Если ты. Еще хоть раз. Нарушишь мой приказ… Я тебя медленно спущу в утилизатор. Лично! Ты меня хорошо понял?» Пауза. «Умный мальчик. Пошли».
Грохот, треск, стук. Вышел Локи. Он тащил за собой Тхакура Сингха, держа шефа БГ за пояс. Шеф БГ болтался в воздухе, расставив руки, чтобы не ударяться о стены. Он хмурился и сердито сопел.
– Все на борт! – скомандовал Локи. Боевики молча повернулись и затопали в коридор. Грррум, грррум, грррум…
Эдик выждал и двинулся следом. Инстинкт приневоливал красться, прижимаясь к стенкам, а униженное самолюбие билось с инстинктом и заставляло гордо прямить спину. Эмоции толкали к безрассудству, сердце колотилось: «Месть, месть, месть!» Рассудок цедил: «Выжить, выжить, выжить!» Сдохнуть легко, это и дурак может. А вот ты попробуй остаться в живых! И победить!
Эдик выглянул в коридор. Там было пусто. На верхних палубах постреливали. Кто-то закричал – тонко, по-заячьи. Выстрел. Эдик закрыл глаза и облизал губы. Он трус или нет? Он не побоится выйти против одного или двух, но против целой банды… Это неразумно. Да что там неразумно! Дурость это и больше ничего! Выжить надо! Выжить, перемочься, а потом найти… этих. И уничтожить как вид.
Мертвый герой всегда в проигрыше. Победу одерживает живой. И где, вообще, та грань, за которой смелость переходит в глупость, а трусость оборачивается смелостью… продленной в будущее? Эдик поморщился – «размышлизмы» не помогали.
Он посмотрел на индикатор системы «Оружие» – два парализатора, два наручных плазменных излучателя, один лазер. Теперь он может убить человека. За это отдают под чрезвычайный трибунал… Ну и пусть.
Он шел теми же отсеками, что и час назад. Пятый ярус, четвертый ярус, третий ярус. Но до чего же все изменилось! Как Мамай прошел… Смятые скатерти сворачивались и разворачивались привиденческими одеждами, позвякивала битая посуда, и шуршали рассыпанные букеты, коробка настоящих «гаван» кувыркалась под потолком. Вспархивали хлопья сажи, вились черные шарики запекшейся крови.
Друмм! Друмм!
По зеркальной стене скользнула ослепительная фиолетовая молния. Из кают-компании выпал Гурам. Лицо его было в крови, он хватал воздух разбитыми губами.
Друмм! Дррах!
Оранжевая вспышка словно толкнула стюарда в спину. Ноги его заплелись, Гурам оторвался от пола, медленно, по инерции, вынесся в коридор. Под лопаткой у него дымилась ужасная черная дыра. Эдик бесшумно скользнул за блестящую колонну. Было страшно. Было стыдно. Было гадостно. Из кают-компании вышли два пирата в броне. Один топал сзади, держа оба лучевика на изготовку. Другой шествовал впереди. Он нес картину. На ней живо был изображен парусник, волны, просвечивающие зеленым, перышки облаков… Айвазовский.
Эдик медленно вдохнул и выдохнул. И тут в него попали. Синий луч заставил сработать светофильтр. «Повреждений нет» – зажглось на пультике, и смотровая щель вновь открылась для глаз. В дверях каюты стоял кто-то в подростковом скафандре и целился в Иволгина. Он даже догадывался кто.
– Не стреляй, – сказал Эдик тихо и поднял забрало. – Узнала?
– Инспектор?! – воскликнула девочка.
– Тише!
– Я думала… – шепотом начала отрочица и заплакала, почти беззвучно. Пистолет она опустила, плечи ее поникли и затряслись. – Они деда уб… убили-и-и…
Эдик увлек девочку за угол.
– Тебя как звать? – спросил он.
– Лена… – всхлипнула девочка, – Лена Бубликова…
– Еще не вечер, Лена Бубликова…
– Ночь уже! Ночь!
– Не кричи. Пошли.
– А куда? – Девочка нервно вздрогнула. – Тут так страшно… Столько мертвых везде!
Эдик не ответил. Он поднялся по пандусу, держа Лену за руку, и осторожно приоткрыл дверь столовой. Те же столики, те же стулья… Экспресс-обед плавает в воздухе – так его и не открыл никто. В обзорнике висят пиратские боты, капсулы лениво сближаются с ними, подрабатывая маневровыми. Спиридон Почкин полулежал в воздухе, прочно зацепившись за пол магнитными подковками. Руки его были раскинуты, глаза широко открыты. В трех местах фиолетовый китель был прожжен из лучевика и запорошен серым пеплом.
Вася стоял у резервного пульта управления. Он аккуратно распрямлял продовольственный пакет, складывал его пополам, проглаживал, еще раз складывал, еще раз проглаживал… Повернувшись к вошедшим, пилот сказал ровным голосом:
– Он на меня посмотрел, как на пустое место, этот урод. Спросил, кто командир. Палыч говорит: «Я». И тот в него – раз, раз, раз! И ушел…
– Гурама убили, – сказал Эдик. Вася не отреагировал. Он мял пакет, будто снежок из него лепил. По экрану наискосок проплыла, удаляясь, большая капсула. Полыхнули струи из вспомогательных двигателей. Эдик считал секунды. Целую минуту ничего не происходило. Потом на ближайшем боте шевельнулись пакетники, ударили дважды, и боевые посты закрылись. Эдик сглотнул.
– Они сожгли антенны, – сообщил Вася, – а боты забрали с собой. Оба.
Пилот был спокоен, как пятьсот тысяч индейцев.
В чашечных отражателях пиратских ботов ритмично вспыхивала плазма. Постепенно вспышки слились в мерцающее сияние. Ослепительное ярко-фиолетовое пламя захлестнуло экран – каждый пиксел истекал свечением. Когда обзорник снова потемнел, возвращая по одной звезде, эскадры уже не было видно.
– Связь есть? – спросил Эдик.
Вася развернул, разгладил смятый пакет и рассеянно покачал головой:
– Откуда?..
Эдик отобрал у пилота пакет и кивнул на пульт:
– Действуй! Ты же командир.
– Почему я? – вяло удивился пилот.
– Потому что! – четко и раздельно сказал Эдик. – Хватит нюнить! Палыча уже нет! И Гурама нет! И Лешки! А мы есть! Я, ты, Лена, – он показал на девочку, – остальные! Очнись, Васька! Что ты как пришибленный? Займись делом! Кроме тебя ведь больше некому! Надо срочно тормозить, иначе или врежемся, или улетим черт-те куда! Сможешь посадить корабль на аварийных? Смотри, вроде астероид 2-й величины прямо по курсу! До Цереры нам не дотянуть, а до этого… ого! Мегаметр! Рядом совсем! Что это за камень?
Вася сильно потер лицо, решительно загреб волосы и склонился над пультом.
– Моана, – сказал он обычным голосом. – Тэк-с… Один аварийный сдох… Два в норме. Тэк-с… Придется компенсировать асимметрию маневровыми… Черт, их два всего с этого борта! Ладно… – Он приблизил лицо к микрофону, и по кораблю разнеслось: – Внимание! БГ скрылась! Через 15 минут начинаем экстренное торможение! По местам посадочного расписания! Начинаем торможение! Будем садиться на астероид Моана! Пассажирам занять амортизаторы! Пойдем с тройной перегрузкой! Внимание! Через 15 минут…

Громадный корабль был темен и нем. Он тускло блестел с одного борта, освещенный малюсеньким Солнцем, с другого подсвечивали яркий Юпитер и рой бесчисленных звезд. Прямо перед планетолетом чернела Моана, стокилометровый обломок материи, кривым серпом серебрящийся с дневной стороны. Корабль и сам походил на астероид – корма безобразно обкорнана, нос расколошмачен… Казалось, бывший лайнер-транссолнечник недвижно завис в бесконечности мира. Но это только казалось.
Корабль падал. Серо-черным обрубком, полуживым механизмом с полумертвым экипажем, он падал на серо-черное грушевидное, называемое Моаной. И он гасил скорость. Из двух уцелевших цилиндров аварийных двигателей стремительно истекал перегретый водород, невидимый в вакууме. Но было заметно, как в горячем выхлопе колеблется серая в черных пятнах поверхность астероида. Корабль тормозил. Откажи сейчас хоть одна из аварийных ракет, кончись топливо, выйди из строя компьютер – ничто на свете не защитило бы «Солярис». Разобьется, как золотое яичко. Корпус лопнет и сложится в гармошку; облаком ледяных кристаллов вырвется воздух, у людей изо всех пор кровь брызнет и тут же замерзнет…
Но на ИС-5 строили крепко, с запасом. Корабль боролся. Выгадывал лишнюю минуту, лишнюю секунду: давала трещину магистраль – атомарный водород шел по резервной; гас свет – зажигалось аварийное освещение. Пробоины затягивались смолопластом, термопанели переключались на автономный энергоблок, в «сдохшую» СЖО экономными струйками цвиркал жидкий кислород из НЗ.
Моана уже заслонила полкосмоса. На ней проступали неожиданные краски – то желтоватые песчаные конусы проявятся, то темно-багровая поверхность скалистых гряд, то матовая чернота углистых хондритов. Горизонт все расходился, а острые пики наплывали с пугающей скоростью.
Из последних сил, с перебоями заработали двигатели ориентации. Корабль медленно развернулся, стал «на попа» и совершил первую в своей жизни посадку, Большой Круглой Печатью завизировав прибытие.
Мерзлые силикаты, похожие на глину, составлявшие поверхность астероида, растерлись в пыль и пар, брызнули во все стороны. Один из ЯРД наткнулся на глыбу, оторвался и запрыгал по реголиту мятой бочкой. Сплющилась и просела вывороченная корма.
Маленькое Солнце бросило короткий свет на тушу корабля и скрылось за скалами. Все затянуло тенями. Наступила двухчасовая ночь.

Глава 20
МАРС, «БОЛЬШОЙ СЫРТ»

К синтезаторной Антон подходил, как странник к святым местам – с трепетом душевным. Здесь для него начиналась Зона Чародейства и Волшебства. С детства сталкиваясь с nanotech, он и сейчас относился к ней, как к магии. Нет, ну как так– льешь в синтезатор какую-то сгущенку металлоорганическую, а вынимаешь компьютер… Или суешь в репликатор один проц, а получаешь два. Или четыре. Или восемь… Без пол-литра не разберешься.
Антон постучался и вошел.
– Можно?
В синтезаторной было пусто и тихо. Шторка выходной камеры репликатора была поднята, и оттуда несло холодом. А вот Гошка вел себя как безбожник в храме. Ну, никакого благоговения! Вон майка его сохнет – прямо на синтезаторе развесил. Это надо же, а? На полу, словно забытый багаж, расставлены черные кубы энергосборников, на одном крошки рассыпаны и пластет забыт с кефиром…
Антон щелкнул замками и снял надоевший шлем. Сразу запахло озоном, горячим металлом – типично заводское амбре.
– Эй! – крикнул он. – Есть тут кто?
За штабелем металлооргаментов завозились, и серворобот с выведенной на спине четверкой двинулся Антону навстречу, перебирая шестью коленчатыми ногами. Стажер оробел.
– Наноинженер Черняк, – прогундосил кибер, – вышел встречать бот с оборудованием. – Машина тихо покачала тяжелой головой, словно не одобряя подобную легкость в мыслях, и добавила: – Обещал скоро быть. Просил подождать.
Мощные манипуляторы указали налево.
– Он там, – сообщил робот, – в трехстах сорока трех с половиной метрах.
Антон вытянул шею. В трехстах сорока трех с половиной метрах за грязноватым окном блестела финишная площадка, где холмился низкий, словно расплывшийся конус десантного бота типа «Коча».
– Ладно, – пожал плечами Антон, поискал глазами, где бы здесь приткнуться, и уселся на теплый энергосборник. – Подождем.
Низко прожужжал электрокар, послышались пришептывающие, как у кибера, шаги, и в синтезаторную зашел первопоселенец. Антон сразу догадался, что перед ним именно первопоселенец, а не доброволец, не землежитель, не залетный межпланетник – на госте были эти ужасные меховые штаны с курткой, заношенные, изгвазданные и пыльные. Ну кто еще, кроме первопоселенца, будет в таком ходить?
Но все равно этот был хорош – вылитый колонист, какими их изображают в стереофильмах: суровый, седой, с лицом цвета седельной кожи, высокий и основательный, как валун. Он стал посередине купола, расставив ноги в унтах со свинцовыми подметками, и трубно взревел:
– Эй, есть тут кто живой?
– Я, – выглянул из-за робота Антон, – только…
– Наноинженер Черняк вышел встречать бот… – занудил кибер, вытягивая руки в сторону овального окна.
– Не перебивай! – цыкнул на него Антон. Робот заткнулся. – Тут всем Черняк командует, его хозяйство, – объяснил стажер, – сейчас он придет. А что вы хотели?
Колонист искоса взглянул на него и спросил:
– Тоже сюда, что ли?
– Тоже, – сказал Антон и стыдливо заулыбался. – Запчасти кое-какие размножить надо.
– А-а… – протянул колонист довольно равнодушно. – А у меня – вон…
Он достал помятый, густо исцарапанный бур-мобиль, похожий на пушечное ядро.
– Сломался, зараза! – сказал первопоселенец, опуская механизм на пол. – А я без него, как без рук! Сможет этот ваш Черняк такой вот сварганить?
– Сможет, – авторитетно заявил Родин, – и даже лучше!
– Да не надо мне лучше, – сказал колонист, улыбаясь. – Мне б такой же… А ты сам кем тут числишься? Как зовут-то?
Антон назвался.
– А я, понима-ашь, капустку развожу, – разъяснил суть дела колонист, – с плантаций я. Георгий Иванович Колманов. Будем знакомы. А бабы у вас есть? – спросил он вдруг.
Антон смешался.
– Есть, – сказал он стеснительно.
Колманов страшно заинтересовался.
– Едрить твою семь-восемь! Девки или кто постарше?
– Девки… Девушки в основном.
– Эт-то хорошо, – обрадованно сказал Колманов, – а то у нас на плантациях с этим делом напряженка. Хоть так посмотреть… – Он крепко подмигнул, захохотал, ахнул Антона по плечу и, твердо ступая по пружинящему полу, прошелся до репликатора и вернулся. Постучал носком унта по металлооргаментам, сложенным в штабель. – И что, так вот все из этой фигни и стряпает?
– Ну! – со знанием дела ответил Антон.
– Хороша машинешка… – протянул Колманов с уважением. – А Лиса, значит, – сказал он неожиданно, – с Жилиным спит?
– К-какая лиса? – оторопел Антон.
– Как какая? Машка Лисицына!
– Да кто вам сказал?! – возмутился стажер. – Одна она, с девчонками! У Глеба Петровича невеста есть!
– Это хорошо, – смутился Колманов, – а то люди болтают разное…
Загремела дверь грузового тамбура, и робот сорвался с места, протопотал, жаждуще раздвинув манипуляторы. Сдирая с себя мягкий гермошлем, в купол ввалился огромный Гоша Черняк.
– Я вас приветствую! – радостно сказал он и заторопил кибера: – Там два контейнера, занесешь их!
Блестя великолепными зубами, явил себя Габа Оле-Сенду.
– Георгий! – воскликнул он, пропуская робота. – Ты где столько шлялся? Я тебя еще вчера ждал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56