https://wodolei.ru/catalog/mebel/mojki-s-tumboj-dlya-vannoj/
Я хочу собрать ополчение, и мне насрать, кто за мной пойдет – шохо или хомо, работник или неработающий!
Колманов вскочил, опрокидывая табурет. Сгреб пальцы в кулаки. Антон испуганно взглянул на Жилина – мастер был невозмутим, как будто его это и не касалось.
– А мне не насрать! – прошипел фармбой. – Ладно, там шохо – хомо! Если землежитель нормальный, он тут быстро «омарсианится»! Но «жруны»… Куда их, на хрен, в ополчение?! Да им бы только пожрать побольше да поспать подольше! Бойцы, блин!
– Не могут – научим, – спокойно сказал Жилин, – не хотят – заставим. Неработающих, кстати, больше, чем прочих. Тебе понравится, что они всем скопом запишутся в «Пурпурную гвардию»? Или ты предпочитаешь, чтобы Локи из них исполнителей понаделал?
Колманов засопел. Молча достал из холодильника поллитра, плеснул по сто граммов в три «груши».
– Попробуйте не выпейте только… – проворчал он и поставил на стол миску с вареной «фиолеткой».
Жилин поднял «грушу» и вопросительно глянул на Колманова.
– Ну, за победу! – буркнул фармбой и чокнулся с Глебом и Антоном.
Жилин выдохнул и сделал два глотка. Горло обожгло душистым и горячим, прокатилось по пищеводу, пробрало, растеклось, согрело… Во рту было терпко. Запахло мандариновыми корками. Глеб посмотрел на Антона – того аж передернуло.
– Капустовка, на оболочках спор настаивали… – просипел Колманов скороговоркой и запихал в рот кусок ложномяса. – Закусывай, закусывай…
Жилин зажевал хороший шматик.
– Туристов твоих, – неторопливо сказал Колманов, – я бы поискал за Кордильерами, по разломам. Хафмун-Вэлли, Фоссил-Крик, Ребристая гора, Органная скала – где-то там они все. Ну, давай еще по одной…
– Не, хватит. Пойдем мы.
Колманов будто и не слышал – долил себе, Жилину и Антону.
– Сейчас вместе пойдем, – сказал он с будничной ноткой в голосе, – соберем всех да и двинем… Ну, поехали!
Фармбой лихо опорожнил пластиковую «грушу». Жилин отхлебнул для приличия и отставил. Антон к своей не притронулся.
– Наташка! – Колманов решительным шагом направился к овальной двери в спальный отсек, просунулся в нее и скомандовал: – Поднимайся давай! Переезжаем!
– К Жилину? – сонно пробормотал Наташин голос.
– Да, да!
– Чичас я…
Колманов сделал знак Жилину – подожди, мол, – и вышел в коридор. Через приоткрытую дверь донесся осторожный стук, затем приглушенный голос:
– Я это… Ничего не случилось. Пока. Собирайся, Оскар. Уходим в подполье, хе-хе… Рома спит? Буди его. Только тихо, у нашего исполнителя сон чуткий… Давай.
Звякнула еще одна дверь, но слов было не разобрать.
– Побудь здесь, – сказал Жилин и выскользнул в коридор. Из спального отсека вышла Наташа, умытая и волосы уложены. Подмигнула Антону.
– Можно? – громко прошептали из коридора.
– Просим, просим, – пропела Наташа, впуская двух парней в серых комбинезонах с наклеенными латками на локтях и коленях, и вышла. Парни напомнили Антону деревенских парубков на светском рауте, больших, неуклюжих, не шибко сведущих в этикетах и табльдотах.
– Оскар, – первым протянул руку туповатый с виду, добродушный увалень. Ладонь у него, однако, была – сплошная мозоль.
– Антон.
– Р-роман, – завел знакомство горбоносый, очень смуглый малый. Он слегка картавил и оттого, наверное, пережимал с согласными.
– Антон.
Оскар заоглядывался, шумно ворочаясь негабаритным организмом, подхватил контейнер с надписью «Для образцов» и спросил с натугой:
– Куда нести?
– В гараж, – показал рукой Рома.
По коридору, ступая на цыпочках, прошла высокая блондинка в ярко-оранжевом спецкостюме и девушка лет пятнадцати – хрупкая шатеночка в новеньком блестящем комбезе. Блондинка звала ее Ингой. Вместе они тащили длинный пластмассовый ящик.
Стажеру было очень стыдно, но биология перевешивала в нем социологию. Стажера неудержимо клонило в сон. Тепло и тишина, мягкое кресло и порция «капустовки» – все сложилось. Упали веки, и Антон – брык! – вошел в фазу быстрого сна. Ему снились какие-то гигантские роботы, с энергобашню величиной. Они изображали из себя перерабатывающие комбинаты и одновременно гнались за поездом. Антон ехал в самом хвосте состава, в последнем вагоне. Вышел зачем-то на заднюю площадку, протянул руки, ухватился за проплывавший светофор… Его плавно снесло с поезда, покрутило вокруг столба… Поезд уходил, заворачивая за холм, а роботы все ближе и ближе… Гремят, стучат, качаются… Один синий, другой еще какой-то…
– Руки на затылок! – проревел синий колосс. – Лицом к стене!
Стажера медленно выносило из сна. Наплывали стены отсека, неясные формы очерчивались узнаваемым инвентарем гермокупола. Антон вскочил, шатаясь со сна и понимая, что происходит несчастье. Неловкими руками напялив шлем, он нашарил на поясе пистолет-парализатор. Красно-лиловая вспышка осветила коридор, пронзительное шипение ударило по нервам, как резкий ночной звонок, неожиданный и пугающий.
– Стоять!
– Беги, Инга, беги!
– Буду стрелять!
– Сволочь!
Вой плазмы, грохот падения, крик боли и страха. На пороге гермокупола выросла громадная фигура, закованная в тяжелую броню. Пурпур-исполнитель (а кто бы еще это мог быть?) сильно пригнулся, переступая комингс, и Антон, не думая, руководствуясь неким древним рефлексом, дважды выстрелил по черному лоснящемуся шлему БК. Пурпур как стоял, так и упал, звонко стукнувшись о пол головным сегментом. Постоял в исходном положении перед кувырком и завалился набок.
– Отходим! – послышался в наушниках голос Жилина. – Георгий, к агрокуполу! Наташа, Инга, Зина! Быстро, быстро! Антон!
– Я! – крикнул стажер.
В коридоре скрестились голубые лучи ПП, зеленые и красные – дезинтеграторов. Горячие выхлопы парализаторов глушились раскатистым воем лучеметов.
Антон вырвал из рук иммобилизованного пурпура плазменный излучатель «Мьелнир», поставил на боевой взвод… и тут его словно окунули в черную замерзающую воду. Отрезало все звуки, тело сковало, будто льдом. Закольцованная, кружилась последняя мысль: «Аварийный люк… в спину стрельнули… аварийный люк… в спину… аварийный…» Крутнулась думка краешком гаснущего сознания и смерзлась.
Первое, что почувствовал Антон, очнувшись, была тряска. Потом лопатки его ощутили нечто большое, мягкое и выпуклое. Фиолетовая капуста. Глаза устремились вверх, к багровым тучам, несущимся в высоте наискосок. Стажер судорожно вдавил ладони в дрожащий склон – ему показалось, что он скатывается с горы. Но пальцы ощупывали упругий рубчатый пол. То плавно, то резко качались высокие борта. Он сидел в песчаном танке. Полкузова было загружено фиолеткой, а чтобы кочаны не катались «тудым-сюдым», под них подбили колодки. У борта, уныло качая шлемом, сидел Оскар. Его пыльный сапог почти касался черного бронескафандра, согнутого буквой «Г». Исполнитель вытянул ноги в толстенной, четко сегментированной броне, а спиной прижался к кабине. Он не шевелился. Лучемет, лежавший у него на коленях, был наставлен на Оскара. Спросить, не спросить? А, хуже не будет!
– Оскар! – тихо позвал Антон. Фигура в спецкостюме вздрогнула, повернулся пыльный шлем.
– Где все?
– Ушли! Успели…
– Не разговаривать! – залязгал исполнитель. Дуло лучемета дернулось, поглядело на Антона, на Оскара и со стуком вернулось на место. А стажер повеселел. В теле жила слабость и дрожь после стан-излучения, но дух окреп. «Наши ушли!»
Танк покатился с горы, глухой шум песка, бьющего в днище, сменился тарабанящим градом камешков. За гермокабиной поднялись прыгающие агрокупола, окрашенные рассветом во все оттенки красного. Ломаная линия Изиды четко делила небо и грунт, и лишь в одном месте скалы светились размытой алой полоской – вставало Солнце. Почему-то здесь, на Марсе, язык не поворачивался назвать светило с маленькой буквы. Звезда все-таки…
Высокие борта то загораживали вид, то открывали его. Пологие песчаные холмы, неотличимые от них внешние скаты кратеров… Сажные глыбы, густо усеявшие неяркий оранжевый песок… Удивительно даже – из космоса краски такие насыщенные, а на поверхности все размывается…
Буря усиливалась. Плотные волны газа, шебурша пылью, ощутимо дули в борт. По пустыне мело, безугомонный ветер гнал туманные полосы, закручивал вихорьки, порой весь Марс терялся в пыльном шатании.
Антон стал готовить себя к подвигу. Жаждал вкусить героических будней. В воображении даже мелькнула картинка, исполненная строгого достоинства и скорби: «Награждается посмертно…» Фу-ты, чепуха какая! Он представил себя крадущимся вдоль коридоров Соацеры… Метко отстреливающимся от вражьих сил… А потом он подходит к Яэль – она стоит у окна, вот так, к нему спиной, – он обнимает ее… Антон вздохнул. Вечно у него одно на уме… Так, правильно, если они ходят, крутят… То Яэль, то Наташа, то эта… Инга. Вот и идет на ум…
Малая сила тяжести делала сносным сидение на твердом, и Антон задремал. Ему что-то даже приснилось. Танк тряхнуло, и он открыл глаза. Посмотрел на клевавшего носом соседа – марсианская заря расцветила Оскаров шлем в малиновые тона – и словно очнулся. Бежать надо, бежать! Надо. Но не сейчас. Слабость такая… Антон попробовал сжать пальцы в кулак, и у него ничего не получилось. Станнер совершенно лишил его сил. Что-то пихнуло его под правую руку. Антон посмотрел вбок, не поворачивая шлем. Это кочан фиолетки болтался – подпорку растрясло. Антон медленно подтянул под себя ногу и уперся подошвой в колодку.
«Подъезжаем». Над кабиной поднимался огромный прозрачный купол города-порта. Над головой проплыла воротная рама шлюза. Танк вкатился в грузовой тамбур.
– Пропустить! – скрипнуло в наушниках.
Антон сжал кулак, стал напрягать мышцы – возвращается сила… Теперь, если выпрыгнуть, не свалишься кулем. Проходило действие парализующего луча, и чувства тоже словно бы размораживались, оттаивали – и саднили душу. Страхом, отчаянием, безысходностью. Он безоружен, а вокруг пурпуры. Враги. И Локи волен сделать с ним что угодно – превратить в исполнителя или, того хуже, сделать своим агентом и вернуть к добровольцам. Чтобы предавать ребят, Жилина, всех подряд. Подрывать ополчение изнутри. Вот где страх!
Пронзительно шипя, раздвинулись ворота шлюза. Песчаный танк заворчал двигателем, лязгнул и выкатился на Главную улицу. Борта мешали, открывая жилые блоки лишь со вторых этажей, но кое-что было видно – полосы копоти на стенах и звездообразные черные сквозины прямых попаданий, занавеска, свисающая из распахнутого иллюминатора… Мертвый город.
Танк свернул на Окружную, влез на Южный Вал, и Антон решил: «Пора!» Пяткой отодвинув колодку, он подтянул ногу. Транспортер одолел перекресток и стал спускаться. Тяжелый кочан, продавливаясь, как спущенный мяч, бесшумно покатился и подмял под себя пурпура-исполнителя, придавив тому ноги. Пурпур дернулся, и массивная Капустина затрепыхалась, но дожидаться, когда заработает система мышечных усилений БК, Антон не стал. Ощущая разбитость в теле и онемение, стажер ухватился за борт и перебросил себя в синие кусты. Будто на вилы. Тут же, как огромное мягкое ядро, прошелестел кочан и грохнулся в заросли, лопаясь и хрустя сочной мякотью. Разъяренный исполнитель выпрыгнул из кузова, поджимая ноги и стреляя по кустам. Он взлетел выше кабины, но соскочил по ту сторону танка и с треском заворочался в синей поросли. Видимо, Оскар тоже чесанул. «Удачи», – подумал Антон и понесся, пригибаясь и петляя меж бугристых стержней марсианского саксаула, выдирая ноги из проволочных клубков синей травы. Лязг и взревывание танка стихло, треск кустов и хлопки выстрелов за дорогой отдалились настолько, что казались уже неопасными. Антон вздохнул. Он остался совсем один.
Глава 29
Антон осторожно выглянул из кустов. Дальше была утоптанная тропинка, посыпанная крупным песком. Стажер вышел, постоянно оглядываясь, прислушался и поспешил обратно в заросли – приближалась тележка грузового кибера. Она вывернула из переулка и медленно проехала мимо. Тележка везла трупы. Мужчины, один – почти мальчик, две или три женщины были уложены аккуратным штабелем. Три пары многосуставчатых манипуляторов цепко придерживали страшный груз.
Антон стоял на карачках, прячась среди синих колючих стволов, и смотрел. Мертвые тела не пугали – они отталкивали. Смерть всегда безобразна и отвратительна, ее не должно быть вообще! Вот эта молодая женщина, положенная сверху, уже никогда не изменит удивленного выражения на лице, никогда уже не засмеется, не скажет «люблю», не прошепчет «да…», не войдет, уставшая после смены, в свой жилой модуль и не усядется на диванчик – развеяться перед СВ или поболтать по видео с подругой – на месте ее левой груди зияет обугленная дыра десятисантиметрового диаметра. А мужчину, уложенного рядом, с давно не стриженной головой, безжизненно болтающейся на вытянутой шее, уже ни разу в жизни не посетят эротические фантазии о девушке, снимающей школьную форму, ему не играть свадьбу и не отделывать яркой биопластмассой стены детской – его жизнь кончилась. Этот мир ему не дали досмотреть даже до середины и поставили жирную точку в нетолстой книге бытия. Вот он, этот знак препинания – черная, запекшаяся язвина между глаз, проделанная лазером…
Антон коротко вздохнул. Одно хорошо– в нем умерли сомнения. И вызрела некая дрожащая освобожденность от табу. Ну как можно применять правила совести и понятия научной морали к пурпурам? Они же не люди! Нелюди. Вряд ли он сумеет убить пурпурного недочеловека, но если это все же случится, ему не долго придется мучиться и переживать – на месте заповеди «Не проливай крови пурпуров» чернеет обугленная дыра…
Маленькая круглая голова грузового кибера безостановочно вертелась, высматривая мертвяков. На повороте тележка, как порядочная, помигала оранжевым сигналом и скрылась за углом изгороди, сложенной из кусков туфа. Антон даже позавидовал машине – никаких тебе проблем! Знай, колеси, выполняй программу да подзаряжайся изредка. А тут…
Надо бы созвониться с «нашими», но каким образом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Колманов вскочил, опрокидывая табурет. Сгреб пальцы в кулаки. Антон испуганно взглянул на Жилина – мастер был невозмутим, как будто его это и не касалось.
– А мне не насрать! – прошипел фармбой. – Ладно, там шохо – хомо! Если землежитель нормальный, он тут быстро «омарсианится»! Но «жруны»… Куда их, на хрен, в ополчение?! Да им бы только пожрать побольше да поспать подольше! Бойцы, блин!
– Не могут – научим, – спокойно сказал Жилин, – не хотят – заставим. Неработающих, кстати, больше, чем прочих. Тебе понравится, что они всем скопом запишутся в «Пурпурную гвардию»? Или ты предпочитаешь, чтобы Локи из них исполнителей понаделал?
Колманов засопел. Молча достал из холодильника поллитра, плеснул по сто граммов в три «груши».
– Попробуйте не выпейте только… – проворчал он и поставил на стол миску с вареной «фиолеткой».
Жилин поднял «грушу» и вопросительно глянул на Колманова.
– Ну, за победу! – буркнул фармбой и чокнулся с Глебом и Антоном.
Жилин выдохнул и сделал два глотка. Горло обожгло душистым и горячим, прокатилось по пищеводу, пробрало, растеклось, согрело… Во рту было терпко. Запахло мандариновыми корками. Глеб посмотрел на Антона – того аж передернуло.
– Капустовка, на оболочках спор настаивали… – просипел Колманов скороговоркой и запихал в рот кусок ложномяса. – Закусывай, закусывай…
Жилин зажевал хороший шматик.
– Туристов твоих, – неторопливо сказал Колманов, – я бы поискал за Кордильерами, по разломам. Хафмун-Вэлли, Фоссил-Крик, Ребристая гора, Органная скала – где-то там они все. Ну, давай еще по одной…
– Не, хватит. Пойдем мы.
Колманов будто и не слышал – долил себе, Жилину и Антону.
– Сейчас вместе пойдем, – сказал он с будничной ноткой в голосе, – соберем всех да и двинем… Ну, поехали!
Фармбой лихо опорожнил пластиковую «грушу». Жилин отхлебнул для приличия и отставил. Антон к своей не притронулся.
– Наташка! – Колманов решительным шагом направился к овальной двери в спальный отсек, просунулся в нее и скомандовал: – Поднимайся давай! Переезжаем!
– К Жилину? – сонно пробормотал Наташин голос.
– Да, да!
– Чичас я…
Колманов сделал знак Жилину – подожди, мол, – и вышел в коридор. Через приоткрытую дверь донесся осторожный стук, затем приглушенный голос:
– Я это… Ничего не случилось. Пока. Собирайся, Оскар. Уходим в подполье, хе-хе… Рома спит? Буди его. Только тихо, у нашего исполнителя сон чуткий… Давай.
Звякнула еще одна дверь, но слов было не разобрать.
– Побудь здесь, – сказал Жилин и выскользнул в коридор. Из спального отсека вышла Наташа, умытая и волосы уложены. Подмигнула Антону.
– Можно? – громко прошептали из коридора.
– Просим, просим, – пропела Наташа, впуская двух парней в серых комбинезонах с наклеенными латками на локтях и коленях, и вышла. Парни напомнили Антону деревенских парубков на светском рауте, больших, неуклюжих, не шибко сведущих в этикетах и табльдотах.
– Оскар, – первым протянул руку туповатый с виду, добродушный увалень. Ладонь у него, однако, была – сплошная мозоль.
– Антон.
– Р-роман, – завел знакомство горбоносый, очень смуглый малый. Он слегка картавил и оттого, наверное, пережимал с согласными.
– Антон.
Оскар заоглядывался, шумно ворочаясь негабаритным организмом, подхватил контейнер с надписью «Для образцов» и спросил с натугой:
– Куда нести?
– В гараж, – показал рукой Рома.
По коридору, ступая на цыпочках, прошла высокая блондинка в ярко-оранжевом спецкостюме и девушка лет пятнадцати – хрупкая шатеночка в новеньком блестящем комбезе. Блондинка звала ее Ингой. Вместе они тащили длинный пластмассовый ящик.
Стажеру было очень стыдно, но биология перевешивала в нем социологию. Стажера неудержимо клонило в сон. Тепло и тишина, мягкое кресло и порция «капустовки» – все сложилось. Упали веки, и Антон – брык! – вошел в фазу быстрого сна. Ему снились какие-то гигантские роботы, с энергобашню величиной. Они изображали из себя перерабатывающие комбинаты и одновременно гнались за поездом. Антон ехал в самом хвосте состава, в последнем вагоне. Вышел зачем-то на заднюю площадку, протянул руки, ухватился за проплывавший светофор… Его плавно снесло с поезда, покрутило вокруг столба… Поезд уходил, заворачивая за холм, а роботы все ближе и ближе… Гремят, стучат, качаются… Один синий, другой еще какой-то…
– Руки на затылок! – проревел синий колосс. – Лицом к стене!
Стажера медленно выносило из сна. Наплывали стены отсека, неясные формы очерчивались узнаваемым инвентарем гермокупола. Антон вскочил, шатаясь со сна и понимая, что происходит несчастье. Неловкими руками напялив шлем, он нашарил на поясе пистолет-парализатор. Красно-лиловая вспышка осветила коридор, пронзительное шипение ударило по нервам, как резкий ночной звонок, неожиданный и пугающий.
– Стоять!
– Беги, Инга, беги!
– Буду стрелять!
– Сволочь!
Вой плазмы, грохот падения, крик боли и страха. На пороге гермокупола выросла громадная фигура, закованная в тяжелую броню. Пурпур-исполнитель (а кто бы еще это мог быть?) сильно пригнулся, переступая комингс, и Антон, не думая, руководствуясь неким древним рефлексом, дважды выстрелил по черному лоснящемуся шлему БК. Пурпур как стоял, так и упал, звонко стукнувшись о пол головным сегментом. Постоял в исходном положении перед кувырком и завалился набок.
– Отходим! – послышался в наушниках голос Жилина. – Георгий, к агрокуполу! Наташа, Инга, Зина! Быстро, быстро! Антон!
– Я! – крикнул стажер.
В коридоре скрестились голубые лучи ПП, зеленые и красные – дезинтеграторов. Горячие выхлопы парализаторов глушились раскатистым воем лучеметов.
Антон вырвал из рук иммобилизованного пурпура плазменный излучатель «Мьелнир», поставил на боевой взвод… и тут его словно окунули в черную замерзающую воду. Отрезало все звуки, тело сковало, будто льдом. Закольцованная, кружилась последняя мысль: «Аварийный люк… в спину стрельнули… аварийный люк… в спину… аварийный…» Крутнулась думка краешком гаснущего сознания и смерзлась.
Первое, что почувствовал Антон, очнувшись, была тряска. Потом лопатки его ощутили нечто большое, мягкое и выпуклое. Фиолетовая капуста. Глаза устремились вверх, к багровым тучам, несущимся в высоте наискосок. Стажер судорожно вдавил ладони в дрожащий склон – ему показалось, что он скатывается с горы. Но пальцы ощупывали упругий рубчатый пол. То плавно, то резко качались высокие борта. Он сидел в песчаном танке. Полкузова было загружено фиолеткой, а чтобы кочаны не катались «тудым-сюдым», под них подбили колодки. У борта, уныло качая шлемом, сидел Оскар. Его пыльный сапог почти касался черного бронескафандра, согнутого буквой «Г». Исполнитель вытянул ноги в толстенной, четко сегментированной броне, а спиной прижался к кабине. Он не шевелился. Лучемет, лежавший у него на коленях, был наставлен на Оскара. Спросить, не спросить? А, хуже не будет!
– Оскар! – тихо позвал Антон. Фигура в спецкостюме вздрогнула, повернулся пыльный шлем.
– Где все?
– Ушли! Успели…
– Не разговаривать! – залязгал исполнитель. Дуло лучемета дернулось, поглядело на Антона, на Оскара и со стуком вернулось на место. А стажер повеселел. В теле жила слабость и дрожь после стан-излучения, но дух окреп. «Наши ушли!»
Танк покатился с горы, глухой шум песка, бьющего в днище, сменился тарабанящим градом камешков. За гермокабиной поднялись прыгающие агрокупола, окрашенные рассветом во все оттенки красного. Ломаная линия Изиды четко делила небо и грунт, и лишь в одном месте скалы светились размытой алой полоской – вставало Солнце. Почему-то здесь, на Марсе, язык не поворачивался назвать светило с маленькой буквы. Звезда все-таки…
Высокие борта то загораживали вид, то открывали его. Пологие песчаные холмы, неотличимые от них внешние скаты кратеров… Сажные глыбы, густо усеявшие неяркий оранжевый песок… Удивительно даже – из космоса краски такие насыщенные, а на поверхности все размывается…
Буря усиливалась. Плотные волны газа, шебурша пылью, ощутимо дули в борт. По пустыне мело, безугомонный ветер гнал туманные полосы, закручивал вихорьки, порой весь Марс терялся в пыльном шатании.
Антон стал готовить себя к подвигу. Жаждал вкусить героических будней. В воображении даже мелькнула картинка, исполненная строгого достоинства и скорби: «Награждается посмертно…» Фу-ты, чепуха какая! Он представил себя крадущимся вдоль коридоров Соацеры… Метко отстреливающимся от вражьих сил… А потом он подходит к Яэль – она стоит у окна, вот так, к нему спиной, – он обнимает ее… Антон вздохнул. Вечно у него одно на уме… Так, правильно, если они ходят, крутят… То Яэль, то Наташа, то эта… Инга. Вот и идет на ум…
Малая сила тяжести делала сносным сидение на твердом, и Антон задремал. Ему что-то даже приснилось. Танк тряхнуло, и он открыл глаза. Посмотрел на клевавшего носом соседа – марсианская заря расцветила Оскаров шлем в малиновые тона – и словно очнулся. Бежать надо, бежать! Надо. Но не сейчас. Слабость такая… Антон попробовал сжать пальцы в кулак, и у него ничего не получилось. Станнер совершенно лишил его сил. Что-то пихнуло его под правую руку. Антон посмотрел вбок, не поворачивая шлем. Это кочан фиолетки болтался – подпорку растрясло. Антон медленно подтянул под себя ногу и уперся подошвой в колодку.
«Подъезжаем». Над кабиной поднимался огромный прозрачный купол города-порта. Над головой проплыла воротная рама шлюза. Танк вкатился в грузовой тамбур.
– Пропустить! – скрипнуло в наушниках.
Антон сжал кулак, стал напрягать мышцы – возвращается сила… Теперь, если выпрыгнуть, не свалишься кулем. Проходило действие парализующего луча, и чувства тоже словно бы размораживались, оттаивали – и саднили душу. Страхом, отчаянием, безысходностью. Он безоружен, а вокруг пурпуры. Враги. И Локи волен сделать с ним что угодно – превратить в исполнителя или, того хуже, сделать своим агентом и вернуть к добровольцам. Чтобы предавать ребят, Жилина, всех подряд. Подрывать ополчение изнутри. Вот где страх!
Пронзительно шипя, раздвинулись ворота шлюза. Песчаный танк заворчал двигателем, лязгнул и выкатился на Главную улицу. Борта мешали, открывая жилые блоки лишь со вторых этажей, но кое-что было видно – полосы копоти на стенах и звездообразные черные сквозины прямых попаданий, занавеска, свисающая из распахнутого иллюминатора… Мертвый город.
Танк свернул на Окружную, влез на Южный Вал, и Антон решил: «Пора!» Пяткой отодвинув колодку, он подтянул ногу. Транспортер одолел перекресток и стал спускаться. Тяжелый кочан, продавливаясь, как спущенный мяч, бесшумно покатился и подмял под себя пурпура-исполнителя, придавив тому ноги. Пурпур дернулся, и массивная Капустина затрепыхалась, но дожидаться, когда заработает система мышечных усилений БК, Антон не стал. Ощущая разбитость в теле и онемение, стажер ухватился за борт и перебросил себя в синие кусты. Будто на вилы. Тут же, как огромное мягкое ядро, прошелестел кочан и грохнулся в заросли, лопаясь и хрустя сочной мякотью. Разъяренный исполнитель выпрыгнул из кузова, поджимая ноги и стреляя по кустам. Он взлетел выше кабины, но соскочил по ту сторону танка и с треском заворочался в синей поросли. Видимо, Оскар тоже чесанул. «Удачи», – подумал Антон и понесся, пригибаясь и петляя меж бугристых стержней марсианского саксаула, выдирая ноги из проволочных клубков синей травы. Лязг и взревывание танка стихло, треск кустов и хлопки выстрелов за дорогой отдалились настолько, что казались уже неопасными. Антон вздохнул. Он остался совсем один.
Глава 29
Антон осторожно выглянул из кустов. Дальше была утоптанная тропинка, посыпанная крупным песком. Стажер вышел, постоянно оглядываясь, прислушался и поспешил обратно в заросли – приближалась тележка грузового кибера. Она вывернула из переулка и медленно проехала мимо. Тележка везла трупы. Мужчины, один – почти мальчик, две или три женщины были уложены аккуратным штабелем. Три пары многосуставчатых манипуляторов цепко придерживали страшный груз.
Антон стоял на карачках, прячась среди синих колючих стволов, и смотрел. Мертвые тела не пугали – они отталкивали. Смерть всегда безобразна и отвратительна, ее не должно быть вообще! Вот эта молодая женщина, положенная сверху, уже никогда не изменит удивленного выражения на лице, никогда уже не засмеется, не скажет «люблю», не прошепчет «да…», не войдет, уставшая после смены, в свой жилой модуль и не усядется на диванчик – развеяться перед СВ или поболтать по видео с подругой – на месте ее левой груди зияет обугленная дыра десятисантиметрового диаметра. А мужчину, уложенного рядом, с давно не стриженной головой, безжизненно болтающейся на вытянутой шее, уже ни разу в жизни не посетят эротические фантазии о девушке, снимающей школьную форму, ему не играть свадьбу и не отделывать яркой биопластмассой стены детской – его жизнь кончилась. Этот мир ему не дали досмотреть даже до середины и поставили жирную точку в нетолстой книге бытия. Вот он, этот знак препинания – черная, запекшаяся язвина между глаз, проделанная лазером…
Антон коротко вздохнул. Одно хорошо– в нем умерли сомнения. И вызрела некая дрожащая освобожденность от табу. Ну как можно применять правила совести и понятия научной морали к пурпурам? Они же не люди! Нелюди. Вряд ли он сумеет убить пурпурного недочеловека, но если это все же случится, ему не долго придется мучиться и переживать – на месте заповеди «Не проливай крови пурпуров» чернеет обугленная дыра…
Маленькая круглая голова грузового кибера безостановочно вертелась, высматривая мертвяков. На повороте тележка, как порядочная, помигала оранжевым сигналом и скрылась за углом изгороди, сложенной из кусков туфа. Антон даже позавидовал машине – никаких тебе проблем! Знай, колеси, выполняй программу да подзаряжайся изредка. А тут…
Надо бы созвониться с «нашими», но каким образом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56