Открытый вызов природе на уровне мании величия. Люди писали книги, публиковали статьи и целые диссертации об этом. Река в конечном итоге вернулась в свое русло. Она вошла в свои берега, когда уровень воды в океанах начал повышаться. И дельта оказалась посередине Техасского залива. Мне так хотелось бы, чтобы ты представила, как это было - оказаться в Новом Орлеане, в самом центре искусственной пустыни, когда ледяные шапки полюсов активно таяли и все ежедневно наблюдали наводнения в Нью-Йорке и Париже в телевизионных новостях. Это было… незабываемо.
- Я не думала, что на Земле работало оборудование для потокопространства. Тогда ведь они еще не могли даже шунтироваться, правда?
- Нет, не могли. У них существовала примитивная версия ВР. Но и этого было достаточно. У меня есть свои воспоминания и то, что помнили другие люди. Со временем становится все труднее и труднее разделить их. Что, возможно, и неплохо, - Он улыбнулся. - Я, возможно, единственная еще живая личность, которая помнит, как ездили по дамбе через Понтчартрейн на кабриолете.
Ли ухмыльнулась.
- И с красивой блондинкой, без всякого сомнения. Коэн улыбнулся в ответ, но это была грустная тихая улыбка человека, ушедшего в воспоминания о прошлом.
- С вдовой Гиацинта. С первой женщиной, в которую я был влюблен.
Ли ждала, ей хотелось узнать больше, но неудобно было спрашивать.
- Я знаю, - сказал он, отвечая на вопрос, который даже не пришел ей в голову. - Я думаю, что с пуританской точки зрения ты могла бы сказать, что она была мне матерью.
- Ну, не похоже, чтобы у тебя развился этот комплекс.
- Было совсем не так. Я и есть Гиацинт, его самое существо, что ничего общего не имеет с тем, чтобы быть его ребенком, или учеником, или изобретением. За исключением… - Последовала еще одна грустная волнующая улыбка. - Сердце - это сложная штука, будь оно из плоти или из схем. Оно не всегда любит так и тех, как, тебе кажется, должно.
- Перестань исповедоваться передо мной, Коэн.
- У меня есть смешное чувство, что ты подошла к пониманию моей сущности ближе всех. И даже не заставляла меня молиться по четкам.
На Ли нахлынуло неожиданное воспоминание: голые коленки на холодном церковном полу и взрослая рука, возможно ее матери, которая водит детскими пальчиками по стеклянным бусинам четок. Гладкие, темные - Богородица, Дева… Блестящие - Отче наш. Крест, раскачивающийся в проходе перед ней.
- И мне кажется, что я понимаю тебя, - сказал Коэн, когда она вернулась в реальность. - Это уже достижение, если учесть, что все рассказанное тобой поместится на этикетке спичечного коробка. Сначала мне казалось, что ты не доверяла мне. Потом я решил, что ты просто скрытная. Ты такой создана или кто-то научил тебя подобным образом заставлять людей открываться перед тобой?
Ли пожала плечами, чувствуя себя неуютно.
- Это скачковое размывание, ко всему прочему. Я не слишком много помню. - Она сделала паузу. - А то, что я помню, вызывает у меня желание забыть большую часть себя. Да и зачем вспоминать старые страдания?
Она подняла глаза в тишине, наступившей после ее слов, и увидела, что Коэн внимательно смотрит на нее.
- Ресница, - сказал он.
- Что?
- У тебя ресница.
- Где? - Ли прикоснулась к глазу, ища ее.
- В другом глазу. Здесь. Подожди.
Он пододвинулся к ней по изогнутому сиденью и одной рукой запрокинул ей голову на бархатные подушки, а другой легким движением провел у ее нижнего века, стараясь подцепить попавшую в глаз ресницу. Она почувствовала запах «Extra-Vielle», теплое сладкое дыхание Роланда на своей щеке, увидела мягкую кожу на его шее и биение пульса под ней.
- А вот и она, - сказал Коэн, показывая ресницу на конце тонкого пальца.
Она открыла рот, чтобы поблагодарить его, но слова застряли у нее в горле. Рука, державшая ее подбородок, скользнула по щеке, пальцы прошлись по волокнам, которые шли по мускулу от подбородка до впадинки между ее ключицами.
- Ты, похоже, теряешь вес даже в потокопространстве, - сказал он. - Наверное, ты не высыпаешься.
Он поймал ее взгляд и удержал его. Рука на ее шее была теплой, как солнечный свет в пределах Кольца, и она вспомнила, как много времени прошло с того момента, когда кто-нибудь, кроме медтехов, прикасался к ней. Темная волна желания захватила ее. Желания, и отчаянного одиночества, и стремления верить другому, и чувства, которое казалось иногда таким реальным. Она отвернулась.
Коэн отодвинулся, поднял вверх свой указательный палец, на котором все еще была ресница, и сказал:
- Загадай желание.
- Я не верю в исполнение желаний. Ты загадай.
Он закрыл глаза и сдул ресницу в дымный воздух.
- Очень быстро, - сказала Ли и попыталась улыбнуться. - Полагаю, что ты знаешь, что хочешь.
Но он уже не смотрел на нее. Он снял свои часы и приложил их к уху, отвернувшись от нее. Затем повернул золотую головку, послушал опять, повернул головку еще раз, встряхнул часы.
- Не понимаю, что случилось с этой штукой. Уже несколько недель подряд они отстают. Это просто раздражает.
- Коэн, - произнес женский голос над их головами.
Пара стройных смуглых ног остановилась у их столика. Ли подняла глаза и увидела удивленную улыбку и очки в роговой оправе, а за очками - свое собственное лицо.
Хотя это было не ее лицом, а лицом безымянной девочки-подростка, смотревшей пятнадцать лет назад в зеркало в Шэнтитауне. Лицом продукта компании «КсеноГен», принадлежавшим стройной молодой женщине одного роста с Ли, если бы она не носила восьмисантиметровые каблуки. На ней было легкое красное платье, гораздо откровеннее того, в котором она пела на сцене.
Певица обвела Ли оценивающим взглядом, потом села и уверенным движением обняла Коэна за плечи.
- А я думала, что сегодня вечером ты будешь только мой, - сказала она голосом, не оставлявшим у Ли сомнения, что делал Коэн, когда ужинал здесь в одиночестве.
Коэн слегка отстранился в сторону.
- Извини, - сказал он, глядя на Ли.
- Ничего. - Ли встала, расправила форму онемевшими пальцами. - Мне все равно уже пора идти.
- Я свяжусь с тобой позже.
- Не стоит.
- Ну, тогда завтра.
- Как хочешь.
- Нет, - услышала она голос Коэна, когда уже отошла.
Он отвечал на вопрос, заданный ему шепотом:
- Просто бизнес.
ИНТЕРФЕРОГРАММЫ
Мы не чувствуем, как течет или проходит время. То, что мы чувствуем, есть различия между нашими сиюминутными ощущениями и тем, как мы сейчас помним ощущения в прошлом. Мы объясняем эти различия правильно, как свидетельство того, что Вселенная изменяется со временем. Мы также объясняем их, но неправильно, как свидетельство того, что наше сознание, или настоящее, или что-нибудь еще, движется сквозь время… Мы существуем во множественных вариантах, во вселенных, называемых «моментами»… Хочется предположить, что тот момент, который мы осознаем, является единственно реальным или, по крайней мере, немногим более реальным, чем другие. Но это - всего лишь солипсизм. Все моменты в физическом смысле реальны. Мульти4 в целом тоже реальна в физическом смысле. Все остальное - нет.
Дэвид Дейч

СТАНЦИЯ АМК: 20.10.48
Ли решила не идти, но потом передумала, по крайней мере уже в восьмой раз.
Она убеждала себя, что уже не так молода, чтобы уступать гормонам, и что предлог, который она придумала для встречи - расспросить о Шарифи, - был несерьезным, если не жалким. Если она действительно хотела снять напряжение, то было бы лучше подцепить незнакомца в баре, а не стремиться к женщине, которую любой здравомыслящий человек на ее месте обходил бы за милю.
Она пришла на две минуты раньше и в смущении остановилась на лестнице, думая, позвонить или подождать, пока не выйдет время. Как раз в тот момент, когда она уговаривала себя развернуться и уйти, Белла открыла дверь.
Она была в белом: длинный спадающий шелк развивался внизу у лодыжек из-за низкой силы притяжения на станции. Почему-то Ли была уверена, что это платье купил Хаас.
- Ты точно знаешь, что его нет на станции? - спросила она и тут же выругала себя за этот вопрос.
Белла спокойно улыбнулась в ответ, взяла принесенные Ли цветы и проводила ее через узкую дверь на кухню.
- Он в Хелене, - сказала она, наливая воду в вазу для цветов. - Совещание менеджеров АМК. Оно продлится до послезавтра. То есть…
Она откинула свои темные волосы за спину и наклонилась, чтобы обрезать стебли у цветов, обнажая длинную бледную шею.
Ли замерла.
- То есть ты - свободная женщина, - сказала она и снова прикусила язык.
Сегодня вечером, все, что она ни делала, выходило комом.
- Свободная, - повторила Белла без тени улыбки. - Я так и не могу понять, что люди имеют в виду, когда они используют это слово.
Ужин был хорошим, но Ли ела без аппетита. Она чувствовала себя как в пьесе, когда декорации уже расставлены, слова написаны. Она ела еду Хааса из его тарелок. А напротив за столом сидела… кто? Любовница? Служащая? Прислуга по контракту? Одно было ясно: ничем хорошим это не кончится.
Говорила почти все время Белла. Казалось, ей очень хотелось поговорить, но она боялась напряженного молчания, повисавшего между ними. Она рассказывала о своем детстве, о школе, о своей жизни до контракта. Содержание ее рассказов совершенно не совпадало с ожиданиями Ли. Ли ожидала чего-то мифического из жизни генетических конструкций, как им рассказывали на занятиях в офицерской школе и на инструктажах перед боевыми заданиями. Неординарность, целеустремленность и индивидуальность до крупинки удалялись при помощи тренировок, воспитания и кодирования с того самого момента, как их пуповина отрезалась от резервуара. Вместо этого перед ней была просто одинокая молодая женщина, заброшенная на расстояние нескольких сотен световых лет от своей родной планеты.
Белла рассказывала о том же, что Ли видела сама во время войн с Синдикатами. Резервуары для выращивания плода, ясли, исследовательские лаборатории. Но она описывала их как дом, говорила словами, которые заставляли
Ли задуматься, видела ли она то, что в действительности существовало на Гилеаде, или только то, что хотела.
- Та ночь, когда я прибыла сюда, была первой ночью, проведенной мною в одиночестве, - рассказывала Белла. - Я не могла сомкнуть глаз. Мне слышались голоса, шорохи. Я думала, что сошла с ума.
- А теперь легче?
- Нет.
- Тогда зачем оставаться здесь? - Это было моей долей.
Ли унеслась в своей памяти назад, в комнаты для допросов на Гилеаде: все солдаты серии «Д», которых она видела, твердили те же самые слова: «Моя доля». «Моя доля служить. Моя доля убивать. Моя доля умирать». Сама не желая того, она почувствовала неожиданное родство с Беллой: это было странное ощущение, что, война или не война, солдаты Синдикатов ей ближе, чем граждане Кольца, которых она обязана защищать, повинуясь долгу.
- А как ты сошлась с Хаасом? - спросила она, переключаясь на первую пришедшую в голову тему разговора.
- С ним?.. Ох. - Белла опустила глаза. - Так… просто случилось.
- Ты говоришь так, будто чай пролила.
- Это в моем контракте.
- Твой контракт требует?.. - Ли не смогла до конца произнести этот вопрос.
- Контракт не требует ничего. Но… он сказал, что будет недоволен, если я не буду делать это. И что если он будет недоволен, то он откажется от контракта и потребует замену. Как… как мне жить с этим? Я не смогла бы быть одной из тех. Отказницей.
- Но заводить роман с начальником, на мой взгляд, немного выходит за рамки чувства долга, Белла.
- Это не роман, - категорически отрезала Белла. Краска бросилась ей в лицо, она выглядела рассерженной. Голос ее понизился до шепота.
- Я… я - нормальная.
Нормальная. Ли задумалась над словом и тем странным зловещим смыслом, который оно приобрело в устах генетической конструкции из Синдикатов. Она пыталась догадаться, в чем причина стыда Беллы.
- Здесь ты - далеко от дома. И ты не первая, кто приспособился, чтобы выжить.
- Нет, - сказала Белла. - Ты не понимаешь. Ты не можешь понять, поскольку ты не оттуда… Это большая честь - быть посланной сюда. Все из нас, кого выбрали, знали о рисках и трудностях. Даже те, из серии «Д». Нам говорили, что это самое главное, что мы можем совершить для наших родных Синдикатов. Как же я не справлюсь с задачей после всего этого. И не важно, насколько эта задача тяжела.
- И насколько она тяжела? - спросила Ли.
Вилка Беллы так и лежала нетронутой на краю тарелки. Она взяла ее, сделала отчаянную попытку съесть что-нибудь, но не смогла.
- Это не было так тяжело, как я предполагала. Так, иногда, в самом начале. И Хаас… он может быть очень милым. А потом я повстречалась с Кори.
Она замолчала на короткое время и не отрывала взгляд от своей тарелки. Ли ничего не говорила, не желая оборвать нить памяти, которая вела сейчас Беллу.
- Он был маркшейдером, - продолжила она. - Кори Дин. Это ирландское имя?
Ли кивнула.
- Я так и думала. Он был очень хорошим. Никогда не пялил глаза. И со мной разговаривал. Он рассказывал мне анекдоты и разные истории, когда работал. Хаас вбил себе в голову, что Кори был моим любовником. Он ни разу ничего не сказал, но все время думал об этом. Конечно, смешно так думать. - Ее нос сморщился в недовольной гримасе. - Я не хотела его. По крайней мере, в этом смысле. Но я еще недостаточно долго жила среди людей, чтобы понять, как это выглядело со стороны.
Кори не было несколько дней. Они обыскали всю станцию, шахту, Шэнтитаун. Нашел его Войт. - Лицо Беллы исказилось, словно произнесенное вслух имя Войта причиняло ей боль. - Кто-то избил его. Украл его кредитный чип и оставил лежать в водосточном желобе. Он захлебнулся в собственной крови. Я не знала, что люди способны на такое.
Белла пошевелилась в своем кресле. Когда она заговорила вновь, ее голос был таким же твердым, как вирусталь.
- Полиция в Шэнтитауне продержала его у себя несколько дней до того, как они позвонили на станцию. Они думали, что это просто пьяный шахтер. Они сказали, что он участвовал в драке, но Кори никогда не мог этого сделать. И все же они нашли свидетелей, которые подтвердили, что видели его в драке. В Шэнтитауне не нужно сорить деньгами, чтобы заставить людей говорить то, что нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70