» Сплошь и рядом – лозунги, призывы…
Если честно, Жилин не любил разговоров «про политику», тем более о «Второй перестройке», но Колманов был в авторитете у фармбоев и туристов. Не стоило обижать мужика.
– А газеты? – бурчал фармбой. – Главное, везде одно и то же, но зато – вот такенными буквами! «Северо-Кавказский округ рапортует: освобождено от работы с сохранением среднего заработка столько-то миллионов человек…» «В Сырдарьинском окружном Фонде изобилия прошли регистрацию столько-то миллионов неработающих…» И хоть бы один вопросительный знак где-нибудь, между строк, затесался! Нет – сплошные восклицательные! Господи, в какие я только кабинеты тогда не стучался – аж до Президиума дошел. Просил все, доказывал, теребил, уговаривал – ну, нельзя вот так вот, сразу: «Нате, люди, пользуйтесь!» Рано, рано! Зачем было устраивать этот полукоммунизм? И знаете, что мне отвечали в тех кабинетах?
– «Народ нас не поймет!» – отчеканил Жилин.
– Во! – изумился Колманов. – Слово в слово! Я плюнул и перестал бегать. Что мне, думаю, больше всех надо? Старичок какой-то, помню, пал на коленки и крестится, крестится… «Дожил! – блеет. – Господи, дожил!» – Фрмбой зверски выпятил челюсть. – И вот постоянно у нас так! Постоянно! То Петр на дыбки поднимет, то Ленин-Сталин полстраны во гроб кладут, лишь бы править полцарством в остатке… Семьдесят лет прошло с «Красного Октября» – опять все рушить кинулись! Ну что ты скажешь! Расхищали соцсобственность уже не ящичками-мешочками – заводы тырили, целые отрасли стяжали! «Наша цель – чисто конкретный капитализм!» И сколько там после приватизации долбаной календариков разменено? Хм… Семьдесят, однако… Цикл такой, что ли? И опять то же самое! Опять старый мир – до основанья! Рынку хана пришла, бизнесу – кранты, фирмы и монополии «крякнули»… А богатеньким это надо – быть всём и стать никем? А мафиям всяким? А чиновникам, только и знающим, что взятки с низов брать да трансферты у верхов клянчить? И полыхнула Вторая Гражданская…
Жилин хотел заметить, что причины Второй Гражданской не столь очевидны и просты, но промолчал. Иначе на повестку дня встанет еще и национальный вопрос, а это тема благодатная…
– Застал ее?.. – Пальцы Колманова затарабанили в ритме марша.
– Застал… – кивнул Глеб. – Записался в Патруль прямо со второго курса – и в самую кашу… Послали сначала в рейд по северному Транссибу, потом прорывались на Верхнеудинск, а под конец, когда полегче стало, изолировали зоны военных действий – на Урале, потом в Северном округе…
– Не в Архангельске?
– В Усть-Сысольске.
– А-а… А я в Архангельске воевал… До блокады еще не дошло, так только, блокпосты стояли. Это было что-то ужасное… «Золотые» взорвали криогенератор прямо в центре Холмогор – я был на «вертушке» тогда, патрулировал Двину. И все видел. Над городом вспухло такое… облако, какое-то маслянисто-жирное, белое-белое… Река в том месте замерзла на счет «четыре», сосны лопались, их корежило и щепило, а люди… Господи! Вдруг ни с того ни с сего – и минус сто пятьдесят! Потом все туманом заволокло, пошел дождь со снегом… Как они еще до аннигиляторов не добрались, не понимаю, сволота поганая…
Колманов горестно пожевал губами. Глеб молчал. Он вспоминал себя, тогдашнего, вольноопределяющегося Жилина, в новеньком пятнистом спецкостюме, с проверченной дыркой для первого «Георгия», как он стоял на броне квадратного патрульного танка, держась за пятиметровый решетчатый конус с биопарализатором наверху. Стоял, сгибая колени в такт приседаниям машины, и смотрел, как над омским Подземным Узлом вьется турболет «золотых» – блинчатый «гранд» – и жжет ПУ в упор. Он весь был забит машинами, этот узел. Восемь автострад пересекались здесь, сплетаясь бантиками развязок; колонны серебристо-обтекаемых электробусов, гигантских автокаров и крошечных каплевидных легковушек еле тащились, бампер к бамперу. И все это вспыхивало с разных концов, загоралось желтым светом; весело пылал кустарник на разделительных полосах, полыхнули елки за обочиной… А турболет медленно кружил, его подбрасывало на черных тяжелых клубах, прорезанных фонтанами искр, но пилот все палил и палил из спаренного лучемета, выцеливая, где толпа погуще. Гремели разряды, пылали, взрываясь, автоплатформы, ползали по черной земле живые жаркие факелы… Ни до, ни после не испытывал Жилин более тяжкой ненависти. И более жестокой радости, когда шар направленного психоизлучателя у него над головой зашипел и столб голубого света тюкнул по блистеру вражеской машины. Турболет завихлял, налетел сослепу на опору Западных Ворот, закувыркался, распадаясь на части, и даже аварийная спасательная капсула летуна не выручила – угодила в самый жар, в пылающую гору…
– М-да… Вот такие пирожки с котятами… – мрачно выразился Колманов. – А пурпурные – это, батенька, такая зараза… похуже и красных, и золотых! Новая классовая борьба, Петрович, во как! И ведь никто даже понятия не имеет, чего нам ждать от этой многомиллионной толпы тунеядцев, бездеятельной, инертной… скучающей. Не могущей и не желающей думать хорошо. К чему нам быть готовыми? К сытым бунтам? К мировой революции?! К чему-то вроде религиозных войн?!
Жилин беспокойно моргнул. Он стал лучше понимать этого умного и хорошо образованного человека, любящего прикинуться «деревней».
– Ты меня поразил, – признался Глеб. – Я даже не думал об этом… вот так.
– А как еще? – суховато сказал Колманов, словно стыдясь своих эмоций. – Тут думай не думай…
– Да это понятно… Я вот сейчас вспомнил… С полгода назад, перед боевым вылетом… – Жилин запнулся, – …последним моим… я был в Офицерском собрании. Так зашел, посидеть. И услышал один спор. Спецназовцы обмывали чьи-то звездочки и громко выясняли, что им делать с неработающими. Седой полковник орал, что не желает подчиняться администрации, которую выбирает большинством голосов «это быдло». Ему бурно подпевал пьяненький ротмистр, требуя для «без-здельников пор-ражения в пр-равах и тотального обнуления индексов социальной значимости». И знаешь, на чем они сошлись? Что надо ввести «военно-административную диктатуру работяг»! И их поддержали с соседних столиков! Морпехи, летуны, флотские – все были «за»!
– Вот так! – многозначительно сказал Колманов.
Внешняя акустика донесла хоровой вой десятка краулеров.
– Пожаловали, орелики… – пробурчал Колманов.
Глеб выглянул в иллюминатор. К базе подкатывали новенькие, пылью покрытые танкетки, все – модели «Ящерица», раскрашенные в скифском зверином стиле. Но водители с пассажирами выглядели еще живописнее – у одних были шлемы из спектролита, снаружи непрозрачные, с нарисованными харями а-ля Хэллоуин или на манер колядочных личин; на прозрачные шлемы присобачивали большие розовые уши или мягкие рога. Иные носили черные спецкостюмы сплошь в «блестяшках» клапанов, застежек, клепок, шевронов, позумента. Кое-кто щеголял в меховых дохах с обрезанными рукавами – прямо поверх серебристых пилотских комбинезонов. У половины сих верных последователей старинных байкеров и новомодных роддеров на груди красовалось по нескольку значков Фонда изобилия – с витым рогом Амальтеи.
– Вот же любят выдрыкаться… – бурчал Колманов, садясь на стол и кладя на колени лучевик. В тамбуре гулко затопали, и в отсек, шумно споря и ругаясь, ввалилась первая партия отшлюзовавшихся. Впереди выступала угрюмая личность, косая сажень в плечах. Завидев чужаков, личность остановилась и вознесла руку с пластетом пива. Спор оборвался, ругань и хохот смолкли. «Авторитет», – усмехнулся Жилин.
– Че надо? – не отягощая себя хорошими манерами, осведомился «авторитет».
– Во-первых, здравствуйте, – хладнокровно сказал Жилин.
– Привет. А во-вторых?
– Вам хоть известно, что на Сырте деется, или провести вам политинформацию?
– Мы в курсах, – высказался «авторитет».
– Тогда какого хрена вы здесь околачиваетесь?! – сменил тон Жилин. – Там убивают, а вы все никак не наиграетесь?!
В ком-то из толпы его слова вызвали нужную реакцию, но в одном-двух, не более. Их смущение терялось в наглости и глумливых усмешках массовки.
– Ты кто такой в натуре? – подступила угрюмая личность, косая сажень в плечах.
– Я – Жилин, главный киберинженер и командир ополчения. А ты кто?
– «Кто в теремочке живет? – заблеяли из толпы. – Кто-кто в невысоком живет?»
Еще дважды звякнула дверь шлюза, и в отсек наместилась чертова дюжина здоровенных лбов. Те, кто пришел позже, теребили занявших места в партере. «Авторитет» утишил «ореликов».
– Я – Жестянщик, – сказал он внушительно.
– А имя у тебя есть, Жестянщик? – усмехнулся Жилин.
Вожак нахмурился. Он чувствовал опасность, исходящую от этого человека с георгиевским крестиком на комбезе, и немного нервничал.
– Ну, Ричард, – проворчал он.
– Так вот, Ричард, по закону о ЧП я имею право мобилизовать комбатантов от двадцати одного до шестидесяти. Но хочу, чтобы вы сами вошли в ополчение – добровольно. По зову сердца и все такое.
В толпе зашумели.
– А если сами не войдем, – сказал Ричард с бодрым пониманием, – ты нас силой принудишь?
– Придется, – улыбнулся Жилин. Колманов азартно задвигался.
Грохнул смех.
– А давай так, – оскалился Ричард, – ты и я, один на один, помесим друг друга! Твоя возьмет – мы вливаемся, моя… – Он развел здоровенными ручищами. В толпе прошло оживление.
– Давай, – легко согласился Жилин и расстегнул сапоги.
– Босиком, что ли? – Ричард недоверчиво нахмурился.
– Согласись, – сказал Жилин, скидывая спецобувь, – неприятно чувствовать на губах вкус грязной подметки…
Он снял оба пояса, аккумуляторный и оружейный, протянул их Колманову и сделал пружинящий шаг.
– Я готов.
Сопя, Ричард стащил свои башмаки и, не разгибаясь, как был, ринулся на Жилина. Но командира ополчения там уже не было. Жестянщик вытаращил глаза и заозирался.
– Я здесь, – напомнил о себе Глеб.
Ричард развернулся, как танк, и сделал неожиданно быстрый для своей комплекции выпад. Жилин снова ушел «в Зазеркалье», а когда появился в поле зрения взбешенного вожака, уколол его пальцем в солнечное сплетение, «пробив» мощную плиту мышц, и тут же нанес удар пяткой ладони в подбородок. Ричарда отнесло в толпу, как шар в кегельбане. Он расшвырял товарищей и влепился в переборку. Двойной пластик загудел на ноте «до».
Ричард, однако, не разозлился и уж тем более не забоялся. Поражение его только раззадорило. Он встал, утер рот и, присев, двинулся по кругу. Пушечный удар правой ногой не достиг цели – Жилин отбил его, повредив Ричарду колено. Охнув, детина отступил. Тогда напал Жилин. Никто толком ничего не понял. Просто что-то замелькало – то ли руки, то ли ноги, – послышались звонкие и тупые шлепки. А когда Жилин отшагнул, избитое тело Жестянщика упало на пол. Словно уронили размороженную мясную тушу.
Толпа молчала. Колманов гордо улыбался.
– Не обижайся, – сказал Глеб Ричарду, трепыхавшемуся на полу. – Драться ты мастер, но для меня этого мало.
– Жилин, – объяснил Колманов снисходительно, – чемпион региона по субаксу.
По толпе пронесся одобрительный гул. Повозив мордой по полу, Ричард попытался привстать, но тело его не слушалось, удалось только сесть, да и то со второй попытки.
– Ну, ты меня сделал, – прогудел он, озабоченно щупая живот. – А только за каким хером мы пойдем в это ваше ополчение?
– Дело именно в том, – холодно сказал Жилин, обуваясь, – что оно не мое и не чье-то, а наше. Общее.
– А меня мама не пустит! – выкрикнул знаток русских народных.
– Как звать твою маму? – неожиданно спросил Жилин и достал из-за отворота планшетку компьютера.
– Алла Наумовна… – растерялся знаток. – Шарафутдинова.
Жилин вывел на экран черный список, переданный Стажером.
– Алла Шарафутдинова, – прочел он, – инженер-контролер… – Глеб выдержал паузу. – Оказала сопротивление двойке Боевой Группы. Расстреляна на месте.
Тихий ангел пролетел с лучеметом под крылом.
– С такими вещами не шутят… – раздельно сказал Ричард.
– А мне не до шуток, – холодно промолвил Жилин. – Расстреляно пятьдесят человек. И мужчин, и женщин. Есть и дети – тут у меня целый список.
– Господи, господи… – шептал знаток, кривя лицо.
– А ну, – с оттенком боязни попросил Ричард. – Поищи мою фамилию!
– Какую?
– Э-э… Берестов!
Жилин навел справку.
– Берестов Михаил Альбертович, – вычитал он, – неработающий. Расстрелян. Родич?
– Брат… – Ричард сжал огромные кулаки. – Младший…
– А мою поищи! – закричали в толпе. – Панайотов! И мою! Вишневские мы!
Жилин нашел еще одного в скорбном перечне – Бузова Виктора, инженера-ассенизатора, отца молодого балбеса Шурика. Колманов уже не улыбался. Хмурый и злой, он глядел в окно. Губы его передергивались.
«Чертова дюжина» молчала, постигая масштабы и смысл происходящего. И без того угрюмый, Ричард сделался еще мрачнее. Он тяжело поднялся с пола, отломил от своего шлема дурацкие рога и пробасил:
– Выходи строиться… ополченцы.


3
«Большой Сырт», Нора

Шахта была неширокая, она уходила вверх и вниз, как колодец, сложенный из литопластовых колец, и постепенно тонула впотьмах, кое-где перебиваемых жидким светом фонарей. Со второго горизонта доносились гулы и шкрябанье землеройных киберсистем, по серым стенам шарахались тени и сполохи, шумел поток нагнетаемого воздуха, приносящий запахи озона и разогретой пластмассы.
Жилин стоял на круговой площадке (дырчатый пол, хлипкие на вид ограждения, огни кольцом) и глядел под ноги. Горизонтом ниже светилась еще одна площадка, а дальше уже ничего не было видно – только вода шумела, словно невыключенный душ, и плюхались в нее куски камня. А может, всплывало что-то живое…
– Где Жилин? – басом заорали из штольни.
– Он где-то тут должен быть, – ответил чей-то голос.
– Здесь я! – крикнул Глеб.
На площадку, отряхивая пережженный грунт, выбрался Шуйбэнь.
– Еще одиннадцать штук! – возбужденно тараторил Лю. – И матка! Чуть из-за нее в облаву не попали!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56