Он сразу отступил и смотрел на меня все с тем же странным, труднообъяснимым выражением. Я не хотела знать, сколько там жалости, поэтому опустила взгляд. Теперь Уолтер точно знал, что никакая я не крутая, а просто жалкий комок нервов.
- Прости, я не хотела… - промямлила я, прилагая все усилия, чтобы не смотреть ему в лицо. - Совсем не хотела…
Моя сумка валялась на полу. Я наклонилась за ней, и это было зря, потому что слезы полились ручьем. Осторожное прикосновение сломило меня окончательно. Я ничком повалилась прямо на пол, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. Уолтер молча примостился рядом и ждал, когда я выплачусь, изредка поправляя мои растрепавшиеся волосы.
Даже когда слезы иссякли, я еще долго лежала, свернувшись клубочком, в кольце теплых рук.
- Что он с тобой сделал? - наконец спросил Уолтер.
Я промолчала, потому что не хотела затягивать его еще глубже в мир, из которого пришла, не желала говорить о том, от чего он скорее всего был очень далек. Да и не могла. Сил не было ни на то, чтобы ворочать языком, ни на то, чтобы хотя бы пошевелиться. Хотелось лежать и лежать, пока не сморит сон. Так оно и случилось.
Когда я проснулась, уже темнело. Меня укрывало роскошное покрывало с вышивкой, а голова покоилась на мягкой подушке в такой белоснежной наволочке, каких мне до сих пор не приходилось видеть ни на настоящих, ни на рекламных постелях. Рядом стояла не какая-нибудь прикроватная тумбочка, а круглый столик с пурпурной верхней скатертью (именно верхней, потому что из-под нее виднелась еще одна, белая кружевная). Электронный будильник показывал четверть восьмого.
Я огляделась. Комната выглядела так, словно сюда извергся рог изобилия какого-нибудь фешенебельного журнала для дома для семьи. Единственным, что выбивалось из картины, была моя сумка, выглядывавшая из-за приоткрытой дверцы гардероба, вся такая побитая жизнью, потертая и скособоченная.
В дверь постучали, и она тут же приоткрылась, впустив в комнату полосу неяркого света. В полосе стоял Уолтер. Войти он не пытался, демонстративно соблюдая дистанцию.
- Как дела? - спросил он.
Я присмотрелась к выражению его лица. Если глаза не обманывали, в данный момент я не вызывала острой жалости, только сочувствие. Из моей груди вырвался вздох. С подлецами проще - их всегда можно послать куда подальше. А как пошлешь такого обаяшку?
- Дела - не надо лучше! - бодро отрапортовала я, садясь в постели и проводя по волосам пальцами, как расческой.
- Вот и хорошо.
Очевидно, даже дома Уолтер одевался дорого и со вкусом. Я повыше натянула покрывало на джинсы в модных дырах и видавшую виды майку. Внезапно мне бросилось в глаза, что две верхние пуговки на рубашке Уолтера расстегнуты. Нервно глотнув, я пробежалась пальцами по узору покрывала и дала себе страшную клятву избегать фривольного тона.
- Прости, что толкнула тебя.
- Ерунда, - отмахнулся Уолтер. - С кем не бывает. Все в порядке.
- Я просто… была не в себе.
- Я так и понял.
- Если хочешь, можешь переступить порог. Я больше не собираюсь к тебе грязно приставать.
Он кивнул, вошел и прикрыл за собой дверь. Присел на край постели. Протянул мне раскрытую ладонь. Немного поколебавшись, я положила на нее свою. Когда наши пальцы сомкнулись, меня обдало теплом. Не жаром, а именно дружеским теплом - давно забытое и чудесное ощущение.
Понимая, что это приглашение к разговору, я отвернулась к окну и начала свой рассказ.
Джордж сломал мне руку, когда избил в первый раз. В тот день я пошла в кино - одна, поскольку друзья к тому времени уже избегали меня под разными предлогами, но он, конечно же, решил, что с кавалером. Джордж вообще был очень ревнив. День спустя, прямо в больнице, он сделал мне предложение, которое я приняла, раз навсегда доказав, что я намного глупее, чем кажусь.
В первую годовщину нашей свадьбы я попросила его поменьше пить и получила за это такую оплеуху, что две недели ходила с заплывшим глазом. Мало кто из коллег поверил, что я врезалась на машине в дерево, но я упорно придерживалась этой версии, отчасти из смущения, отчасти из осторожности. Моим щитом и доспехами стало полное послушание. Я научилась соглашаться со всем, что взбредало Джорджу в голову, и решила, что держу ситуацию под контролем. Он по-прежнему пил, обзывал меня, а порой мог и встряхнуть так, что клацали зубы, но пока я соблюдала правила игры, обходилось без рукоприкладства. Постепенно я расслабилась настолько, что поверила, будто в самом деле нормально живу и что так оно будет продолжаться до бесконечности. Когда «Пеппи» закрылся на ремонт, Джордж подыскал посменную работу на Аляске, на буровой. Смена длилась две недели, другие две он проводил дома. Дорогу туда и обратно оплачивала компания, от меня требовалось только зарезервировать. Понятное дело, Джорджа не устраивала моя двухнедельная свобода. Он предпочел бы иметь меня на глазах, а потому снова и снова заводил разговор о домике на Аляске и тому подобных радостях, которые он мне обеспечит. Я давно уже не отваживалась прямо противоречить ему, но отговаривалась тем, что не отпускают с работы, что нет желающих купить дом, где мы тогда жили, и прочее, и прочее. Каждый раздело кончалось скандалом, однако вполне в пределах нормы. Потом Джордж напивался и остывал. Так дело и шло.
Поначалу во время его отсутствия я честно старалась убедить себя, что скучаю, что жду не дождусь его звонка (он звонил опять-таки за счет компании, раз в неделю, в самый неожиданный момент) и как, в самом деле, милы эти инквизиторские расспросы о том, где я была, когда он попал на автоответчик. Я и в самом деле порой позволяла себе выходить из дому, чаще всего к Молли.
Как и я, Молли была сотрудником «Восьмого канала», только работала она в группе технической поддержки. Примерно за пять лет до нашего знакомства ее муж Джоэль (юрисконсульт без образования, подвизавшийся в приблатненных кругах) ударил ее ножом в живот - двенадцать раз подряд. Кому, как не ей, было заподозрить, к чему все идет между нами с Джорджем. Она подсказала, куда в таких случаях обращаются, а когда я наконец набралась решимости уйти, дала мне кров.
Первые полтора месяца после моего ухода Джордж колебался между ролью морально раздавленного мужа, который не понимает, почему его бросили, и другой, прямо противоположной, - опасного маньяка, готового к расправе. Все зависело от того, как сложился день, от мимолетного настроения, а главное, от количества влитого в себя алкоголя.
Как раз тогда я получила от него первое и до сего времени единственное письмо. Накануне он явился к Молли в изрядном подпитии и часа два ползал на коленях под дверью, рыдая и умоляя меня вернуться, дать ему еще один шанс или хотя бы впустить, клятвенно заверяя, что не тронет и пальцем. Молли не позволила мне подойти к двери. На другой день, когда мы обе были на работе, он подсунул под дверь письмо. Оно не отличалось ни длиной, ни красноречием и состояло всего из одной фразы: «Я еще вернусь и разрежу вас, суки, на мелкие кусочки!» Молли тут же обратилась в полицию. Джорджа нашли без труда: он накачивался выпивкой в баре в двух кварталах от ее дома. При попытке с ним побеседовать он ударил одного из патрульных и был взят под арест. Я подала заявление, чтобы ему запретили ко мне приближаться.
Когда запрет вступил в силу, Джорджа выпустили. В тот же день он выбил дверь в доме Молли. Она прибежала, когда он тащил меня за волосы через гостиную. «Не надо, Джоэль, не надо!» - закричала она пронзительно (она кричала именно «Джоэль», я хорошо это помню). Оставив меня валяться на полу, Джордж набросился на нее и так швырнул об стену, что сломал ключицу. Я узнала об этом лишь позже - в тот момент мне было ни до кого и ни до чего. Он привез меня домой в бессознательном состоянии и продержал там три дня, то тыча в лицо пистолетом и угрожая вышибить мозги, то по частям сжигая в камине мою одежду и другие вещи. Чтобы я не сбежала ночью, когда он упивался до полной отключки, Джордж меня связывал, да так крепко, что на щиколотках и запястьях остались шрамы.
К концу третьего дня я впала от изнеможения в ступор. Спалив то, что еще оставалось от моих вещей, Джордж собрал свои и сбежал. Бракоразводный процесс длился еще целый год…
- А Молли? - спросил Уолтер, когда я умолкла.
- Что Молли? - Я пожала плечами и допила воду из стакана, который он наполнил для меня, когда в горле начало пересыхать. - Я ее больше не видела. Через несколько дней после исчезновения Джорджа она позвонила и сказала, чтобы я больше не рассчитывала на ее помощь, а когда я вернулась на работу, ее там уже не было. Никто не знал, куда она уехала. Никаких обвинений против Джорджа она не выдвигала.
Наступило долгое молчание. Возможно, Уолтер не был уверен, что это конец истории, и ждал продолжения, но мне больше нечего было добавить.
- Тебе придется позвонить в полицию, - наконец заявил он тоном, не терпящим возражений.
Я уставилась на него во все глаза. Тогда он взял с ночного столика телефон и протянул мне. Я продолжала таращиться, не в силах поверить, что он так со мной поступает после всего услышанного.
- Это необходимо, Ванда.
Хотя в глазах его читалось сочувствие, черты лица напоминали неуступчивую маску, воплощенное сознание собственной правоты. А чего еще я ждала от человека, живущего среди роскоши и элегантности? И к тому же, между прочим, адвоката. Наверняка он наслушался историй и похуже, разве что не от женщины в его собственной постели.
- Не буду! - отрезала я, отодвигаясь как можно дальше от телефона, а заодно и от Уолтера. - Я еще не готова.
- Но, Ванда…
- И потом, этот гад на Аляске.
- Был на Аляске три дня назад, - спокойно поправил он. - Сомневаюсь, что он все еще там. Он мог даже поручить отправку письма кому-то из собутыльников, чтобы сбить тебя с толку. Он сейчас может быть где угодно.
- Мне нужно принять душ!
Это вырвалось само собой и было, вообще говоря, ничуть не худшей сменой темы, чем любая другая фраза. Бочком я сползла с постели, держась подальше от телефона, и сунула руку в сумку за косметичкой, где в числе прочего, по идее, должна была находиться зубная щетка.
Никакой щетки там не было. Вот ведь дьявольщина!
Уолтер наблюдал за мной, по-прежнему с телефоном в руках. Я выпрямилась.
- Послушай, я хорошо знаю Джорджа. Он лентяй, каких свет не видел. Лентяй до мозга костей. И всегда был таким. Если требовалось хоть малейшее усилие, он не утруждался, насколько бы важно это для него ни было. А теперь представь, сколько усилий требуется, чтобы добраться с Аляски до Теннеси! Кода мы были женаты, он только потому приезжал домой, что я заказывала билет. Я, понимаешь? Сам бы он для этого и пальцем не пошевелил. Без меня он совершенно беспомощный.
- Беспомощный, говоришь? - Уолтер выпятил подбородок. - Такой же беспомощный, как когда тащил тебя за волосы? Или когда швырял Молли об стену?
Меня затошнило от страха.
- Ну хорошо, хорошо! Ты, конечно, прав. Но если даже меня собираются прикончить, это еще не повод, чтобы зарасти грязью! И голову тоже стоит вымыть, иначе… иначе можешь себе представить, как я буду выглядеть на фотографиях с места преступления.
Уолтер смерил меня взглядом, в котором ясно читалось: «Один Бог знает, что мне приходится выносить с этой особой!» Взглядом, который чуть было не прикончил меня еще до появления Джорджа.
Однако я не смирилась. Характер не позволил. Смириться означало облегчить другому жизнь, а это было не в моих правилах.
- Вот как мы поступим…
Я порылась во внутреннем кармане сумки и достала блокнотик и шариковую ручку. Телефонный номер Джорджа был намертво высечен в моей памяти. Я написала его, вырвала листок и протянула Уолтеру:
- Можешь позвонить по этому номеру. Если ответят, значит, Джордж все еще там и это дельце может подождать. Если ответа не будет, я обращусь в полицию. Сегодня же, обещаю. А сейчас мне позарез нужна зубная щетка.
Уолтер перестал изучать номер и поднял взгляд:
- Домой ты не поедешь.
- Конечно, нет. Я только хочу знать, где ее можно купить.
Немного погодя я стояла в очереди к кассе с новенькой зубной щеткой в одной руке и «Опра мэгэзин» в другой. Голова моя буквально шла кругом. В одном Уолтер был прав на все сто: Джордж мог сейчас быть где угодно. Я не преувеличивала, называя его отъявленным лентяем, но лентяем он оставался до тех пор, пока держал себя в руках. Ярость превращала его в самого деятельного человека в мире. Ну а раз уж он не верил, что на наших отношениях поставлена точка…
Возможно даже, он не сомневался, что я до сих пор принадлежу ему по праву.
Эта мысль заставила меня на миг поддаться отчаянию, и мир потемнел как в переносном, так и в прямом смысле. Я повалилась прямо па впередистоящего. У того оказалась хорошая реакция - он подхватил меня, прежде чем я рухнула, и помог выпрямиться. Это был мужчина в годах, с седой треугольной бородкой и добрым взглядом Айболита. Не хватало только круглых очков. Из кармана у него торчал стетоскоп.
Так состоялось явление эскулапа страждущему в аптеке на Тридцать четвертой улице.
- Вы доктор! - обрадовалась я. Добряк мягко улыбнулся:
- По крайней мере так говорят.
- Оно и понятно, - хмыкнула я, только теперь заметив еще одну важную деталь, - раз уж вы повсюду разгуливаете в белом халате.
- А что с вами? - полюбопытствовал доктор.
- Беременность, - брякнула я.
Ничего другого мне не пришло в голову. Не поднимать же историю с Задохликом и травматологией!
- Поздравляю. Первый ребенок?
- Нуда. - Я закивала, думая, что вряд ли беременных тошнит больше, чем меня сейчас. - Можно вопрос, доктор?
- Хоть два.
- Вот представьте себе, что кое-кому предсказывали верную смерть максимум через восемь лет, если он не бросит курить. А он все курил, курил по три пачки в день, прожил десять лет и до сих пор живет. Странно, правда?
- Какой ужас! - воскликнул доктор, вне себя от негодования. - Вы должны немедленно бросить! Курение во время беременности - это… это…
- Речь не обо мне, - поспешно перебила я. - Об одном моем знакомом. Я хочу сказать, он ведь может в любую минуту окочуриться, правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30