И негр, и Том, и остальные. Даже их пес. Если я только замечу, то…
— Понятно, Банни. Вот не ожидал. Уладим, Банни…
— Я это знал, Клем. Парень ты сообразительный. Пятерки, наверное, получал у отцов иезуитов?
— Учился я здорово, Банни. Отец Августин говорил, что меня ждет завидная карьера духовного пастыря.
— Его предсказание сбылось, Клем. — Банни пересел рядом с Клемом. — Машинка при себе?
— Ну конечно. Фараоны старый кольт зажилили. Ты что?
— Тихо! Я реквизирую его — от соблазна. И не вздумай заводить новый!
— Ой, Малютка, с огнем шутишь!
— Мне приходилось работать пожарником.
— Вот теперь надо выпить по-настоящему, — сказал Патрик Клем, когда его пистолет перекочевал в карман Малютки Банни. — Какой ты с меня груз снял! Целую тонну! Ты думаешь, интересна мне была охота на людей, тем более таких симпатичных, как эти твои друзья?
Патрика-Клема действительно охватило глубочайшее чувство облегчения: он избавился от угнетавшего его напарника и получил долгожданную свободу действий. В уме он набрасывал телеграмму шефу. В Токио или в крайнем случае в Манилу тот пришлет в его распоряжение одного или двух подручных.
— Ах, Банни, Банни, — сказал он почти с нежностью, — как жаль, что ты не встретился мне раньше!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47