– Дай лучше я… – тихо попросил Гирин, и Антон уступил. Облегченно, как он понял со стыдом.
Танк высшей защиты взревел моторами, словно бесясь от ярости, и попер прямо на бункера станции. Угластая, могучая машинища не была боевой. Придуманный, чтобы забрасывать экспедиции в любые места, хоть на меркурианское Горящее Плато, где разведстанция поместилась на островке посреди расплавленного свинца и цинка, «Йотун» всегда вызывал у Антона ассоциацию со слоном или китом, в общем, с чем-то большим и добрым. Но сейчас на «Соам» перло мерзкое чудовище, злобный гигант-йотун из скандинавских саг. Разбрасывая барханы, как корабль разрезает волны, громадный танк ломился с одной целью: напасть и разрушить!
Спереди у него выдвинулось оребренное рыло аннигилятора.
– Глаза! – крикнул Жилин и заслонился рукой.
Умп-ф! – схлопнулся воздух. На секунду вспыхнул и погас прозрачный шлейф – это пучок антипротонов выжег атомы газа, – и ослепительная вспышка залила все вокруг невыносимым светом распада. В пластолитовой стене бункера, стоявшего у танка на дороге, открылась пещера, засверкала белым накалом, запузырилась, пахнула металлокерамическим паром. Остывающее облачко радиоактивного пепла высеялось на грунт. Танк отъехал и развернулся на месте, веером раскидав грунт и подняв тучу пыли. Торжествующе завыла сирена.
– Пошли! – сказал Жилин. Подхватив бомбу, они с Гириным рванули к «Йотуну».
Антон взял из охапки лучемет, подполз к гребню и высунул шлем меж двух глыб базальта. Мастер и Гирин мчались легко, будто не чуя оттягивающей руки бомбы. Они использовали любую борозду, любой камень, любую тень, чтобы скрыть свое стремительное продвижение.
Была б там военная машина, – высказался Виджай, – они б и шагу не сделали…
– Заткнись, – коротко сформулировал Антон.
Гупта смолк и неуверенно проговорил:
– Сейчас они его…
Антон не ответил. «Йотун» врезался в коридор-переходник, разнес его и остановился. Умп-ф! Фиолетовый пламень, в мгновение ока пожравший штабной купол, высветил каждую щербинку, каждый бугорочек на камнях оползня.
Одним махом, словно и не касаясь брони танка, Жилин взобрался на горбатую крышу, вытянул наверх бомбу, потом помог залезть Максиму. Но, видимо, засевшие в танке пурпуры были слишком увлечены разрушением станции – ничего не замечая, они жали и жали на гашетку аннигилятора, все шире разливая огненное озеро Соам.
Хватаясь за антенное устройство, Глеб с Максимом приладили бомбу между командирской башенкой и выступом кессона. Мастер сунул в гнездо активатор и махнул рукой Гирину – прыгай, мол. И тот махнул – давай вместе тогда. Ладно, сделал жест Жилин. Спрыгнув, они стали отходить, не больно-то и прячась.
– Да быстрее же!.. – не выдержал Виджай. – Что они там плетутся?!
И вдруг могучие турбины танка заглохли. В полной тишине и недвижности тройной панцирь из термостойкой и радиостойкой пластмассы, прикрывающий «Йотуна», стал опадать, как плохо удавшееся тесто. Приподнятая узкая корма заслонила что-то ослепительно белое, жаркое, плавящее корпус, стекающее на экипаж, груз, механизмы и приборы. «Йотун» заревел, загрохотал, затрясся, как раненый дракон, бешено закрутилась правая гусеница – и опять тишина. Струйки дыма ударили из вытекших иллюминаторов.
– А Тхакур еще жив, сволота поганая! – мстительно сказал Виджай. – На нем же броня!
– Так ему и надо, – пробурчал Антон.
Танк высшей защиты медленно наливался малиновым свечением, оседая в плавящийся песок, исходя паром и смрадом, плющился, проваливался внутрь себя, пока не превратился в лужу жидкого металла, над которым дрожал знойный воздух.
Антон уже не прятался за оползнем. Он стоял во весь рост и смотрел, как раскаленный, зеркального блеска прудок в стеклянных берегах подергивается серебристыми пятнами, матовеет, затягивается остуженной пленочкой и всплывающими чешуйками шлака. Перевалив оползень, молча прошагал Максим. Быстрыми шагами прошел Жилин.
– Пошли, – сказал он, – быстро. Берем самое необходимое – оружие, лекарства, кислород, воду – и уходим.
– Куда? – тут же встрял Виджай.
– Найдем куда…
Нагрузив краулер, все четверо покинули станцию и ушли под защиту колоссальных конструкций завода – словно в дремучем лесу укрылись. В недостроенной централи управления собралась вся смена. Девушки плакали, жалея Гуниллу и Габу, мужчины хмурились и деловито распределяли походные комбинезоны с мимикридом, в обиходе называемые «хамелеонками». Известие об уничтожении Тхакура все восприняли с вялой радостью – гибель товарищей слишком еще довлела над сознанием, чтобы можно было торжествовать.
Бранкевич выдал Антону безразмерную «хамелеонку», и он отправился ее примерять. Далеко он не стал уходить, зашел в раздевалку и натянул легкий, но плотный камуфляж прямо на скафандр. Поприседал, побегал на месте, высоко задирая колени, понагибался, доставая носки, – комбез с мимикридом требовал индивидуальной подгонки. Прошелся взад-вперед, заглянул в душевую. Вздохнул и ладонями разгладил «хамелеонку». Серая ткань сначала надулась пузырями на коленях и локтевых сгибах, сморщилась в поясе, но потом стала натягиваться, «запоминать» рост и размер, подстраиваться к фигуре. Порядок. Зато в душе… Полный слом. Паршиво как… Ох как паршиво… Гуниллу жалко до невозможности! Такая милая, хорошая, красивая… была. Свыкнуться с этим… не получается! Вот же, только что, живая и веселая, утром еще просила его доесть, не оставлять еду на тарелке, болтала и мило сплетничала с девчонками… И нет ее! Невозможно… Не-воз-мож-но.
Антон уперся руками в раму иллюминатора и прижал лицо к стеклу. Пустыня… Ветер перевевает темные пелагонитовые пески почти до брошенной станции. Сбоку от нее равнина дыбилась черной и блестящей мезой, разбитой на множество каньонов, больших и малых, будто неумело порезанный пирог. В сторону космодрома пустыня постепенно рыжела, пока не собиралась тускло-оранжевыми складками дюн, как плохо разглаженная плиссированная юбка…
Незаметно подошла Яэль, всхлипнула тихонько. Антон обернулся. Бедненькая… Глаза опухли, красные, и ресницы склеились…
– Собрался? – спросила девушка.
Антон кивнул. Обычной своей зажатости рядом с этой красотулей он не почувствовал. Тут такое… Не до комплексов.
– Сейчас открыла свой шкафчик… – колокольчик в голосе Яэль надтреснул, да и серебристость была с туском, – …смотрю, Гуниллин халатик не повешен, валяется на полу. Отругать надо, думаю, опять побросала все, убежала… А она… Ая…
Лицо Яэли сморщилось, она вцепилась в грязно-серую «хамелеонку» и заплакала. Заревела в голос, прижимаясь к Антону теплым, крепким бедром. Он положил руку на вздрагивающее плечо, погладил узкую спину. Не испытанная отрада холодком пробежала по телу. «Чудышко ты мое», – с каким-то непривычным ощущением подумал Антон. Впервые он почувствовал себя кем-то вроде защитника. Язык сам выговаривал неумелые, корявые слова утешения, а совесть страдала: горе в Антоне уравнивалось удовольствием нечаянной близости. Молодой, здоровый организм требовал действия, любви и не терпел поста и траура.
Яэль оторвалась от его плеча, утерла глаза ладонью.
– Пошли скорее, – пробормотала она, – а то мастер наругает…
– Он боится воздушного налета, – объяснил Антон.
– Дожили…
– Да уж…
«Какая жизнь полосатая… – подумал Антон. – Вся. Живешь себе, живешь, скачешь по белому, и вдруг – раз! И потянулась угрюмая черная полоса…»
– Всем собраться в централи, – сказал звучатель голосом Жилина. – Иметь при себе оружие, продовольственный пакет, аптечку и аварийный баллон с кислородом. Объявляется военное положение…

Глава 24

Владек Ковальский обычно зла не помнил и отходил быстро. Навешают ему пачек, бывало, ну и что? Дело-то житейское! Проспится – и давай по-новой. Но этот Жилин его унизил. Отделал прямо у Машки на глазах… Владек потрогал смешную гульку стерилизатора на носу и тихо выругался. Ходи теперь как клоун…
Сутки, считай, просидел на защитной станции. Благо боевым системам пора было профилактику делать. Три года не подходил, а тут вдруг вспомнил. Профилактика… Кому он хоть профилактику делал – боевой станции или себе? От курва маць…
Хмуро озираясь, Владек покинул военный объект и через Голубой парк, через скверик, через служебный вход пробрался в управление. Слава те, никого… И на улице пусто. А какой сегодня день?! Да нет, среда была с утра… Сериал, что ли, какой идет? Тихо как…
Ковальский поднялся на второй этаж, где Службе Индивидуальной Безопасности выделили пару комнат, и сразу подошел к регистрирующей машине. Хмыкнул: опять… раз… два… три… четыре туриста загуляли! А, нет, вот сигнал прошел… Откуда? Из Горячего каньона. Коне-ечно! На биостанцию небось катались, на свеженину потянуло! Тунеядцы паршивые…
Ковальский выглянул в окно. Тишина какая-то нехорошая. Неживая. Будто как в том романе, все жители исчезли и город совершенно опустел. Поколебавшись, Владек позвонил Мирону Сартакову. На экране он с изумлением увидел человека в боекостюме.
– Мирон! Ты, что-ли?!
– Не узнал, начальник? – ухмыльнулся Мирон. – Хочешь совет? По старой дружбе? Мотай из управы, забейся в норку и притворись ма-аленькой мышкой!
Экран погас.
– Какого… – начал Ковальский заворачивать подходящее выражение, но времени закончить ему не дали. За окном заухали выстрелы из плазмоганов, посыпался универсальный строительный пластик, закричала женщина. Владек бросился к иллюминатору и увидел, как на Главную выходят двое в боевых скафандрах. Какой-то парнишка, убегая, разрядил в двойку квантовый пистолет, и двойка тут же ответила – удар из лучемета проделал в парне обугленную дыру.
А по Главной маршировало уже человек десять, парами и четверками, в бронескафандрах, с лучеметами наперевес. «К-какого…» По коридору протопали сапоги, и в рабочую комнату влетел Гоша Черняк, наноинженер из добровольцев Жилина.
– Где вы были?! – завопил он с порога. – Локи захватил Сырт!
– Локи? – спросил Ковальский. – Какой еще Локи?
– Ну, Локи! Психократ этот, главный у пурпуров!
И Гоша Черняк быстро, в двух словах, обрисовал ситуацию. Ковальский перевел взгляд на улицу, где как раз ухнул выстрел, и тупо воззрился на Черняка.
– Да, да! – раздраженно сказал Гоша. – Подсадил… эти… свои псевдоличности всему руководящему составу, а те увели людей в Соацеру – пока в заложники, а потом Локи и их в слуг превратит!
«Ах ты, начальник сраный! – подумал Ковальский. – Вторжение проспал, так тебя и перетак!»
Он резко открыл шкаф, вытащил дезинтегратор «Мьелнир», сунул в заплечный мешок четыре запасные батареи и продпакет.
– Всех? – отрывисто спросил он. – Ко всем подсадил?
– Почти! Кроме Жилина. И Клунина. Насчет биостанции не знаю… Йенсену он тоже подсадил, но Ларс Юлич справился…
– Йенсен?! С подменышем?!
В захват он поверил сразу – вон их сколько по улице шастает, фактов, и какие у них весомые аргументы! Мегаваттные! Но чтобы эта шмакодявка спецуполномоченная, этот дед-морозик задрипанный совладал с Локи…
– Да правда! – возмутился Гоша. – Я сам ментограмму видел – не прикопаешься!
– Верю, верю! – отмахнулся Ковальский, цепляя мягкий гермошлем с полки. – Где все?
– Под мостом. Мы через Линию Доставки шуранули…
– А подземка?
– Глухо! Посты везде.
Ковальский подумал и достал для Гоши лучемет своего помощника. «Пом. нач. СИБ М. Сартакова будем считать уволенным с сего дня. Дата. Подпись».
– Держи! – буркнул Владек. – Батареи в шкафу. Есть во что положить?
Гоша кивнул и осторожно, чтобы не задеть покалеченную руку, снял заплечный мешок.
– Где это тебя? – поинтересовался Ковальский.
– В техкуполе, – небрежно ответил Гоша, – штурм был…
– А-а… Много вас? – прокряхтел Ковальский, выуживая аккумуляторный пояс из-под стола.
– Мало. Шестеро. И два кибера – они Йенсена тащат.
– Что с ним?
– Сердце…
С первого этажа донесся грохот пальбы, полилось расплавленное стекло, сухо звеня по пружинистому полу. Гневный выкрик оборвался гулким хлопком.
– Зачищают, гады… – сказал Гоша, сжимая кулаки.
– За мной! – прорычал Ковальский и бросился в соседнюю комнату. Отшвырнув стул, выскользнул в коридор.
Гоша поспешил за ним.
– В туалет! – бросил Ковальский и ринулся к туалетному блоку. – Запри за собой!
Гоша, действуя как автомат, запер. Сказали: «Беги!» – бежит. Сказали: «Стоять!» – стоит… В санблоке вроде никого не было. Ковальский сбил фиксатор и распахнул окно. Вдруг из кабинки выбрался толстенький здоровячок с заплывшими глазками – начальник социального сектора управления, Алексей Дмитриевич. Он поддергивал штаны и затягивал ширинку. Ковальский резко обернулся, вскидывая лучемет. У начальника сработал рефлекс – пухленькие ручки тут же вздернулись к потолку.
– Ч-что это значит? – пробулькал он.
– Твое имя? – резко спросил Гоша.
– Исполнитель восьмого разряда Девяносто восемь, – с достоинством ответил Алексей Дмитриевич.
– Держи его на мушке, Гоша, – сказал Ковальский с отвращением. Он отвернулся, перебросил «Мьелнир» на спину и стал привязывать веревку к трубе умывальника.
– Вас же приговорят к уничтожению! – спокойно, с оттенком удивления, сказал Алексей Дмитриевич.
– Пошел в задницу… – буркнул Ковальский, перекидывая веревку на улицу. – Спускаешься вторым, Гоша, я прикрою!
Ковальский просунулся в окно, огляделся и спустился по веревке вниз. Через пару секунд рядом с ним, дуя на ладони, стоял Черняк. Начальник социального сектора равнодушно следил за ними из окна. О подоконник шваркнул шальной заряд плазмы, перебив веревку. Не теряя безучастного выражения, Алексей Дмитриевич перегнулся вниз и вторым выстрелом ему разнесло голову. Тяжелым кулем шеф сектора упал на синий курчавый газон.
– Пошли, – процедил Ковальский.
Приседая за кустами марсианской колючки, они пробрались на верх длинного пологого холма. Южный Вал. По нему изгибалась узкая стекломассовая дорога, за дорогой лиловели сады и отсвечивали полупрозрачные плоские крыши коттеджей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56