Антона опять затошнило, и он закрыл глаза. Все мысли повыбила буря, все страхи и томления. Антон как бы перестал быть – на время. Просто дрожащий комочек живой материи в скорлупке цеплялся за металлический прутик, не желая попасть в убийственное коловращение.
Неожиданно хватка торнадо ослабла, и Антон повис, словно на турнике. Если бы не усилители, он бы сорвался и упал мешком. Вихрь будто поглотил все его хилые силенки, подпитался ими. Вывернув голову, Антон осмотрелся – торнадо слабел, да и ветер стихал. Шквалы все еще швырялись песком, поблескивали зарницы, но прежняя грозная мощь ненастья убывала.
– Наверное, конденсаторы выключили, – послышался чей-то голос. Голос ощутимо подрагивал и позванивал.
– Пошли скорее!
– Под шумок!
– Пошли, пошли! Миха, ты здесь?
– Кажется, здесь… Чуть не описался!
– Ходу, ходу!
– Да чего ты боишься? Все пурпуры в осадок выпали!
– Все ли?
– А кто не ляпнулся, того декомпрессия доконает!
– Все равно, давайте по-быстрому!
Антон пропустил всех в шлюз подземки (от павильона не осталось даже каркаса) и осмотрелся напоследок. Да, погуляла непогодка… Только Регенерационный, похожий на старинный элеватор, и серый куб энергостанции возвышались среди песчаных холмов. Все остальное – здания, мачты, само основание купола – все было перемешано с песком или разбросано в радиусе сотни километров. Даже подземные бункера разворотило и высосало, как устриц.
Шквалы стихли, ветер задул постоянный и спокойный – уже не к атмосферному заводу, а от него. Закрученная пружина бури разворачивалась обратно, стихая и гася свою энергию.
– Антон! Че ты там копаешься?
– Иду, иду!
Антон осторожно спустился по засыпанному песком эскалатору и прошел воздушный шлюз.
– Все здесь? Серега, будь другом, сделай перекличку!
– Щас! Гаекванда!
– Здесь!
– Кольцов!
– Тут я…
– Щукин!
– Я!
– О'Риардон!
– Туточки.
– Жеже! Как тебя… Виньяль!
– Ici.
– Андреев!
– Я!
У лопнувшей стены Антон увидел Вожжеватова. Мертвого, полузасыпанного песком. Его лицо, забрызганное кровью и покрытое багровыми корочками пыли, было искажено болью. Так и не проснулся, понял Антон, брезгливо разглядывая труп, и не «выпал в осадок». Это декомпрессия так постаралась… Мучил других? Вот и сам помучился.
– Все здесь, Антон!
– Ага, – вздрогнул стажер, – я слышал. А у меня пять штук брони унесло. Черт… зря старался только!
– Ничего не зря! – энергично воспротивился Никольский. – Веди!
Антон зашагал по пустынному и темному туннелю – горели только красные панельки у потолка. Глухое грюканье бронесапог пускало веерное эхо, и создавалось впечатление беспорядочного топота, глухого наката, сквозь который пробивались неожиданно четкие звуки шаркнувшего протектора или клацанья пластин.
А потом свет нагрудных фар бронескафандров отразила гибкая Аэлита. Дошли! Антон схватился за штурвальчик на двери противометеоритного убежища с намалеванным серпом и молотом и раскрутил его. Дверь распахнулась легко, как калитка в палисаднике (мелькнуло видение – берег Южного Буга, парк, усадьба деда, пластмассовые каюки у дощатого причала…). Лучи фар скакнули и осветили бликующие круглые шлемы ополченцев. Напряженные лица – такие знакомые, почти родные! Свои! Жилин, Гирин, Бранкевич, Черняк, Соловейчик. Даже Ковальскому Антон был рад безумно, даже зануде Виджаю. Напряжение на лицах мутировало в радость узнавания, твердые рты размягчились улыбками.
На Антона так сильно повлияло драгоценное чувство товарищества, что даже глаза защипало. Он торопливо поднял забрало, по-прежнему боясь пролития слезной жидкости, отцепил перчатку и протянул руку. Жилин крепко пожал ее и хлопнул по здоровенному налокотнику БК.
– Ну вот, все в сборе! – улыбнулся мастер. – Колманов, Ковальский, разбирайте броню и дуйте в Соацеру! А мы пока техкуполом займемся.
Добровольцы загалдели, окружили Антона, толкаясь и щупая настоящий бронескафандр. А потом подбежала Яэль. Сняла шлем, привстала на цыпочки. Антон наклонился и долго целовал мокрое лицо девушки – подбородок, губы, нос, щеку, – чувствовал соль, но улыбался.
– Ты уже все? – спросила Яэль, задирая голову.
– Все! – выдохнул Антон.
– Насовсем?
Антон не ответил. Он очень осторожно приобнял девушку мощными лапами, боясь задействовать мышечные усилители, легонько прижал к ребристому корпусу БК. Яэль счастливо вздохнула.
– Тихо! – вдруг гаркнул Черняк. И все услышали прерывчатый звон радиофона. – Сверхсрочный вызов!
Гоша мигом достал коммуникатор, и над серым, замусоренным полом убежища повисла голова Йенсена. Спецуполномоченный сиял.
– Добрый день! – затараторил он. – Здравствуйте! Жилин здесь? Глеб Петрович, «Хазри» выходит на финиш!

Глава 36

Небо озарилось дрожащей фиолетовой вспышкой. Протянулись, удлиняясь и трепеща, четкие тени. В пустыне высветился каждый камушек, будто второе солнце взошло.
Эдик Иволгин в непривычном ему БК «гридень» отступил в тень десантного бота.
– Люблю смотреть на финиш! – сказал за спиной Петренко, «адъютант его превосходительства» флагмана Славина. – Аж мурашки по коже!
– Да уж!.. – хмыкнул Эдик понимающе.
Зарево над Сыртом становилось все ярче и ярче. С трудом верилось, что этот поток бледно-лилового пламени истекает из малюсенького темного пятнышка в вышине. Слабый зудящий вой окатил город-порт, и фиолетовый огонь сделался ослепительным и ударил в рыжий песок. Он смел его, словно веником, обмахнул трещиноватое лавовое поле. Спекалась пыль, оплавлялся базальт, кольцевыми волнами растекались курящиеся барханы.
Окруженный лиловым сиянием, в зудении и вое, «Хазри» завис, чуть вращаясь на мерцающем столбе плазмы. Затем медленно, будто потягиваясь, растопырил стойки усиленных упоров и опустился. Мягко дрогнул стекленеющий грунт, вытье оборвалось. Сразу стало как будто темнее.
Над косой тумбой реакторного кольца выдвинулись шарнирные звенья аппарели. По ней ровно, как на параде, съехали два передвижных психоизлучателя, разворачиваясь «вилкой». Из корпуса «Хазри», выдвинулась и опустилась на бархан ферма подъемника, проламывая корку спека. Посыпались серебристые и черные букашки киберразведчиков, пущенных в рейд, – скибры выстроились в цепь и пошли описывать циркуляцию, по спирали обегая громаду крейсера.
– Петренко! – прошел вызов.
– Петренко на связи! – зазвучал в эфире бодрый баритон.
– Блокада установлена, – доложил неизвестный чин, – зона техкупола накрыта депрессионным излучением.
– А нижние горизонты?
– Пустили киберов с парализаторами.
– Принято…
– Скибры засекли пурпуров в секторе восемь! – подключился еще один голос, грубоватый басок.
– Вас понял, – проскрипело с ЦПУ. – Звену Лаврикова даю старт!
– Да они уже готовы!
– Не понял! Докладывайте четче! Кто готов?
– Пурпуры! Они без скафандров – декомпрессия!
– Вот теперь понял…
– Лавр! Над сектором – энергобашня! Смотри не сбей!
– Типун тебе на язык!
– К фильтрации готовы? – вмешался скрипучий голос флагмана.
– Так точно! – отрапортовал Петренко. – Фильтропункт развернут, ментоскопы монтируются. Под изолятор думаю занять дисковидный подземный склад – это то, что надо. Радиальные коридоры простреливаются из центра, секторальные камеры-хранилища блокируются только снаружи.
– Подходяще, – одобрил флагман. – И вот что, Петренко. Организуйте походный госпиталь и столовую. Надо тщательно отфильтровать всех.
– И персонал?
– Я же говорю– всех! Кроме ополчения. Да, вызовите мне их командира.
– Жилин на связи, господин флагман, – прозвучал спокойный голос.
– Здравия желаю, господин капитан. Что это за туча стояла над Сыртом?
Жилин объяснил.
– Н-да… – только и вымолвил Славин. – А я смотрю – ничего понять не могу! Где купол? Где боты? А они уже всех пурпуров зачистили!
– Этого дерьма на всех хватит…
– Тогда командуйте, капитан, – решительно сказал Славин. – Вы – руководитель-исполнитель, вам и колоду тасовать.
– У вас много людей? – спросил Жилин.
– Тысяча с хвостиком.
– Отлично. Мы пока освободим заложников, а вы прочешите все горизонты под техкуполом! Локи где-то там. Только никаких предупредительных– уничтожить на месте! Действуйте, флагман.
– Слушаюсь, капитан!

Два истребителя-перехватчика пробили серо-буро-малиновые тучи и стали падать дождинками. Вышли как на посадочную глиссаду, пронеслись стремительными тенями и разлетелись по обе стороны от квадратной энергобашни, окатив техкупол синью из расчехленных биопарализаторов.
На Эдика словно ветром подуло. И лицо, и руки, задетые тангенциальным излучением, задубели, как от крепкого мороза, потеряли всякую чувствительность – щиплешь, а не больно.
– Вперед!
Эдик пристроился за ротмистром Гавриловым и побежал Усилители он не включал – пудовая легкая броня плюс все, на нее понавешенное, вычиталось слабой гравитацией и не казалось грузом.
Через главный вход прорываться не стали – обошли двухэтажный параллелепипед Киберцентра, прокрались под выпуклыми блистерами диспетчерской и выбрались к грузовому тамбуру. Ротмистр показал на пальцах: трое на ту сторону, трое остаются. Эдик остался. Цепляясь шлемом за стенку, он задрал голову – над ним вздымала запыленные грани энергобашня, крашенная в крупную полоску– синюю и белую Иволгин ждал сигнала к атаке, готовился к штурму, тиская лучемет и облизывая сохнущие губы, но пробиваться Гаврилов послал пару скибров. Похожие на кузнечиков роботы вмиг перекрасились по варианту «Инсула» и скользнули в тамбур, под рухнувшие ворота, занесенные сюда давешним вихрем. Пшикнули компенсаторы, звякнула дверь шлюза, и в наушниках зазвучал бесстрастный голос кибера:
– Докладывает «Второй». Шлюз проверен. Коридор чист. Держим оборону.
– Пошли, – обронил Гаврилов. Шлюзовую камеру прошли в два приема– сначала ротмистр с Эдиком, за ними «двойка» Зайченко.
Выйдя в коридор, Эдик понял, что у киберов свое понятие о чистоте. Длинный отсек с рядом дверей по одну сторону и вереницей круглых окон по другую был пуст. Но не чист. Пол усеивали обломки приборов, осколки посуды, обрывки пластпапира. В неприятно-багровых лужицах варенья мокли, розовея, журналы «Нива» за позапрошлый год. Половина дверей из очень прочного волокнистого силиколла была или расколота сверху донизу, или исписана заборными откровениями и пиктограммами на тему отношений полов. А что творилось в каютах…
Эдик приподнял шлем и тут же опустил. От разбитой, закопченной экспресс-лаборатории несло мочой. Прямо на стол-пульт, сметя рабочие экраны, кто-то обильно испражнился. И повсюду серпасто-молоткастые загогулины. Орудия труда изображались аккуратно и как попало, малым форматом или на всю стену. Выжигались из лучемета, чертились сажей и даже намазывались калом – пальцем по переборке. Да запусти на Базу стаю павианов – так нагадить они бы не смогли…
– Прочесать блок! – приказал Гаврилов. – Зайченко, проверишь левый переходник.
– Есть! – ответил Зайченко и поманил напарника.
Ротмистр заскользил по коридору, как быстрая и неслышная тень. Эдик перся следом, топоча за весь десант. «Чертовы ниндзя, – думал он с досадой, – идут как пишут!»
Десантники сошлись в общем модуле. Потный и злой, Эдик вошел в круглое, светлое помещение и обомлел. На полу валялись пятеро усыпленных пурпуров. Глаза их были раскрыты, изо ртов тянулась слюна, подмоченные комбинезоны источали зловоние. А у стены стоял Локи. Маленькое тельце с огромной головой – все, как на фотке «Их разыскивает СОП». На хомо супера даже стационарный биопарализатор не подействовал. Локи тянул вверх длиннопалые ручки, выпрастывая их из рукавчиков подросткового скафандра. Нестандартный шлем и перчатки аккуратно лежали на откидном столике. Пурпур № 1 был спокоен. Зеленые глаза его сузились в щелки, а на уродливом лице читалось выражение добродушной покорности.
– Сдаюсь, – сказал Локи высоким голоском и поднял хилые ручки еще выше. – Желаю предстать перед Чрезвычайным трибуналом и понести наказание за все мои злодеяния. – Он подумал и добавил: – По всей строгости закона.
Локи натянул шлем, перчатки и завел руки за спину.
– Ведите!
– Юрковский, – приказал Гаврилов, – пойдешь впереди. Заяц и ты, Бородин, держитесь по бокам. Мы с Эдиком замыкаем. Вперед!
Эдик шел, тупо уставясь в тощую спину Локи. Скользил взглядом по громадной черепушке под бликующим шлемом и мучительно вспоминал. Что-то мешало ему, сидела в памяти какая-то заноза и свербила, свербила… Был же приказ! Их еще на «Хазри» активировали, понацепляли на голову присосок от нейтринного генератора и… что? Повышали сопротивляемость гипнозу. Не то, не то… Был приказ – Локи в плен не брать! Даже не пытаться, сразу стрелять на поражение. Почему же они не стреляли? Как мог их ротмистр, старый служака, нарушить приказание флагмана?
– А ты молодец, – прозвучал голос. Он донесся не из наушников – звуки рождались прямо в голове у Эдика – плотные, гладкие звуки, увесистые. – Одно удовольствие подавлять твою волю. У тебя, Эдуард Иволгин, очень жесткий психодинамический резонанс. Ты из тех, кого нельзя подчинить. Жилин – тот тоже из таковских. Я его как-то встречал. В Африке было дело. Совсем рядом стоял и не поддался. Думал, миной его шваркнет – ан нет, живучий оказался!
Эдик заплакал. Насланная Локи депрессия залила его извилины черной липкой смолой. Было горько и безысходно. Все тщетно – жизнь, смерть. Любовь… Какая там еще любовь?.. Его девушка… Полноте, какая девушка? Все тлен и окаянная пустота. Пустотный сюр. Вальс в пустоте… Со стулом.
– Нет, какое тугое психодинамическое поле! – восхищался Локи. – Будь у космопехов такое хоть частично, я б сразу выдохся! Ты, случайно, не скрытый ридер? Нет? Хорошая ридер-потенция! А то давишь всякую размазню – аж противно! Думаешь еще напрячься, а они уже готовы, глаза лупят от усердия!
Шестерка Гаврилова довела Локи до вездехода, и вялый Зайченко занял место водителя. Остальные построились и взяли «на караул», демонстрируя отличную выучку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56