– Она сама сказала вам об этом? – спросила няня, сощурив глаза.
– Да, леди Ронвен. – Подняв глаза, он заметил выражение ее лица. – У вас ошеломленный вид. А вы и не думали, что она доверится мне, своему мужу? Быть может, вы не так уж незаменимы для нее, как надеялись? – Его голос стал резким. – У нее больше не будет видений, леди Ронвен, уж я прослежу за этим. Пожалуйста, будьте готовы уехать к концу недели.
– Нет! – со страданием на лице прошептала она. Он не ответил ей и направился к двери.
– К концу недели, мадам, – отрывисто повторил он. Несколько минут, осматривая пустую комнату, она стояла в том самом месте, где была в тот миг, когда он ушел. Из глубоких оконных проемов она могла слышать посвист дрозда; неподалеку от замка, вниз по течению реки Нин, эхом разносился крик кукушки, а в самой комнате стояла тишина. У Ронвен пересохло в горле. Она ощутила, как по животу ее пробежал холодок страха. Этот мужчина вправе оторвать ее от Элейн; он в силах отослать ее домой.
Почему Элейн предала ее? Медленными, тяжелыми шагами она направилась к двери.
Элейн нигде не было. Ронвен поспешно спустилась по длинной винтовой лестнице, которая вела из ее комнаты в большую залу, расположенную в самом сердце замка, а затем вышла во двор.
Наконец она оказалась в конюшне и увидела двухдневного жеребчика, шатающегося на негнущихся ногах рядом со своей коновязью; двух других в это время выводили на пастбище.
Одетая в еще более дорогие одежды – на этот раз в накидку темнозеленого цвета поверх шафранного цвета платья, девочка улыбнулась Ронвен. Теперь она казалась более взрослой, уверенной и независимой. За ней стояла Лунед, также роскошно одетая, она сразу подметила мрачное выражение лица Ронвен и поспешно скрылась на заднем дворе.
– Зачем ты рассказала ему? – Ронвен перехватила руку Элейн. – Зачем?
Стоявшие возле конюшни мальчики разом обернулись.
– Ты нарушила свою священную клятву! – Ее спокойный голос дрожал от гнева.
– Что ты имеешь в виду? – Элейн виновато покраснела.
– Ты знаешь что. – Ронвен едва не набросилась на нее.
– Мне надо было с кем-то поговорить.
– Поговорить?! – гневно отозвалась Ронвен. – Но почему не со мной? Почему ты не стала говорить со мной?
– Не знаю почему. – Румянец сошел со щек девочки.
– Ты рассказала лорду Хантингтону не только о казни, но и об Эинионе, посвятила его в самые страшные тайны…
– Я не все ему рассказала. – Элейн взглянула ей в лицо, освобождая руку от стальной хватки Ронвен. – Как бы то ни было, я должна рассказывать ему обо всем. Ведь он мой муж! – Теперь в ее голосе звучал вызов. – Я взрослею, Ронвен, и не должна во всем подчиняться тебе.
Ронвен остолбенела. Что случилось с ней? Быть может, он уже потребовал, чтобы она исполнила супружеский долг, соблазнил ее, а она, Ронвен, не догадалась?
– Я думала, ты меня любишь, Элейн, – прошептала она.
– Люблю. – Девочка напряженно посмотрела на нее, потом, смягчившись, бросилась к Ронвен и обняла ее. – Я люблю тебя. Конечно, люблю.
Ронвен обхватила руками худенькое тело девочки, вся поглощенная любовью к ней и желанием защитить.
– Он отправляет меня назад, – еле слышно прошептала она, уткнувшись в белую шапочку, покрывавшую волосы Элейн. Как замужней даме, ей больше не позволялось носить длинные, до плеч, волосы. – Он отсылает меня обратно.
Элейн высвободилась из ее объятий и взглянула на Ронвен.
– Я не позволю ему отослать тебя, Ронвен, – сказала она с удивительным, почти взрослым самообладанием. – Обещаю, что не позволю Джону отослать тебя. – Элейн впервые назвала мужа по имени.
Он слушал ее, отчасти удивленный, отчасти рассерженный ее мольбами, но остался непреклонным. Ронвен должна была уехать. Его поразили и разгневали признания Элейн, и весь свой гнев, ужас и недоверие он обратил против ее няни.
– Пожалуйста, милорд. Прошу вас! – Пересиливая себя, но всеми силами стремясь добиться своего, Ронвен упала на колени к ногам лорда Хантингтона вечером накануне установленного дня отъезда. – Позвольте мне остаться! Элейн не может жить без меня. Мы никогда не разлучались, никогда, с самого ее рождения. Прошу вас! Ради девочки. Вы не можете так поступить с ней. Не можете…
– Так ради нее я это и делаю, – сурово ответил Джон. – Ради того, чтобы вернуть ее в лоно христианства. У нее останутся Лунед и остальные, чтобы она не скучала, кроме того, у нее есть муж. Вы уедете завтра на рассвете, леди Ронвен, как было назначено.
XIV
Элейн, плача, повернула за ворота и, ничего не видя вокруг себя, перебежала через двор замка. Муж удивленно смотрел на нее. После мучительного прощания конь Ронвен увез ее на север по дороге, и она уже потерялась из виду среди деревьев; ворота закрылись за ней. Джон улыбнулся; впервые за многие недели он почувствовал себя в безопасности, и сознание этого поразило его. Неужели влияние этой женщины было настолько вредным? Он уже собирался пойти за Элейн, но остановился и покачал головой. Надо дать ей некоторое время побыть наедине, а потом он поговорит с ней.
Не обращая внимания на пристальные взгляды прислуги, Элейн взбежала по лестнице в крепостную башню. Слезы ручьем струились по ее щекам, когда она пересекала комнату внизу и взбиралась к верхним пролетам огромной башни. Там было несколько пустых комнат – мест, куда, похоже, никто не заходил и где она могла побыть наедине, чтобы никто не видел ее горя.
Открыв дверь, она вступила в холодную пустую комнату. Десять лет назад она служила спальней лорду Альбермарлю, владевшему замком в то время, когда Джон был маленьким и еще жил со своим дядей в Честере. Теперь она была пуста, остов кровати запылился, а занавески давно сняли. Джон предпочел, чтобы ему отвели комнаты над недавно выстроенными воротами. Комнаты Элейн находились в южной башне за большим залом и имели вид на реку.
Она вошла в тихую комнату и на цыпочках подошла к окну, оно также выходило на реку Нин. Бледный луч солнца падал на подметенные доски пола. Низкая арка двери в стене напротив вела к маленькой молельне, построенной в каменной толще. Там все еще оставался алтарь, на котором лежали наполовину сгоревшие свечи и резное алебастровое распятие. Вдохнув аромат ладана, она озадаченно нахмурилась. Запах был насыщенным, он казался очень резким в холодных каменных стенах.
В лучах солнца за ее спиной стояла дама. На ней была дорогая, тяжелая черная юбка, шелковая вуаль скрывала ее бледное, усталое лицо. Дама устремила взор к алтарю с выражением отрешенности и невыразимой печали. Охваченная ужасом, Элейн оглянулась на нее, но в тот же миг на солнце набежало облако, и женщина исчезла вместе с солнечным лучом.
Дрожа от страха, Элейн протерла глаза. Она не могла пошевелиться. Муж запретил ей всяческие видения – они приносили зло. Из-за ее видений он отослал Ронвен. А эта женщина, кем бы она ни оказалась, не была из плоти и крови. Отойдя от места, где стояла женщина, она неподвижно смотрела на пустое пространство. Кто эта дама? Почему она пришла? Почему показалась именно в этот час? Элейн вернулась в часовню и стала на расстоянии вытянутой руки от алтаря, но густой запах ладана исчез. Из большой гулкой спальни вновь запахло камнем, пылью и запустением. Она была одна.
Стараясь сдержать страх, Элейн побежала вниз по винтовой лестнице. Сейчас ей хотелось только вернуться в свои светлые комнаты и найти Лунед, тосковавшую, как и она сама, без Ронвен. Она старалась как можно меньше думать о даме в черном, кем бы та ни была. Джон никогда не должен узнать, что ей до сих пор являются видения. Никогда.
Тяжело дыша, она остановилась на верху отводной лестницы, ведущей из башни, и посмотрела вниз, во внутренний дворик замка. Пока она оставалась в верхней комнате, в замок въехала вереница телег и повозок. Она немного подалась назад, чтобы ее не было видно, и задумалась, кому же они принадлежали. Потом она заметила, что Джон уже вышел встречать гостей; его светлые волосы освещало солнце. Элейн нахмурилась, забыв о даме в черном. Она никогда еще не видела своего мужа таким счастливым, и, даже когда тот заметил жену, он подошел к даме, чтобы помочь ей спешиться. Она видела, как он взял ее на руки и поцеловал в губы. Элейн была ошеломлена этой сценой. Чувство, очень похожее на ревность, поразило ее в самое сердце. Прежде она никогда не видела, чтобы Джон брал женщину на руки, чтобы кого-то целовал или был в таком приподнятом настроении. Она стояла на ступеньках, глядя на мужа, чувствуя, как в лицо ей бьет холодный ветер. Краска залила лицо девочки; ей едва удавалось сдержать слезы. Она выглядела глупым безобразным ребенком, а та высокая изящная златовласая дама была по-настоящему красива.
Элейн поняла, что они смотрят вверх на нее; сглотнув, чтобы избавиться от комка в горле, она стала спускаться к ним с возможно большим достоинством – все же она была женой Джона, а эта дама, кем бы ни являлась, не могла похвастаться таким положением.
Они улыбнулись ей.
– Элейн, иди сюда, дорогая, – позвал ее Джон. Он только успел спросить свою гостью, что собственно, во имя всех святых, ее задержало. – Я хотел бы, чтобы ты познакомилась с моим самым любимым человеком на свете, – продолжал он, забыв о скорбном выражении, появившемся на лице Элейн при этих словах. – Моя сестра Изабелла.
Изабелла была замужем за вспыльчивым шотландским дворянином Робертом Брюсом, лордом Аннандейлом ; она получила письмо брата, будучи в своем поместье Риттл в Эссексе. Он умолял ее заехать на обратном пути в Шотландию, в Фозерингей, и посоветовать, как ему быть с женой. Она была заинтригована и заинтересовалась кратким описанием его затруднений, но при виде свойственной всем мужчинам беспомощности во всем, что касается эмоциональных переживаний, ее охватила досада. Глядя сейчас на Элейн, она увидела одинокую и несчастную девочку. В ее глазах она угадала чувство ревности, когда Джон целовал ее, – так значит, какие-то чувства она все же к нему испытывает, – а теперь увидела задумчивую тоску в ее глазах, появившуюся сразу, как только Элейн невольно бросила ей вызов.
Изабелла сняла перчатки и протянула ей руку. Она расцеловала Элейн в обе щеки, взглянула поверх головы девочки на свое тайное оружие, сына Роберта. Если Элейн из Хантингтона и вправду была ведьмой, блестящей всадницей и бедовым ребенком, то и двенадцатилетний Роберт ничем не отличался от нее.
– Ты сошла с ума, – ответил Джон, выслушав план сестры. – Я позвал тебя, чтобы ты ее приободрила и научила ее здравым вещам, а не привозила с собой товарища по играм, общение с которым только повредило бы ей!
Изабелла невозмутимо взяла стакан вина, который протянул ей брат. Ради нее он распорядился подать лучшие, богато украшенные эмалью драгоценные стаканы венецианского стекла.
– Ты говорил мне: «Я желаю, чтобы она больше не походила на затравленного зверька», – твердо проговорила Изабелла. – И что ты хочешь услышать ее смех. Роб заставит ее смеяться, обещаю.
XV
Три дня спустя юный Роберт Брюс уже лежал в конюшне, ожидая Элейн.
– Я хочу прокатиться с тобой верхом, – сказал он, едва завидев ее. – Мама говорила, что ты ездишь на здоровенном жеребце.
Элейн почувствовала, как часто забилось ее сердце. Она не хотела, чтобы этот мальчик ездил на ее Непобедимом. Она не хотела даже, чтобы он видел ее лошадь. Ноги ее слегка подкашивались, когда она подошла к Роберту и улыбнулась ему кривоватой улыбкой.
– Видишь ли, он потерял подкову, – солгала она. – Если мы поедем, то на Соболе и Серебряном. – Обе лошади были одного роста, бежали с одинаковой скоростью, оба были хорошо воспитаны и умели бороться в скачках. Элейн потихоньку осмотрела попутчика. Она на два дюйма выше него, но он плотнее и коренастее. Возможно, в седле они будут держаться одинаково хорошо, но, поскольку она весит меньше, у нее будет преимущество.
Роберт улыбнулся ее оценивающему взгляду.
– Знаешь, почему мы здесь? – спросил он нарочито дружелюбным тоном.
Хотя интуиция ей подсказывала, что переспрашивать не следует, инстинктивно ей очень этого хотелось.
– И почему же?
Роберт подошел поближе и доверительно понизил голос.
– Я видел письмо, которое дядя Джон послал маме. Он пишет о тебе ужасные вещи!
– Ужасные? – Пораженная Элейн почувствовала, как краска заливает ей лицо.
– Да, ужасные! – прокаркал Роберт. Он отступил назад, готовясь, если потребуется, обратиться в бегство.
– Я тебе не верю. Как бы то ни было, мама не показала бы тебе письмо Джона.
– А она и не показывала. Я украл его с конторки.
– Но ведь это нечестно. – Элейн начала терять самообладание. Она с недоверием уставилась на мальчика. Кроме Лунед и Изабеллы, у нее никогда не было друзей среди сверстников и конечно же таких, которые так дразнили бы ее. Элейн колебалась, разрываясь между двумя желаниями: броситься наутек и узнать, о чем говорится в письме.
– Не думаю, чтобы ты вообще умел читать как следует, – с презрением бросила она.
Этот ответный удар достиг цели.
– Конечно, умею, – тут же парировал он. – В письме говорилось, что ты странная девочка и что тебя посещают призраки! – сказал он, высунув язык. – В письме еще говорилось, что в каждой тени тебе мерещатся духи и что твоя няня ведьма. – Пританцовывая, он отступил на несколько шагов, как бы побуждая ее погнаться за ним. – Там говорилось, что ты колдунья!
– Нет! – яростно ответила Элейн.
– Да, ведь ты видишь духов.
– Ну и что? А разве ты не можешь?
Перемена настроения девочки заставила его вернуться. Он нахмурился, потом с неохотой отрицательно покачал головой.
– Ты бы сошел с ума, если бы увидел хотя бы одного духа, – торжествующе выпалила Элейн.
– Нет. – Теперь наступил его черед занять оборону.
– Да!
– Нет!
– Ну ладно, так докажи. – Элейн забыла о какой бы то ни было осторожности. – Сейчас я покажу тебе комнату, где видела призрака.
Какую-то долю секунды Роберт поколебался, затем кивнул.
– А как же насчет верховой езды? – улыбнулась Элейн, предлагая ему выбрать путь спасения.
Он решительно покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72