— Акулу бы неплохо подцепить.
— Что-то акул не видно, — вздохнул Горшков.
— Увидишь еще. Ну, давайте брезент за бортом прополощем.
Они проработали весь день. Починили брезентовую емкость и установили ее в трюме. После обеда долго возились с плавучим якорем: его весь измочалили волны, на новый якорь пошла часть брезента с той же емкости.
— Парус бы нам, — сказал Петрас.
Втроем они стояли на палубе впереди рубки, довольные, что выполнили все, что наметили на сегодня. Старшина ответил мотористу с долей горечи:
— Парус, говоришь? А на чем его поднимать? Нашу-то мачту давным-давно снесло.
— Я в порядке мечты, товарищ старшина.
— Эти мечты, Петрас, душу мне переворачивают. Думаешь, и я о парусе не думал? Да если бы нам парус да попутный ветер, то мы бы живо домой повернули. И глядишь, через неделю добрались до Японии, а там…
Горшков неожиданно расхохотался. Старшина и моторист с удивлением посмотрели на него. Горшков сказал, виновато улыбаясь:
— Я подумал: вот мы маялись, брезент латали, установили водяную цистерну, а вдруг дождя и не будет?
Асхатов подмигнул Петрасу:
— Это хорошо, когда бодрость духа не пропала. С такой командой можно океан переплыть и, чем черт не шутит, какой-нибудь необитаемый остров открыть. — Он посмотрел на небо. — Нет, дождь будет. Как бы опять шторм нас не прихватил. Облака мне не нравятся. Видите, как их по небу размазало? Там вверху ветрище страшной силы…
Ночь прошла спокойно, но к утру опять стал крепчать северный ветер. Утихший было океан помрачнел. Волны покрылись мраморными разводами пены. Старшина Асхатов и матрос Горшков снова поселились в рубке. Вдвоем было веселее, особенно по ночам. Петрас находился в худшем положении: он один нес в машине круглосуточную вахту. И хотя он и говорил, что вволю высыпается у своих моторов, стоило лишь старшине сказать в переговорную трубу: «В машине!» — как тотчас же слышалось в ответ: «Есть, в машине!»
Стояла черная, беспросветная тьма. Моросил мелкий холодный дождь, высокая зыбь катилась с северо-запада. Новый шторм, пробушевав двое суток, умчался к югу. Океан застлал тяжелый, непроницаемый туман. Иногда в небе проклевывался оранжевый диск солнца и тотчас скрывался в рыхлой, мглистой массе тумана.
Весь экипаж собрался в рубке. Старшина Асхатов курил, стоя у штурвала, Горшков и Петрас Авижус сидели на палубе. Хотя было чуть за полдень, в рубке было сумрачно. Старшине не давала покоя мысль о парусе. Подходящий брезент хранился у него в небольшом трюмном отсеке, который он называл подшкиперской, не на чем только было поднять парус, не было мачты.
Петрас сказал:
— У нас остался только один багор, второй смыло, на двух можно было бы укрепить парус.
Старшина вздохнул:
— Где их возьмешь, твои багры? Все же, моряки, не будем раскисать, пока все идет вполне прилично. Течение нас несет себе помаленьку наперерез пароходным линиям. Так не бывает, чтобы в наш век, да на таком участке движения, нам никто не встретился.
Горшков спросил:
— Только два багра — и мы поставили бы парус?
Старшина повел плечом:
— Ну конечно, еще какой! Взяли бы на растяжки, брезента у нас двенадцать квадратных метров. Пожалуй, даже немного великоват для нашего паруса. Конечно, быстроходный клипер из нас не получился бы, все же узла на два-три хода прибавили.
— Только и всего? — усмехнулся Горшков.
— А тебе этого мало? — удивился старшина. — Да ты усекаешь, что мы тогда освободились бы от плавучего якоря, смогли управляться, идти по нужному курсу! Ах, Алексей, морской ты человек, а не соображаешь, что к чему.
— Я-то соображаю. Только обидно, что даже под парусом будем ползти как черепаха.
— Обиду оставь при себе. И в другой раз корабельный инвентарь крепи по-настоящему. По твоей вине отпорный крюк утопили.
— При чем тут я? Вы же знаете, что я спал после вахты, товарищ старшина…
— Ну ладно, Алексей. Не будем…
— Не будем, товарищ старшина.
Это была первая размолвка, вызванная многодневным напряжением и усталостью.
Петрас примирительным тоном спросил:
— Все же куда нас вынесет, если ветер будет дуть с северо-запада или прямо с запада? В какую-нибудь водяную пустыню?
— Да, земли там не густо до самой Канады и Северной Америки, но наш курс сейчас изменился круто к зюйду, похоже, несет нас к Филиппинским островам, а может, даже в Полинезию.
— Так далеко? — удивился Горшков.
— Да, не близко, но выбора у нас пока нет.
— Понимаю, — сказал Горшков, — но допустим, мы возьмем курс к Америке, то сколько же надо дней, чтобы добраться до нее?
— Много, Алеша. Но об Америке нам и толковать нечего, так как, видишь, нас тащит на юг. Если же будем двигаться все в этом направлении, то в конце концов наткнемся на какой-нибудь коралловый остров, а скорее всего встретим чье-нибудь судно. Здесь торный путь на Гавайские острова, в американские порты, в Японию и к нашим берегам. Как видишь, Алексей, дела наши не так уж плохи.
— А кто сомневается? — Горшков расправил плечи. Ему и в самом деле казалось теперь, что все идет отлично, уже сгладились в памяти страшные дни, когда бушевал ледяной шторм. У него загорелись глаза, когда он представил себе, как из воды поднимаются кроны кокосовых пальм. Только голодные спазмы в желудке порою портили настроение, да и то ненадолго.
Петрас, все это время молчавший, вдруг сказал:
— Мачта должна быть красивой…
Старшина впился в моториста взглядом:
— Какая там красота! Лишь бы брезент держала. Ну что ты там придумал?
— У нас есть дощатый настил в трюме…
— Думал и я о нем, да он из коротких брусьев. Постой, постой! Думаешь, можно сбить?
— Надо попробовать, старшина. Мачта должна получиться крепкая.
— Нам только того и надо. Бросай свои крючки! Берись за топор. Да у меня и скобы найдутся!
Три дня, используя затишье, Петрас и старшина работали не покладая рук. Толстые брусья они состругивали с боков, сшивали их гвоздями и скобами. Наконец установили за рубкой высокую треногу, опоясанную по граням добавочными креплениями. Тренога держалась хорошо, крепко упираясь в палубу у основания фальшборта. Единственный багор стал «нижней фор-марса-реей», как громко назвал ее старшина. Крепление паруса на рее и его оснастка тоже заняли немало времени. Наконец настал торжественный момент, когда старшина и Петрас подняли свой парус. Хлопнул брезент, и КР-16 медленно развернулся и двинулся по пологому склону волны.
Старшина Асхатов сказал изменившимся от волнения голосом:
— Пошли, а? Теперь мы не пленники стихии! Ну, братцы!.. У нас моторно-парусный корабль, — он посмотрел за борт, — и скорость, я вам скажу, приличная…

ОТЕЦ ПАТРИК И ДРУГИЕ
После апартаментов профессора каюта N909 показалась Томасу Кейри чем-то вроде тюремного карцера : узкий ящик с двумя койками одна над другой, без иллюминаторов — каюта находилась ниже ватерлинии. Он только заглянул в нее и, с облегчением захлопнув двери, пошел искать своего непосредственного начальника, инженера Дешулло. Того не было в каюте с медной дощечкой «инженер-электрик», матросы на его вопрос как-то странно пожимали плечами. Не оказалось его и на автоматической телефонной станции. В небольшом помещении, занимаемом АТС, сидел дежурный электрик — лысый парень с хитроватым взглядом. Репортер обратил внимание на его мясистый нос, свернутый несколько вправо.
Дежурный электрик поймал его взгляд и пояснил:
— Бокс. Почему-то все пялят глаза на мой нос. Хотя он не хуже, чем у любого… Так ты, парень, ищешь инженера Дешулло? Долго придется искать. Я вот тоже вначале с ног сбился, разыскивая своего шефа Питерсона, и не нашел до сегодняшнего дня. По правде говоря, этот Питерсон мне был так же нужен, как тебе — Дешулло. Сегодня начальник у тебя я, ты у меня числишься в подвахтенных. Садись пока и жди дальнейших распоряжений. — Электрик подмигнул и загадочно улыбнулся, обнаружив солидную недостачу передних зубов. — Таких Дешулло на «Глории» не один десяток. — Поднял палец: — Звонят. — Взял трубку телефона: — АТС слушает. Отлично, сэр. Ваша каюта 107? Через семь минут у вас будет инженер-электрик. Не за что, сэр. Ну вот… как тебя?
— Том.
— Меня можешь звать Джеком. Бери в шкафу лампу с зеленым абажуром и топай в каюту 107. Там лампу разгрохали. Ты слышал, как я тебя аттестовал? Инженер-электрик! Так что держи марку.
— С меня хватит и электромонтера.
— Ты думай и о престиже судна. Инженер втыкает штепсель в розетку! Пусть знают наших. Ну валяй!
В каюте N107 Томаса Кейри встретил высокий широкоплечий старик в клетчатой рубахе и залатанных джинсах .
— Дружище, садись! Что будем пить? Да брось ты эту чертову лампу! У меня все в порядке с огнем. Я тебя вызвал так, для компании, не обижайся. Скука заела. Старуха с дочкой торчат там, — он ткнул пальцем в потолок, — а я постоял, посмотрел на эту водяную пустыню, пощурился от солнца, потом зашел в бар, да там собрался дрянной народец, сосут свои коктейли, будто важное дело делают. Поговорить не с кем. Вот мне и пришла мысль вызвать кого-нибудь из команды, из обслуги стало быть. Ну пей, пей! Тут водки пропасть, да я еще с собой запасец прихватил. Или ты пива хочешь? Пива так пива…
Томас Кейри нехотя сел и взял холодный стакан с темным пивом.
— Ну, за встречу. Пивко славное. Так ты инженер? Как тебя? Том? Ну и отлично. А меня Джимом Диммоком кличут. Лицо у тебя честное, располагающее. А я ничего теперь не люблю в жизни больше, как поговорить с порядочным человеком. Когда-то меня окружала пропасть славных парней. И надо же было случиться такому несчастью! — Он отхлебнул пива, сдул пену с усов, вздохнул. — Жил я как человек. Сеял кукурузу, в кузнице наваривал лемеха, ковал лошадей, смекал и по части машин. Даже в родео участвовал. Однажды продержался на мустанге около минуты и огреб приз пятьдесят долларов. Вечерами просиживал в салуне. И вот как-то в июле, в самую жару, приезжают ко мне три сукиных сына и дают подписать бумагу: дескать, они станут искать на моей земле нефть, и если найдут, то я буду получать какие-то центы с каждого барреля. Старуха говорит: валяй! Ну я и подписал…
— Нашли нефть?
— Нашли, дьявол бы ее побрал! С тех пор я получаю кучу долларов. Почти полмиллиона в год! И так уже пять лет! Пей, дружище…
Распив три бутылки пива со случайным нефтепромышленником, Томас Кейри вернулся в АТС.
— Ты чего лампу обратно принес? — спросил Джек.
Томас Кейри рассказал все как было.
— Это бывает, — сказал Джек. — И ведь тоже надо понять человека: свалятся такие деньги, а он не знает, что с ними делать. Был до этого человеком, а стал черт-те чем. Хотя я бы с таким доходом живо управился. Нашел бы куда деньги пристроить.
— Стал бы играть на бирже?
— Ну нет. Я бы, Том, начал строить ветряные электростанции. Знаешь, какие у нас ветры в прериях! Зазвенел бы от крыльев весь мой Запад! Говорят, энергетический кризис. А ведь если бы… Фу ты, дьявол, опять кто-то… Каюта двадцать три? Том, давай, да поживей. Каюта суперлюкс. За сутки двести сорок долларов. Что-то у босса с электробритвой. Если не справишься, неси сюда… Да… пятьсот тысяч — это сумма! Сколько можно ветряков… — услышал Томас Кейри уже в дверях.
По салону каюты 23 ходил высокий мужчина средних лет в одних шортах, его белесая кожа поросла на груди рыжеватыми волосами.
На диване, обитом зеленым бархатом, лежало пышное белое платье, на ковре валялась изящная туфелька.
Томас Кейри спросил:
— Вызывали электрика?
Вместо ответа рыжий показал глазами на столик возле зеркала во всю стену, на котором лежала бритва. Репортер взял бритву. Проверил, плотно ли вошел штепсель в розетку, включил ножи. Бритва ожила.
— Работает. Вы недостаточно плотно вставили вилку, сэр.
Рыжий не ответил. Томас Кейри обратил внимание на его нервное лицо, поросшее золотистой щетиной. Из соседней комнаты появилась молодая женщина в бикини.
— Боб! Вечно ты поднимаешь шум из-за пустяков…
— А ты любому мужчине норовишь показаться голой.
— Ты прав, Бобби. Мне доставляет удовольствие радовать зрителей. Вот тебе, — обратилась она к Томасу Кейри, — скажи не стесняясь, нравится моя фигура?
— В женщинах мне нравится не одна только фигура, миледи.
— Что? Что он сказал? Ты слышал, Боб? Каким тоном сказал этот наглец! Выходит, что я только смазливая дура. Вышвырни его вон! Немедленно!
Рыжий согнулся в пароксизме дикого хохота. Он стонал, визжал, махал руками. Наконец пересилил смех:
— Ой хорошо! Как хорошо ты ей врезал, парень! Она всегда считала, что ее фигура — капитал, что не надо на на цент всего остального. Нет, я это обязательно запомню, моя радость…
Томас Кейри выскочил из каюты под визг разъяренной красавицы, ругая себя, что не ушел раньше.
«Действительно, будь на месте рыжего другой, могла возникнуть драка, а мне ее только и не хватало».
Джеку он ничего рассказывать не стал.
— Тебя, Том, ищет лейтенант Лоджо, — сказал тот. — Между нами: он такой же лейтенант, как я — маршал. Он ждет тебя в баре на шестой палубе в нашем радиусе. Давай жми. Он наш главный начальник. О Дешулло забудь.
Лейтенант Лоджо встретил Томаса Кейри в коридоре.
— Наконец-то я вас нашел! — воскликнул он, хватая Томаса Кейри за руку и крепко пожимая ее. — Идемте в бар. Там можно перекинуться парой слов без того, чтобы за нами следили десять пар глаз. Знаете, клерки уже разнесли слух, что вы не кто иной, как Майкл Корбет.
— Чем он знаменит?
— Ну тот кассир из аэропорта в Новом Орлеане. Тот, что увел двести тысяч долларов.
— Этого еще не хватало! — возмутился Кейри.
— Действительно, поклеп неприятный. И это еще далеко не все. Вот сюда. Проходите. Здесь уютно и нет липучих глаз.
Сев за стойку, Томас Кейри вопросительно посмотрел на лейтенанта.
— Что будем пить? — спросил тот.
— Что хотите.
— Тогда виски. Два виски! — крикнул Лоджо бармену.
— Так что еще слышно обо мне?
— Вторая новость более приятная. Вас засекли с дочкой шефа, и, сами понимаете, строятся самые радужные для вас предположения.
— Ну а еще?
— К приятным для вас известиям можно отнести также перевод на тысячу двести долларов, полученный только что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47