Я хочу, чтобы ты поехала к Александру. Он позаботится о тебе и проследит, чтобы ты воспользовалась своими законными правами. Пообещай мне…
Он закашлялся, нестерпимая боль отразилась на его лице. Элейн печально покачала головой.
– Ничего с тобой не случится, вот увидишь. Тебе станет лучше, и уже завтра или через пару дней мы сможем отправиться в Честер.
– Едви ли. – Его шепот был таким тихим, что она едва могла разобрать слова. – Пообещай мне, Элейн, что не поедешь к королю Генриху. Я знаю его. Я знаю, что он… – Джон опять начал кашлять. С неожиданной силой он сжал ее руку, новый приступ сотряс его тело.
Джону не суждено было закончить свою последнюю фразу. Он начал задыхаться. Поток крови, яркой артериальной крови, хлынул на покрывало, оросив платье Элейн. Скоро все было кончено, но голова графа по-прежнему покоилась у нее на руках. Комната наполнилась людьми, все они встали за спиной графини. Лунед пыталась увести ее, но Элейн не сдвинулась с места. Наступил полдень, солнце проникало в комнату сквозь узкие окна, наполняя ее ярким светом и отбрасывая на пол ломаные тени деревьев. Напряженное молчание повисло над поместьем и близлежащими деревнями. Новость быстро разлетелась по окрестностям. Управляющий графа отправил гонцов в Честер, в Шотландию и к королю.
Тишину в спальне нарушил врач. Он растолкал столпившихся у двери людей и подошел к постели.
– Это ваша вина, миледи. Вы убили его, – многозначительно проговорил он, не скрывая злорадства. – Вы отослали меня и дали ему снадобье, о котором мне ничего не известно. Я знаю только, что это снадобье было отравлено.
Элейн пристально посмотрела на него. Она похолодела от ужаса сильнее, чем то тело, которое до сих пор лежало у нее на руках.
– Нет! Я же любила его!
Врач нахмурился. Он схватил бокал, стоявший на полу возле кровати, и понюхал остатки лекарства.
– Это атропин! В снадобье была черная белена. Графа отравили!
Элейн задрожала.
– Миледи, вы смеете сомневаться в моих знаниях? Разумеется, вы всегда только это и делали. Вы никогда не доверяли мне. И теперь всем ясно почему.
Он повернулся к толпе, с ужасом ловившей каждое его слово.
– Это зелье отравлено! Ваша графиня – убийца!
Глава двенадцатая

I
Дорнхолл. Лето 1237
Ронвен достала полпенса из кошелька Элейн и протянула деревенскому мальчишке. Он прибежал к ней, неслышно ступая босыми ногами по мягкой траве, когда в аббатстве зазвонили колокола.
– Ну вот, – выдохнула она, – наконец-то она свободна.
Она проводила взглядом мальчишку, который через минуту скрылся за деревьями, затем наклонилась, собрала свои пожитки и привязала их к седлу. До поместья было недалеко, и теперь ей нечего было бояться. Ее враг умер, власть перешла в руки Элейн.
В имении царила суматоха. Телеги и повозки, заранее подготовленные к отъезду, теперь разгружались. Лошади и мулы стояли рядами, слуги и стражники бесцельно прогуливались вокруг, то и дело заходили в большой зал, сливаясь с нескончаемым потоком людей.
Сэра Робина перехватил отправленный за ним всадник; он вернулся в имение незадолго до приезда Ронвен и тут же бросился в спальню, где Элейн все еще сидела, склонившись над телом мужа. Комната почти опустела. Тело графа положили на постель, обмыли, облачили в бархат, вложили распятие в бледные руки. У изголовья горели свечи. Перепачканную кровью одежду Элейн сменила на черное платье и встала на колени рядом с Джоном. Священник все еще бормотал молитвы, а Робин в это время стоял у двери рядом с управляющим, который что-то рассказывал ему взволнованным шепотом.
Войдя в дом, Ронвен остановилась и огляделась вокруг. Слуга поклонился ей и исчез. Она поднялась по лестнице, прошла в спальню и позвала Элейн. Графиня поднялась на ноги.
– Ты! Это все ты! Ты дала мне эти травы. Ты убила его!
Ронвен уверенно встретила ее взгляд.
– Как ты можешь думать так обо мне, милая?
– Они обвинили меня в убийстве! – Голос Элейн дрожал. – Доктор говорит, что в тех травах, которые ты дала мне для него, был яд!
– Если бы я добавила яд в эту смесь, разве я пришла бы к тебе сейчас? Кто обвинил тебя в этом? Шарлатан лекарь? Тот самый человек, который сотни раз был готов погубить графа своими пиявками и ножами?
Управляющий откашлялся, прочищая горло.
– Я уже объяснил, что об убийстве не может быть и речи, – тихо сказал он. – Это нелепое предположение. Граф был болен на протяжении многих лет. Мы все предполагали, что его смерть – только вопрос времени. С каждым приступом он терял все больше и больше сил. И только графине своей любовью и заботой удавалось так долго поддерживать в нем волю к жизни.
– А еще моими лекарствами! – Ронвен сверкнула глазами. – Если врач был так уверен в том, что графа отравили, почему же он не дал ему противоядие, чтобы обезвредить яд? Наоборот, во всем надо винить его самого. Он ускорил смерть графа своим лечением: серой, купоросом и селитрой!
– Ронвен! – Элейн сделала шаг вперед, солнце осветило ее бледное усталое лицо. – Прошу тебя, прекрати.
– Все в порядке, дорогая. – Ронвен взяла ее за руки. – Ты обезумела от горя. Вот почему я приехала, как только узнала, что произошло. Я знала, что должна быть с тобой, несмотря на опасность.
Управляющий недоверчиво взглянул на нее.
– В таких обстоятельствах, я уверен…
– В таких обстоятельствах Ронвен остается со мной. Она нужна мне. – Глаза Элейн все еще оставались сухими. Потрясенное случившимся, ее сердце молчало. Когда им все же удалось отобрать у нее Джона и уложить его на подушки, она впервые взглянула на него. Впервые с тех пор, как он умер.
Его больше не было. Он ушел. Ей казалось, что она смотрит на незнакомца.
Лунед омыла ее лицо и руки, помогла снять запачканную кровью одежду, а затем снова проводила в комнату, где лежал Джон. Элейн опустилась на колени возле постели; разум ее был пуст. Она не молилась за спасение его души. Она не шептала ему слов любви и печали, не укоряла его за то, что он так внезапно покинул ее. Его больше нет. К чему говорить с пустой раковиной, которая уже потеряла свою жемчужину.
Элейн не обращала внимания на людей, которые входили и выходили за ее спиной. Она не видела Робина, не слышала его взволнованной беседы с управляющим. До появления Ронвен она так ничего и не заметила.
Похороны должны были состояться в Честере. Длинный кортеж медленно проследовал к аббатству святого Вербурга, где Джон Шотландский, граф Честер и Хантингтон, нашел свой последний приют у подножия высокого алтаря.
На похороны приехал Граффид. После церемонии он объявил, что забирает Элейн назад в Абер.
– Нет! – Ронвен загнала Элейн в угол, как только они вернулись в Честерский замок и поднялись в спальню. Ее глаза злобно сузились. – Нет! Неужели ты не понимаешь? Ты должна ехать в Шотландию. Ты ведь сама сказала мне, что перед смертью граф просил тебя ехать к Александру.
– Я не могу! – набросилась на нее Элейн. – Это было бы неправильно.
Сейчас она не могла, не хотела даже думать об Александре.
– Почему неправильно?
– Я должна чтить память Джона. Я не могу отправиться к Александру! Это будет выглядеть, как будто…
– Это будет выглядеть, как будто ты исполняешь последнюю волю своего покойного мужа, – язвительно заметила Ронвен.
– Ронвен, не сердись на меня. – Элейн присела. Грубый белый платок обрамлял ее бледное лицо. – Я знаю, что ты не можешь поехать со мной. Ты нужна мне, но еще больше мне нужно увидеть отца. Граффид говорит, что ему нездоровится. Он все больше и больше времени проводит с монахами в молитвах, как будто знает, что ему недолго осталось. Он хочет видеть меня, а я должна увидеть его. Мне нужно ехать в Абер. Я отправлюсь в Шотландию, но не сейчас. Позже.
II
Абер. Июль 1237
Изабелла восседала на помосте, окруженная стайкой милых камеристок. За время, прошедшее после смерти Джоанны, она сильно располнела.
– Разумеется, ты понимаешь, почему папа хотел, чтобы ты вернулась в Абер.
– Папа? – брови Элейн поползли вверх. Ее невестка вела себя так, как будто имела полное право произносить это слово.
– Он попросил меня называть его так, – улыбнулась Изабелла. – Ведь все его дочери покинули дом. Он хотел, чтобы ты вернулась, потому что теперь он может выдать тебя замуж за кого-нибудь еще. Гвинеду нужны союзники; правда, не думаю, что отец сможет найти тебе такую же хорошую партию, какой был граф Честер. Интересно, как ты это переживешь? Быть женой всего лишь какого-нибудь лорда?
Элейн содрогнулась, как будто боль потери еще раз нанесла ей жестокий удар. Совладав с собой, она прикрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Я не думаю, что папа собирается искать мне мужа. Кроме того, – она знала, что сидевшие вокруг девушки внимательно слушали их, но не могла больше скрывать своих надежд и продолжила: – Судя по всему я жду ребенка, и у Джона появится наследник. Моим долгом будет воспитать его и помогать ему до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы вступить в свои права и принять власть над графством.
Месячные не приходили уже шесть недель. Что еще это могло означать?
Изабелла рассмеялась.
– Ты не выглядишь беременной, – сказала она, недобрым взглядом окинув Элейн. – Ну-ну. Будем считать, что тебе повезло. – На сей раз она даже не пыталась скрыть сарказма. – Но это не спасет тебя от рынка невест.
– О, разумеется, спасет! – уверенно сказала Элейн. – Поверь мне, папа не выдаст меня замуж против моего желания. Так же, как и король Генрих. Я почти уверена в этом. И я не хочу снова выходить замуж!
Приступы истерического смеха сотрясали тело Изабеллы.
– Элейн, ради Бога! Мне двадцать, а ты на год моложе меня! Тебе придется выйти замуж. Не правда ли, папа?
Элейн не заметила, как принц вошел в зал и медленно достиг помоста. Он тяжело опирался на палку, однако было похоже, что он вполне восстановил прежние силы.
– Что «не правда ли»? – Ливелин со стоном опустился в кресло. – Как ты поживаешь, милая? – Он протянул руку Элейн.
– Я о замужестве Элейн. Ей придется повторно выйти замуж.
Принц нахмурился.
– Возможно, когда придет время. Нет необходимости спешить с этим. Я уверен, что король разрешит Элейн поступить так, как она сочтет нужным. Теперь она молодая влиятельная женщина. Как вдове ей достались в наследство огромные земли. – Он восхищенно улыбнулся, взглянув на дочь. – Но прежде всего нам нужно вернуть румянец ее лицу и дать ей утешение в ее бесконечном горе. Я знаю, что значит остаться в одиночестве, и знаю, что время – лучший лекарь.
Ливелин крепко сжал ее руку.
– Или другой мужчина. – Хотя Изабелла пробурчала это себе под нос, все услышали ее слова.
Принц заметил, как Элейн стиснула зубы, и спрятал улыбку в густой бороде.
– Не обращай внимания, дитя мое, – ласково сказал он. – У мадам острый язык. К счастью, мой сын знает об этом. А если ты ждешь ребенка, – он задумчиво взглянул на нее, – она никогда не простит тебе этого.
– Я думаю, что так и есть. – Она улыбнулась, не в силах противостоять искушению хотя бы на секунду положить руки на пока еще плоский живот. Ребенок Джона, наследник. Как долго он мечтал об этом – и никогда не увидит свое дитя. Глаза Элейн наполнились слезами; она поклялась себе никогда не плакать на людях, поэтому постаралась как можно скорее повернуться спиной к Изабелле. – Думаю, мне нужно пойти отдохнуть, папа. Надеюсь, ты простишь меня? Я так устала.
– Конечно! – Ливелин тяжело поднялся на ноги. – Отдыхай столько, сколько хочешь, дитя мое. Я рад, что ты вернулась домой.
Он положил руку ей на плечо и осторожно заключил ее в кольцо своих рук и повел к выходу, находившемуся в дальнем конце зала.
– Твоя няня, леди Ронвен, – неловко начал он. – Она так часто вставала между нами. Должен сказать тебе, что она почти наверняка мертва. И, честно говоря, я рад этому. – Он почувствовал, как она напряглась, и притянул ее ближе к себе. – Я не знаю, что произошло с ней. Если бы она осталась под стражей, она понесла бы самое суровое наказание за то, что сделала в ночь похорон твоей матери, в этом я уверен. – Когда они подошли к двери, Ливелин остановился и с минуту молча смотрел на двор. – Она само зло, Элейн. Эта женщина служила дьяволу. Мне кажется, что к старости окрепла моя вера в Бога, и я рад этому. Теперь раскрылись мои глаза. Я вижу то, что должен был увидеть с самого начала. Она плохо влияла на тебя, она стояла между тобой и твоей матерью. И всем нам будет лучше, если она и вправду мертва.
Он не смотрел на дочь. Элейн опустила глаза, вспомнив о Ронвен, которая вместе со свитой осталась в Честере. Ее кулаки сжались. К счастью, ее руки были надежно укрыты складками черной ткани. Графиня промолчала. Впрочем, что тут можно было сказать?
III
Следующие две недели у Элейн не было возможности остаться наедине со своим горем. День за днем нескончаемая череда посланников проходила по залам замка. Они приносили письма с соболезнованиями от королей Англии и Шотландии, а также от всей английской знати. Постоянно приходили клерки и судебные приставы. Огромное наследство подсчитывали и готовили к тому, чтобы разбить его на мелкие части и разделить между многочисленными родственниками, претендующими на него.
Один из посетителей, королевский секретарь Питер де Мангамери, задержался в Абере. Ему предстояло описать и оценить все владения в Нортгемптоне, Ратлэнде, Бедфорде, Хантингтоншире и Мидлсексе. При отсутствии прямого наследника многочисленные поместья отходили трем ныне здравствующим сестрам графа: Мод, которая никогда не была замужем, Изабель Брюс, леди Аннандейл, и Аде, леди де Хастингс. Вместе с ними право на эти земли получали Кристиан и Дерворгилла, дочери старшей сестры Джона – Маргарет, леди Галлоуэй, которая умерла в Шотландии в прошлом году.
Судебные сражения уже начались, когда король Шотландии Александр взял графство Хантингтон под свое покровительство, а Роберт Фитцут заявил о своих правах на графский титул.
Если не было прямого наследника… Питер ждал подтверждения того, что у Элейн будет ребенок. Каждый день графиня молила Бога о том, чтобы он даровал ей единственное утешение – родить Джону наследника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72