Его тюремщик попытался сохранить равновесие, но его пальцы скользнули по мокрой коже Кристиана, и он с криком упал в воду. Ледяные брызги полетели в разные стороны. Ванна оказала на Обезьяну такое же действие, как на Кристиана. Двое других тюремщиков сочли происшествие забавным, по подвалу прокатилось эхо хохота. Кристиан стоял неподвижно, не улыбаясь даже под маской. Он остался на месте, чувствуя Обезьяну за своей спиной. Вода капала на каменный пол. Металлический прут ударил его поперек спины, вызвав взрыв боли, перебив дыхание, заставив его потерять равновесие… — Тюремщики остановили Обезьяну, чем предотвратили настоящее избиение.Они следили друг за другом. Они знали, что Кристиана сегодня продержали под водой слишком долго. И в конце концов, пациент тоже может пошутить. Кристиану, вернувшемуся в свою камеру, пришлось воспользоваться услугами Мэдди в качестве камердинера.Кристиан посмотрел на одежды, приготовленные для него. Он не крестьянин.— Нет, — сказал он и скрестил руки, пытаясь не стучать зубами от холода, сдержать дрожь тела и стерпеть боль, отзывающуюся по всей спине.Обезьяна позвал бы подмогу, связал бы его и напялил смирительную рубашку. Кристиан решил посмотреть, что сделает Мэдди. Он пытался скрыть дрожь, возникающую при каждом вздохе. Волосы были мокрыми, он продрог до костей. Ему совсем не хотелось сражаться и добиться появления Обезьяны. Ему была отчаянно необходима Мэдди-девочка. Ее спокойная, выпрямленная фигура, сидящая в кресле по ту сторону камеры. Белая фигура… Шапочка… Покой.— Не то? — спросила она. Он нахмурился. Не то? Что она хочет сказать?Подходящую одежду! Хотелось ему произнести. Это грубое, плохо сшитое тряпье!Он схватил белье, пытаясь показать неуклюжие швы, неровные петли… Но не смог сделать этого. Он просто держал в руках белье. Растерянность. Разрыв между намерением и результатом.Зарычав, он швырнул одежду. Его тело снова содрогнулось в сильных конвульсиях.— Что с вами? — спросила Мэдди.Она коснулась его руки. Он не мог стоять неподвижно, не мог унять дрожь и отвлечься от невыносимой боли. Он отдернул руку и подошел к окну, прижавшись к решетке, казавшейся обжигающе горячей под его замерзшими пальцами.Долгое время она молча стояла у него за спиной. Он знал, что она заметила дрожь. Какая разница? Он попытался расслабиться.Латунная рукоятка, соединенная со звонком, заскрипела. Кристиану захотелось повеситься, но они все предусмотрели. Они занимались этим годами. Тупоголовый тюремщик, вроде Обезьяны, обладал сверхъестественной способностью ожидать сопротивления и противостоять ему. Кристиан был выше, быстрее, моложе. Одному Богу было известно, но он надеялся, что у него сохранилось больше мозгов. Зато Обезьяне все было известно. Бритва и инцидент в ванной стали первой реальной победой Кристиана. Его спина пульсировала болью там, где ее коснулся железный прут, вызывая резкие содрогания, когда он шевелился. Он услышал в коридоре голос Обезьяны и напрягся. Его мускулы вновь стали конвульсивно сокращаться. Но звука открываемой двери не последовало.Мэдди заговорила, Обезьяна стал возражать, но потом неохотно согласился. Шаги стали удаляться.Кристиан обернулся. Мэдди-девочка смотрела на него, немного морщась и покусывая нижнюю губку. Встретившись с ним глазами, она быстро улыбнулась.— Я послала за углями, — сказала она.Послала за углями?Она указала на пустой камин, обняла себя руками и задрожала.Угли. Угли. Огонь, да. Да, они не делали этого прежде.Ему захотелось поблагодарить ее, но он не смог. Только кивнул.Она подняла брошенную одежду и предложила ему одеться. Кристиан попробовал что-то сказать, шевеля пальцами.— Не понимаю, — она беспомощно смотрела на него.Он заскрипел зубами и вздрогнул. Ладно. Попытайся снова. Он дотронулся до ее рукава, проведя пальцами по шву. Потом он провел рукой по шву на рубашке.Она посмотрела на свою руку, потом на него.— Простите, — она покачала головой. — Не понимаю.Он сдался. Показал жестом, чтобы она ушла. Мэдди продолжала стоять. Он взял ее за плечо, развернул и подтолкнул к двери.Она упрямо продолжала стоять. Пришел Обезьяна, принес совок углей. Кристиан немного подался назад. Загорелся огонь, они о чем-то невнятно заговорили. Обезьяна пожимал плечами, кивал, соглашаясь с ней, бросая на Кристиана нейтральные взгляды и, уходя, прикрыл дверь.Кристиан уставился на нее. Не думать… Ради Бога… Одеваться перед ней!Но она осталась. Она подошла к нему, коснулась пуговиц на его халате и принялась расстегивать их, словно занималась этим всю жизнь.Кристиан перехватил ее руку и оттолкнул ее, издав звук негодования. Он указал на дверь и снова слегка подтолкнул ее.— Позвать Ларкина? — спросила она.Он глубоко вздохнул, пытаясь подобрать слова.— Не… е…Она, казалось, не понимала всей глубины его привязанности к ней. Он опять попытался заговорить с ней.— Ларкина? — снова спросила она, протянув руку к звонку.Вдруг он понял, что она собирается вызвать Обезьяну.— Нет! — он покачал головой. — Нет!— Я сиделка, — она ткнула себя в грудь. Он задрожал. Он старался держаться от нее на почтительном расстоянии.— Сестра, — сказала она. — Сиделка. Сестра.Ах, сестра? Нянька, сиделка. Значит, он должен позволить ей раздеть его, как инвалида?
Мэдди втайне испытала облегчение, когда в уголках его рта заиграла знакомая ироническая улыбка. Ясно было, что герцог испытывает ее. Если Ларкин и кузен Эдвардс вернутся и увидят его неодетым, станет ясно, что она не может справиться с подопечным.Пока кузен Эдвардс не принял окончательного решения по поводу Жерво, ей предстояло во что бы то ни стало показать, что герцог под ее вниманием не становится менее управляемым.Это оказалось сложнее, чем она ожидала. Очень трудно было помнить о том, что его поведение выпадает за рамки обыкновенной логики. В чем состоял интерес к его платью и его вещам в то время, когда ему было холодно? Ей захотелось одеть его потеплее и высушить волосы, а потом, позже вечером, когда ее место займет Ларкин, она собиралась изучить особенности терапевтических ванн.На этот раз, когда Мэдди взяла в руки рубашку и шагнула вперед, Жерво стоял, не шевелясь, позволив ей приблизиться. Мэдди одевала отца тысячу раз, она привыкла и выработала целую систему. Жерво не возражал, когда она повернулась к кровати, хотя при этом слегка поморщился.Мэдди снова принялась расстегивать халат. Когда она справилась с первой пуговицей, то заметила, что он внимательно за ней наблюдает. Его лицо находилось совсем рядом. Дойдя до третьей пуговицы, Мэдди сообразила, что этот человек — не ее отец… К шестой пуговице его дыхание, тихое и равномерное, стало казаться более интимным, чем соответствовало ситуации.Она подняла глаза. Он протянул руку и провел указательным пальцем по ее подбородку, слегка приподняв его. Их глаза были на одном уровне, на расстоянии всего нескольких дюймов.Его — темно-синие.Мэдди отклонилась и выпрямилась. Ее туфли громко стукнули по деревянному полу. Жерво объявил себя хозяином положения. Он встал, не сказав ни слова, слегка приподнял брови, словно спрашивая, желает ли она продолжения. Мэдди взглянула на распахнувшийся халат и отвела глаза. Он повел плечами. Халат соскользнул и упал к его ногам. Он протянул руку за рубашкой.Мэдди действительно имела огромный опыт сиделки. Она купала и переодевала немало пациентов, причем не только женщин. Ее часто приглашали, когда кому-то из членов Собрания требовалась помощь. И, естественно, она всегда заботилась об отце.Он не был ее отцом. Он не был ни ребенком, ни больным, ни старым. В такой ситуации Мэдди оказалась впервые. Рядом был мужчина — рослый, крепкий, сильный, стоявший совершенно обнаженным, с рукой, протянутой к рубашке.Каждая клеточка в ней хотела швырнуть ему одежду и выбежать из комнаты.Но Мэдди видела усмешку, издевательскую и злую. Его фигура казалась внушительной в маленькой комнате. Широкоплечий, могучий, он производил впечатление на нее.И знал это.Жерво добился своего. По крайней мере, чувство, которое она испытала, немного напоминало страх. Она увидела силу, но также увидела и симметричность, и великолепные мускулы. В ее смятении была доля простого восхищения тем, каким высоким, стройным и надменным создал его Господь.А Бог действительно славно потрудился. Казалось, любоваться им было не более грешно, чем восхищаться полетом ястреба над полями. Ястреб для нее, городской жительницы, был чудом, а обнаженная фигура мужчины — не менее романтична.Мэдди подала ему рубашку. Он натянул ее, издав легкое шипение. Белый хлопок свободно ниспадал до бедер. Он прошел мимо, словно она не существовала, и взял чулки и бриджи.Мэдди отвернулась к окну, ясно поняв адресованное ей послание. Она сложила руки, переплетя пальцы, испытывая желание извиниться, но слишком раздосадованная, чтобы сказать первое слово.Мирское высокомерие и жестокость не были теми качествами, которые ее учили уважать. Но, с другой стороны, было прекрасно, что, несмотря на пребывание в подобном месте, на болезнь, Жерво с презрением относился к тому, что его раздражало. Он был не просто человеческим существом, он был герцогом и не позволял никому оспаривать это. И уж тем более какой-то обыкновенной квакерской сиделке.Мэдди ждала, пока все звуки за ее спиной стихнут. Когда она собралась повернуться, он положил руку ей на плечо.Жерво более или менее оделся. Жилет, бриджи и незастегнутый камзол. Манжеты, казалось, затерялись где-то в рукавах камзола. Он стоял, хмуро глядя на нее. Затем отступил назад и протянул вперед руки.Это был до странного ранимый, неуклюжий и вынужденный жест. Он смотрел не на нее, а на свои запястья, оскорбленный и рассерженный одновременно. Мэдди скользнула пальцами в рукава, вытащила одну за другой непокорные манжеты и застегнула их. Потом посмотрела на герцога.«Нет», — как будто сказал он, порывисто кивнув. Она приняла его жест за согласие, решив, что поступила верно.Бриджи застегивались по бокам. Мэдди подождала, пока Жерво на этот раз попросит ее. Она усвоила урок. Герцог попробовал застегнуть пуговицу с левой стороны, но издал хриплое восклицание и схватил Мэдди за руку. Она шагнула ближе, быстро застегнула пуговицы с обеих сторон, заправила в бриджи рубашку и отступила назад.За свою работу она заслужила еще один кивок. Его высокомерие развеяло всякий намек на личные отношения. Он взял со стола галстук и подал ей.Мэдди завязала его, встав на цыпочки, а он стоял, наклонив голову. Когда она закончила, Жерво потрогал узел — простой, как она завязывала своему отцу, — и нетерпеливо покачал головой.— Я не умею по-другому, — Мэдди развела руками.На мгновение она испугалась, что он рассердится. Лицо герцога исказила зловещая гримаса, но затем рот расслабился. Жерво поднял раздраженный взгляд к потолку и, показав на распахнутую жилетку, потребовал, чтобы ее также застегнули.Мэдди сделала это. Одежда плохо сидела на нем, была ужасно сшита и даже не подходила по размеру. Мэдди сразу подумала, что герцога, видимо, это должно сильно раздражать.Жерво, казалось, уже ни на что не обращал внимания, а отвернулся от Мэдди, взял полотенце, чтобы высушить волосы, и щетку, лежавшую рядом с металлической раковиной.Причесав левую половину головы левой рукой, он остановился, положив расческу на стол, и замер на мгновение, рассматривая ее. Потом посмотрел на Мэдди, сгибая и разгибая пальцы. Затем закрыл глаза, нащупал расческу, поднял ее правой рукой и причесал правую половину головы.Единственным разумным объяснением столь странного ритуала было его смущение. Он снова посмотрел на нее, с вызовом подняв подбородок, и бросил расческу, со стуком упавшую на стол.Мэдди сделала вид, что не видела ничего странного в его действиях. Она указала на огонь, наконец-то разгоревшийся и начавший согревать помещение.— Присядь и согрейся, Друг мой…Немного поколебавшись, что, казалось, было присуще всем его реакциям на ее действия, он придвинул к камину стул и сел на него верхом, подпер рукой подбородок, словно скучающий носильщик, ожидающий дальнейших приказаний.Мэдди открыла деревянную дверь и прошла в длинную комнату, расположенную рядом с камерой Жерво. Чистое постельное белье стопкой лежало прямо за дверью. Мэдди заправила кровать, удивляясь, зачем тут были ремни и наручники, которые приходилось все время отодвигать в сторону, пока она меняла белье. Она знала, что он наблюдает за ней. Вместо того чтобы положить «путы» поверх застеленной кровати, как это обычно делалось, Мэдди подняла матрас и запихнула их под него, не без некоторого отвращения.Когда она встала, поправляя выбившиеся из-под капора волосы, улыбка Жерво вознаградила ее за труды. Он скрипнул зубами и произнес:— Обезьяна!Потом он попытался еще что-то сказать, издавая полузвуки и проглатывая начальные слоги. Наконец он издал возглас отчаяния, сделал движение, будто его силой волокли к кровати:— Вон!Мэдди села на матрас. Она пожала плечами.— Пусть отрабатывает.Жерво отдал ей честь и улыбнулся. При этом он казался несколько развязным.— Не хотите ли чаю?— Чай… — повторил он.— Хотите?Он не смотрел на нее.— Чай… Чай… Чай…Он прикрыл глаза.Чай? Чай. Линии на перевернутой плоскости. Дело в том, к чему все это? Линия — это узкая полоса. Ее оконечностями являются точки. Прямая линия — линия с равно расположенными на ней точками. Чай… Чай… Чай…Он открыл глаза и, облизнув губы, посмотрел на нее. Его челюсти снова напряглись.— Ха-а-а… а!Он с силой выдохнул воздух. Где-то вдалеке пронзительно завопил пациент, застучав по металлу, требуя, чтобы доктор Тиммс и Святой Дух пришли сразиться с ним.Жерво сжал спинку стула и прижался к ней лицом.«Он в своем уме, — упрямо твердила Мэдди. — Он абсолютно в своем уме…»Она собрала грязное постельное белье, и, взяв банный халат и полотенце, направилась к двери. Замок громко щелкнул, когда она повернула ключ. Решетка зазвенела, когда Мэдди захлопнула дверь. Жерво не пошевелился, не поднял голову, но его пальцы, сжимавшие спинку стула, побелели от напряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58