Ц Да, Ц ответил я. Ц И к тому же добра и забавна. Я по ней страшно тоскую.
Ц Это естественно. У вас при себе есть ее фотография?
Я вынул из кармана фотографию и протянул ему. Взяв ее, он улыбнулся. Я заме
тил, что пальцем он проделал те же круговые движения, что и в свое время Ду
нкан, как если бы он заключил в круг лицо Катрионы. Он тоже прошептал какие
-то слова.
Ц Это единственная фотография, которая у вас есть? Ц спросил он.
Я покачал головой.
Ц Нет, у меня их несколько. Я редко на них смотрю. Но мне нравится, когда он
и рядом.
Ц Можно мне взять эту? Чтобы я всегда помнил о вашем горе.
Я помедлил. Я уже отдал Дункану снимок могилы Катрионы, так как считал его
своим другом. Но д'Эрвиль практически незнакомец. С другой стороны, он люб
езно принял меня и приглашал снова посетить его. От него нельзя было отма
хнуться.
Ц Хорошо, Ц решился я. Ц Если хотите.
Ц Очень хочу. Дункан говорил правду. Она необыкновенно красива. А в моем
возрасте полезно вспоминать о красоте.

* * *

Я вскоре ушел. День клонился к вечеру, и солнце уже не так жгло. Воздух был е
ще теплым, но в ветерке, дувшем с моря, ощущалась свежесть. Голова моя была
еще полна впечатлений и мыслей, от которых мне хотелось отвлечься. Поэто
му я пошел по городским улицам, мимо кафе и магазинов. В конце бульвара я у
видел вывеску главпочтамта и вспомнил, что попросил секретаря факульте
та в Эдинбурге, если им вздумается связаться со мной, направлять письма д
о востребования в Танжер.
Я долго простоял в очереди, которую, казалось, коварно заморозила марокк
анская бюрократическая машина. В конце концов, мне вручили небольшую пач
ку писем. Два из них были из университета Ц мне прислали формы, которые ну
жно было подписать; одно из Нового колледжа, сообщавшее, что в моих услуга
х как преподавателя на семинарах они больше не нуждаются. Последнее Ц о
т Генриетты Гиллеспи.
Неподалеку от почты был бар. Я зашел туда, сделал заказ и стал читать письм
о Генриетты. Оно было написано мелким почерком, торопливо и несколько не
брежно, что было на нее непохоже, как будто писавшую подгоняли недостато
к времени или тревога.
"Ян болен, Ц писала она. Ц Он попросил меня написать Вам,
хотя это и нелегко. Последняя наша встреча была не слишком веселой, не так
ли? Быть может, следующая будет удачней. Не знаю. Я вообще не знаю, встретил
ся ли мы снова. И я думаю... я боюсь, что Ян умирает.
Он заболел через несколько дней после того, как навестил Вас. Снача
ла это напоминало простуду. Но он никак не мог от нее избавиться. Спустя не
сколько недель у него поднялась температура. Она держалась более десяти
дней. Потом он вроде бы выздоровел и пошел на работу, а в начале июня стал р
аздражительным, поведение его совершенно изменилось. Он стал холоден ко
мне, чего раньше никогда не случалось. Болезнь вернулась Ц и в более тяже
лой форме. У него постоянные головные боли.
Врачи не понимают, в чем дело. Симптомы не похожи на то, с чем они до си
х пор сталкивались, анализы ничего не показывают, лекарства не действуют
. Он несколько раз ложился в больницу, но без результата.
Иногда температура спадает, и на день-другой у него наступает прос
ветление. Потом возобновляются головные боли, а с ними Ц и гал
люцинации. Они очень напоминают те, что мучили вас в прошлом году. Вчера он
сказал мне, что видел во сне человека в капюшоне на длинной темной улице и
слышал много голосов.
Он хочет увидеть Вас. Я сказала ему, что вы за границей и до конца лет
а не вернетесь, что с Вами никак не связаться, но он все равно настаивает, ч
тобы я попыталась Вас найти. Он хочет что-то Вам рассказать. Мне он не гово
рит, что именно. Я думаю, он за Вас боится, мне кажется, он что-то знает о Милн
е.
Эндрю, я не хочу волновать Яна. Мне кажется, что встреча с Вами его вз
волнует, но он страшно нервничает оттого, что я все откладываю написать В
ам. Ну, вот я и написала, если только письмо это до Вас дойдет. Если можете, п
риезжайте, если нет Ц напишите. Ваше письмо может немного его
успокоить. Если Вы порвали с Милном, напишите, пожалуйста, ему об этом. Мне
кажется, он боится его больше всего на свете. Хотя нет, есть кто-то из его ко
мпании, о ком Ян хочет предупредить Вас. Он говорит, что Вы должны знать чт
о-то, иначе будет слишком поздно".
Она начата писать что-то еще, но потом вычеркнула и начала снова. Возможно
, с тех пор прошло немного времени. Почерк ее стал еще более неуверенным.
"Вчера вечером на ступенях нашей лестницы что-то притаилось. Я не зн
аю, что это было или когда это опять появится. Но все время, пока оно там нах
одилось, у Яна была высокая температура. Когда он пришел в себя, то спросил
, там ли оно еще. Я ничего не видела, но слышала звуки.
Приезжайте, если можете, но только быстрее. Он слабеет с каждым днем.
Я думаю, он долго не протянет, если Вы не приедете и не уверите его в том, что
все хорошо. Генриетта".

Глава 11

На следующее утро мы отправились в Фес. Я слишком далеко заехал, так что во
звращаться не было никакого смысла. И, если честно, я боялся Дункана. Кто з
нает, что он сделает, скажи я ему, что вместо того, чтобы продолжить путеше
ствие, я помчусь к постели больного друга-священника. Я успокаивал себя, г
оворил, что Генриетта преувеличивает: не может быть, чтобы Ян был так уж пл
ох; в Эдинбурге лучшие медицинские силы Европы, в конце концов, впереди ещ
е много времени. Самое лучшее было позвонить по телефону или написать пи
сьмо по приезде в Фес.
Мы приехали на поезде в середине дня. Здесь были другое солнце и другое не
бо. Море теперь от нас далеко. Мы находились в предгорьях Среднего Атласа.
Сердце мое билось здесь иначе. Я чувствовал, что Европа осталась далеко п
озади, даже те ее жалкие огрызки, что порой встречались на улицах Танжера
и Касабланки. Это был совершенно иной мир и другое столетие, а если говори
ть совершенно точно Ц это было место, где время не имело никакого значен
ия.
Фес, как и многие другие современные города Северной Африки, делится на д
ве главные части: Старый город, или медина
Медина (араб. Ц город) Ц городское ядро или
старый город, обнесенный стенами с укрепленными воротами, бастионами и б
ашнями (обычно прямоугольными в плане), с зубчатым парапетом.
Ц к северу, и построенный французами Билль Нувель (Новый город) Ц
к северо-востоку. Разделены они не только географически. Одна часть Ц эт
о мир гостиниц, кафе, однообразно модных магазинов, скучный, заурядный и к
тому же грязный. Другая же часть Ц это свет и тень, раскинувшийся во все с
тороны сказочный лабиринт лавчонок, домов и мечетей, где прошлое Ц это в
се. А вокруг Ц горы с обширными кладбищами, зеленые крыши и квадратные ми
нареты.
За нами приехал автомобиль, чтобы везти нас в старую часть города. Это был
о недалеко. Вскоре мы остановились возле ворот Баб-Бу-Джелуд, и водитель
сказал, чтобы мы выходили, так как автомобилям запрещено ездить по улица
м медины.
С нами приключился странный эпизод. Мы ожидали, пока водитель выгрузит н
аши вещи на землю. Толпа детей и молодых людей окружила нас, приняв за тури
стов и наперебой предлагая свою помощь в качестве гидов. Дункан молчал, и
я последовал его примеру. Через несколько минут гомон прекратился, и нас
тупила тишина. Молодой человек, одетый в белое, подошел к нам и взял Дункан
а за руку.
Потенциальные «гиды» отлетели, как мухи, смешавшись с толпой. Некоторые
из них продолжали наблюдать за нами с безопасного расстояния. В глазах и
х застыла смесь страха и презрения. Казалось, им был дан знак к нам не приб
лижаться. Я видел других туристов, окруженных маленькими мучителями, от
которых не так-то просто было избавиться. Мы же тем временем, как старожил
ы, вошли в ворота и вступили в старый город. Наши вещи уложили на мула, и все
мы отправились по крутым петляющим улочкам к месту назначения.

* * *

Это был город моих ночных кошмаров. С обеих сторон тянулись высокие здан
ия без окон. Темные, страшные двери на каждом углу говорили о том, что за эт
ими высокими стенами течет жизнь, скрытая от посторонних глаз. Вскоре мы
свернули со сравнительно широкой улицы в лабиринт значительно более уз
ких и темных. Время от времени мы проходили мимо открытых дверей мечетей
и медресе. На керамических плитках были каллиграфически начертаны каки
е-то слова, которые так и тянуло прочитать. Иногда мимо нас поспешно прохо
дила женщина под чадрой, да торговец с тяжело нагруженным мулом выкрикив
ал: «Balak, balak», побуждая нас тем самым прижаться к ближайшей двери и дать ему до
рогу. Иногда ватага ребятишек, завидя нас, разом смолкала и воздерживала
сь от удара по мячу, ожидая, пока мы пройдем.
Город охватывал нас своими темными, старыми руками. Стены его крошились,
камни мостовых местами сошли со своих мест и треснули. Шум и запахи были м
не чужды. Чужды, и в то же время в каком-то ужасном смысле давно известны. Я
старался держаться поближе к Дункану, который спокойно шел вперед, как ч
еловек, вернувшийся в хорошо знакомое ему место.
Старый город по своим очертаниям походил на корыто, в центре которого ст
ояла мечеть Карауин, спрятанная за высокими стенами. Мы шли все время вни
з, направляясь к сердцу старинного города. Наконец мы приблизились к обы
кновенной двери в конце тупика (их здесь было огромное количество). Не дум
аю, чтобы у него было название, да и вряд ли он в нем нуждался. Наш проводник
постучал в тяжелую дверь, через несколько мгновений она открылась, и мы в
ошли. Короткий неосвещенный коридор вдруг неожиданно вывел нас на облиц
ованный плиткой двор, освещенный ярким солнцем. Оштукатуренные стены по
темнели от времени, а сложная резьба арок местами крошилась. Пройдя чере
з вторую дверь, мы проникли в другой двор, который был просторнее и красив
ее первого, однако и обветшал он еще больше. Виноград обвивал высокие дер
евянные решетки; посреди фонтана между керамических плиток, раздвигая и
х, пробивалась трава.
Позднее мне стало известно, что дом этот с двенадцатого века принадлежал
одной и той же семье. С тех пор он много раз перестраивался. В пятнадцатом
столетии он служил резиденцией для сменяющих друг друга губернаторов. В
шестнадцатом веке он принадлежал знаменитому Бу Слимау ибн Якуб-аль-Фа
сси, а в восемнадцатом столетии он считался святым местом, так как здесь р
азмещалась завия Ц обитель ордена дервишей. Все это впоследствии сообщ
ил мне Дункан, который хорошо знал историю дома.
За портьерой была неосвещенная деревянная лестница. Поднявшись по ней, м
ы вошли в длинную, обшитую деревянными панелями комнату. После яркого св
ета я поначалу ничего не видел. Приглушенный свет проникал в комнату чер
ез высокие зарешеченные окна, выходящие во двор, из которого мы только чт
о пришли. Свет этот причудливыми геометрическими фигурами падал на выцв
етшие ковры и медные лампы, свисавшие с потолка на длинных цепях, на высок
ие подсвечники и эбеновые подставки, на низкие столики, инкрустированны
е слоновой костью, на книги и чернильницы.
Молодой человек, что привел нас сюда, исчез, оставив нас с Дунканом одних в
этом тихом помещении. Мне почем-то стало страшно. Страшно, разумеется, от
того, что все, к чему я за свою жизнь привык, вдруг исчезло. Я боялся собстве
нной способности смиряться с теми экспериментами, что проводились надо
мной. Того, что в голове моей звучал голос, болтавший какую-то чушь о торго
вле белыми рабами и убийствах иностранцев в Северной Африке.
Но это было далеко не все, и подсознательно я понимал это. Мне не требовало
сь даже облекать это знание в слова. Комната напомнила мне о холодном хра
ме д'Эрвиля Ц в ней меня преследовали сходные ощущения. Страх просачива
лся сквозь ковры на стенах. Я не мог избавиться от уже испытанного мною чу
вства, будто рядом притаилось очень старое и очень сильное зло, пытающее
ся подавить меня всей своей мощью.
Из дальнего угла комнаты послышался высокий холодный голос, который мне
сразу же показался знакомым:
Ц Taqarrabu, ya rufaqa'i. По
дойдите ближе, друзья мои (араб.).

Дункан, как всегда уверенно, пошел вперед. Он уже бывал здесь раньше, он зн
ал, чего ожидать. И кого. Я последовал за ним, отставая на два шага. Постепен
но глаза мои стали привыкать к полумраку.
На низком диване сидел старик. Когда я говорю «старик», не следует думать,
будто было ему семьдесят или восемьдесят лет. Он был намного, намного ста
рше. Позднее Дункан сказал мне, что, по его мнению, ему около двухсот лет. В т
о время я отказался этому верить. Теперь я не так уверен.
На нем была традиционная одежда, и я сначала подумал, что вижу перед собой
спеленутую мумию шейха восемнадцатого века. Длинные сухие пальцы, как ко
гти, лежали у него на коленях. Жидкая белая борода свисала с узкого подбор
одка. Впалые щеки, беззубый рот. Но таких живых глаз я до сих пор еще не виде
л. Я вздрогнул, когда они на меня уставились. В них было больше силы, чем в ру
ках здорового молодого человека.
Ц Tfeddlu, glesu Сади
тесь, пожалуйста (араб.).
, Ц сказат он.
Мы опустились напротив него на ковер, скрестив ноги. Он отвел от меня глаз
а и, улыбаясь, посмотрел на Дункана. Это была уродливая, бесформенная улыб
ка. Я посмотрел в сторону, на луч света, упавший на стену позади старика.
Ц Vous avez voyage iongtemps pour me rejoindre ici
Долго же вы путешествовали, прежде чем приехать ко мне (франц.).
, Ц сказал он, с трудом выговаривая французские слова, как если бы о
н давно ими не пользовался.
Ц Pas du tout, Ц ответил Дункан. Ц Cela me fait grand plasir de vous revoir. Et de voir que vous etes toujours en bonne sante
Да нет, не долго. Я всегда ра
д встретиться с вами. Да еще и видеть вас в добром здравии (франц.).
.
Ц U-nta, kif s-shiha?
Ц Labas.
Они начали быстро говорить по-арабски, не обращая на меня никакого внима
ния. Смысла я не улавливал, узнавал лишь по одному знакомому слову в каждо
м предложении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27