Ну, вы представьте – студиозусы и вдруг остаются посреди дикой Африки! Настоящие баобабы вокруг, «жирафьи зонтики» акаций, слоны, львы, носороги! Два месяца пролетели, как один день.
И вот под самый конец отпуска – все уже сидели на чемоданах – ко мне в тент вбегает Ивэн Нканата, староста, и кричит: «Ндегге мкубва! Ндегге мкубва! Ндегге мкубва – большие вертолеты (суахили).

» Я выскакиваю – с запада приближаются три громадных шестивинтовых геликоптера…
– Сентябрьская война, – проронил Сугорин.
– Да. А мы-то не знали! Мы все думали, это за нами! Помню, еще удивлялись – зачем целых три, нам бы и одного за глаза хватило… Ну и вот, вертолеты садятся – лопасти еще крутятся, свиристят, пыль столбом, а аппарели уже откидываются, и по ним сбегают черные, бритоголовые, пятнистые, наглые, сбегают и клацают автоматами, бегом окружают вертушки, берут нас на прицел, орут, командуют, скалятся, палят поверх голов…
Тут только до нас и дошло. Нканата мне шепчет: «Это интернацисты, понял? „Солнцеподобный“ Мбуви стал на тропу войны!» Я, говорю, и сам вижу, да что толку? Мы же все честные да благонравные, блюдем закон: если военные действия вести, то исключительно гуманные, а оружие применять исключительно несмертельное. Господи, да у нас на весь лагерь было то ли пять, то ли шесть парализаторов, мы их с собой брали, когда в ночную шли – гиен усыплять или там леопардов. А у этих – старые «абаканы», и начхать они хотели на закон о военной технике! Короче, влипли мы. Берут нас интеры в заложники, и гонят, и прикладами поддают. Я сначала смыться хотел – скроюсь, думаю, а вечерком выпущу наших. А потом, смотрю, нас в ангар загоняют, где мои киберсистемы стояли – и строительные, и такие, уже демобилизованные все. Затолкали нас туда, заперли. Кто-то тихо ругается, кто-то бесится, девчонки ревут, а я запускаю киберов.
Задействовал одного, он мне в задней стене лаз прожег резаком – с той стороны, я помню, все заросло кустами медоносной акации – знаете, с такими шипами, назад загнутыми, ее еще называют «подожди немного». Как раз, помню, мы пролили дождь, и кусты за одну ночь покрылись пушком – нежным таким, фисташкового цвета.
Вылез я, смотрю, интеры по нашим тентам шарят – не пропадать же добру! Другие в павильоне клуба кучкуются, песни горланят, крепленый тембо Тембо – кокосовое вино.

хлещут для храбрости… А уже вечереет, пройдет минут 15– 20, и будет темно. Ну, я, пока свет есть, сижу в кустах с пультом, программирую мои системки. Интеры все уже в клубе, только часовых выставили, да и те к бутылке прикладываются. А тут и солнце село, и свет как кто выключил – сразу стало темно…
– Тропики, – объяснили в толпе.
– Ага… Ну, я часового снял, связал, выпустил своих. Нканату и еще одного масая, Оле-Сенду, с собой оставил…
Поднялся шум.
– Это нашего Габу? – спросил скуластый Быстров.
– Нашего, – улыбнулся Жилин.
Все зашевелились и снова замерли.
– Да, – продолжал Глеб, – а остальным говорю: дуйте в вертолет, и по-быстрому, будете Шурику помогать. Это был наш старший оператор, единственный, кто когда-то вообще штурвал в руках держал. Там же все старое было – обшарпанные «анатры», еще времен Российской Федерации, с турбинами и топливными баками, можете себе представить? Ну, мы с Габой и Ивэном киберов расставили поскорее, пока интернаци о наших девушках не вспомнили… Да, я ведь что хотел – поначалу думал согнать слонов, буйволов, носорогов и пустить их на лагерь, устроить, короче, стампиду. Но ты их попробуй, сгони! А потом, думаю – стоп! А зачем мне вообще зверюги? Что мне, роботов мало? Три строительные киберсистемы, в каждой по роботу-матке и по дюжине киберстроителей. Да еще ремонтные роботы, грузовые, анализаторы… О, думаю, а погоню-ка я их!
По графику дождь должен был пойти в семь пятнадцать – поднялся ветер, высохшие нижние листья пальмы дум лязгали и скрежетали, как железные. У захваченной нами «анатры» ни к селу ни к городу загорелся проблесковый маяк, потом засвистели турбины, и винты медленно-медленно пошли раскручиваться. Они нам все нервы повымотали своей неспешностью… В клубе поднялась пальба, интеры вышибали окна, выпрыгивали и – бегом за тенты. Ничего в наших тентах такого особенного не было, тенты как тенты, стандартные надувные купола. Но они ж из силикета, их никакая пуля не возьмет… Тут робот-матка, точно по программе, выезжает из-за ангара. У нее было три пары щупалец, и пять из них держали по автомату – все наши трофеи. Как пустит пять очередей веером – аж сердце радуется! Интеры мигом залегли и стали отстреливаться. Помню, где-то поблизости закричал даман, рыкнул лев – только их и слышно было. Вой шести турбин глушил крики – лопасти уже слились в круги. Тут нам перестало везти. В бедного робота-матку угодил заряд из гранатомета, и на его месте вырос сноп красно-лилового пламени – как в боевике прямо… А мы с Ивэном и Габой попали под перекрестный огонь. Лежим, вжимаемся в горячую пыль, а пули так и визжат, чиркают чуть ли не по волосам. Так и убить могут, думаю, и щупаю нужную клавишу на пульте. И тут мои системки как поперли! Как затряслась под ними земля! Свист, клекот, пыль столбом! О! Это надо было видеть! Тенты – в клочья, клуб – на мелкие кусочки! Интеры брызнули в саванну, кто как – кто бегом, кто кубарем, кто окарачь… Мечутся, орут… А видели бы вы их рожи! Аж посерели от ужаса! (Смех, шум в БО. Марина гордо озирается.) Мы, правда, тоже пострадали – Габу ранило в ногу, мы его потащили с собой, а когда уже подсаживали в вертолет, нас самих зацепило – Нканате прострелили руку, а мне оцарапало плечо. Шурик сразу перевел турбины на форсаж – или как это у них там называется, – нас качнуло, замотало, и «анатра» с горем пополам взлетела. Все вокруг шаталось, дребезжало, по днищу продолбила очередь, и все – квахери, кампи Квахери, кампи! – До свидания, лагерь! (суахили)

! Дальше уже неинтересно. А то громадное облегчение, которое я тогда испытал, словами не передашь – его почувствовать надо…
– Внимание! – прогремело по коридору. – Корабль начинает разворот через десять минут! По местам посадочного расписания! Начинаем разворот!
– Все, – властно сказал Жилин, – я в рубку, а вы – марш по каютам! Мариночка, пристегнуться не забудь!
Антон наскоро распрощался и побежал в свой БО. Дверь его была полуоткрыта, и два приятных голоска ласкали слух.
– У меня, когда целуюсь, – говорила Гунилла, – почему-то сразу глаза закрываются… А у тебя?
– У меня тоже, – ответила Яэль.
– А почему?
– Не знаю…
– А давай попробуем, когда будем целоваться, не закрывать глаз?
– Давай…
Антон на цыпочках отошел от двери, потом громко процокал подковками. Ворвался в каюту, бросив торопливое «здрас-сте», сел и пристегнулся в ногах у Яэль.
Девушка хотела что-то сказать, но в это время по всему кораблю пронеслись отрывистые звонки сигналов УО – ударной опасности. Заговорили вспомогательные двигатели. Термос покачнулся и медленно взмыл над столиком. Длинные волосы Яэль забавно развернулись в сторону, да так и повисли – наступила невесомость. С краю обзорного экрана замерцали лиловые вспышки. Снежинками в ночи посыпались звезды.
– А где это наш Гупта, интересно знать? – пропела Гунилла. Она перекатилась по дивану и щелкнула клавишей интеркома.
– …Герметичность в норме, – долдонил компьютер, – давление в норме…
– Контрольная и ходовая системы в норме, – подключился Громыко. – Фотореактор работает без перебоев, температура зеркала – норма, радиация – норма…
– Ты зачем Митрича обижаешь? – осмелился задать вопрос Антон.
Гунилла не удивилась.
– А! – отмахнулась она. – Надоел он мне! Ходит за мной и молчит! Что я, одна говорить должна?
– …Скорость четыре тысячи километров в секунду, плазма поступает в рабочем ритме. Настройка магнитных ловушек – норма…
– Дополнительные команды на киберуправление введены, – сдержанно добавил мужественный голос Жилина, – неполадок нет, к торможению готов.
– А Глебу, – грустно сказала Яэль, – надоела я…
– Внимание! – проревело в коридоре. – Двигатели на торможении!
Мягко снизился термос. Чай, растекшийся по его прозрачным стенкам, сполз на донышко. Обвисли, разметались по подушке черные волосы Яэль. Фотонный планетолет первого класса начал гасить свою сумасшедшую скорость.

Глава 10


1

К концу восьмых суток «Бора» вышла на меридиональную орбиту вокруг Марса, и слепящий ярко-фиолетовый факел, бивший из отражателя, погас. Красная планета уже не казалась точкой или диском, она даже на шар не походила – ее небесное тело, морщинистое, рыхлое, уплощилось и медленно ложилось под «Бору». Марс возбуждал и будоражил. Все было при нем – и грубый, рваный шрам каньона Маринер, и темный треугольник Большого Сырта, и высохшие реки, впадающие в безводные заливы. Ближе к краям Марс круглился отчетливо и резко, грань между светом и тьмой была словно циркулем очерчена. «Атмосфера какая тонюсенькая, – подумал Жилин, – как пленочка…»
В кают-компанию главный киберинженер попал последним и на обзорный экран глазел поверх голов, качавшихся «в состоянии невесомости», как воздушные шарики на веревочках. «Моя группа!» – с удовольствием подумал он. Все добровольцы явились сюда – стояли, пихались, тянулись на носочках. Да и кого сейчас можно было удержать в каютах? Со своего места Глеб узнавал стриженый затылок Антона, пышный «хвост» Ленусика, иссиня-черную волну волос Яэль и блондинистые локоны Гуниллы, аккуратно причесанного Гошу Черняка и малость взлохмаченного Виджая. Не уставные «ежики», конечно, но все равно, что-то общее с новобранцами у добровольцев имелось. Такие же молодые, норовистые, зеленые… Ничего, с ним они быстро «поспеют».
Капитан Жилин никогда не брался «сколачивать» из молодого пополнения опергруппу – это приходило само и потом. Главное, надо было хорошенько повариться с личным составом, попотеть вместе, побегать, носом тыкая в ошибки, но и нахваливая – в меру, конечно. И вот тогда рождался на свет не какой-нибудь там отряд спецназначения Третьего патрульного полка, а… как бы это получше выразиться – дружеский союз взаимопомощи, что ли. И был ДСВ куда крепче и верней любого ОСН…
Конечно, на «гражданке» не все так просто, как в Патруле, и то, что удавалось Жилину-командиру, может не выйти у Жилина-наставника. Но что сейчас об этом думать! Время покажет…
– Маринер, Маринер! – торопливо сказал кто-то впереди. – Како-ой…
– От горизонта до горизонта! Ты глянь только! Даже края не видно…
– А там вон что?
– Где, где?
– Да вон, чернеет, маленькое такое… Это не Олимп, случайно?
– А точно! Ребята, Олимп!
Жилин улыбнулся. Со вчерашнего дня добровольцы пребывали в веселом напряжении. Как выразился Руслан: «Били копытом и грызли удила». Да и было от чего. Их Марс, такой, кажется, далекий с Земли – крохотный красный огонечек! – сейчас громоздился под ними всей своей колоссальной статью. Полусон-полумечта стирался, мозг жадно впитывал уже не воображаемые, не виденные когда-то по СВ, а живые, «взаправдашние», впечатления. «Бора» катилась поездом, прибывающим на вокзал желанного, еще незнаемого города, и взлелеянное воображением не разочаровывало в яви. Вот уже потянулись стеклянные крыши окраин, в просветах между деревьями появилась и исчезла ажурная башня микропогодника; из-за узкой полукруглой арки моста выглянул ртутно-бликующий свод над платформами… Скоро, скоро бот примарсианится и они сойдут!
– До чего ж не хочется высаживаться… – раздался вдруг сзади громовой бас Клуни на.
– Вы это серьезно?! – в изумлении обернулся Жилин.
Старший врач явно был не в духе.
– Знаете, – громыхнул он, – я вам порой как бы завидую. У вас никогда не бывает проблем…
– А-а… – усмехнулся Жилин. – Проблем, док, если подумать, не бывает вообще. Есть только работа, которую нужно делать. Вот я ее и делаю. Проблемы возникают у ленивых…
– Ну, не знаю, не знаю… Может, вы и правы…
– А что за проблема хоть?
– Embarras de richesse, – криво усмехнулся Клунин. – Какая ж еще…
– На Базе?
– Да какая с нее База уже? Это раньше, когда там был нормальный научный городок, тогда – да. А сейчас… Так, дачный поселок. Роботизированный хабитат для шохо… Это первопоселенцы так любят себя называть – шохо… Знаете, как на Сырте шутят? Золотым головам, говорят, теперь думать не надо, золотым рукам делать нечего, остались одни золотые зубы – тщательно пережевывать… – Клунин мощно вздохнул. – А ведь говорили им умные люди – не нужен Сырту репликатор! Не надо его ставить! Чем вас не устраивает централизованное снабжение? Зачем вам автономность? Бесполезно! Вот загорелось им, и хоть ты тресни!
– Поставили? – спросил Жилин (разговор был ему не интересен, но куда ж денешься? Закон общежития!).
– Ха! Попробуй им не поставь! Поставили… Выделили вне очереди новенькую «сампо». Шохо носились с нею, как дураки с писаной торбой! А им – раз! – и закрывают завод стройматериалов! За ненадобностью! И дейтериевый – на замок! А тех, кто там работал, – выводят! За ненадобностью!
– За что боролись, на то и напоролись…
– Полбазы в анусе! – грянул Клунин с чувством. – Прилетает администратор из Фонда изобилия, шохо к нему. Мы, орут, на Марс не за запахом синей травы летели, а за деньгами! А вы нас с производства выводите! Тот только руками развел. Вас, говорит, не поймешь! Сами же, говорит, просили, чтобы вам репликационную камеру поставили! Что вам опять не нравится? Сказали бы лучше «спасибо»!
– Высота шесть мегаметров! – прогудел Гирин. – Скорость три четыреста шестьдесят один. Иду к полюсу.
– …Три года! – скорбно пророкотал Клунин. – Три года потом я этих «новых элоев» от алкоголизма лечил, истощенные нервы в порядок приводил, от запоров пользовал. А сколько у меня коллоида ушло на ссадины и порезы! Особенно на молодых балбесов. Они ж каждый божий день устраивали мордобой – то из-за девок, то просто от скуки, то давай работникам рыла начищать. А те и сами не прочь с неработающими схлестнуться да и всыпать им как следует… И хоть ты что им говори!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56