Ц Для вашей коллекции?
Ц Нет, я хочу получить заключение кафедры патологической анатомии наше
го медицинского института. Конечно, если вы не возражаете. Я уже звонил пр
офессору Шумилиной. Она обещала сегодня же посмотреть и тут же дать закл
ючение.
Ц Тогда мы пошлем ей вот эти препараты Ц уже готовые, Ц сказал Ник-Ник.
Ц У меня их несколько.
Ц Да, так будет лучше. Сами понимаете Ц случай из ряда вон выходящий и, на
до полагать, станет предметом обсуждения научного общества.
Ц Вы как будто извиняетесь, Ц улыбнулся Ник-Ник, Ц кафедра патологиче
ской анатомии Ц это кафедра патологической анатомии. А профессор Шумил
ина Ц звезда первой величины в нашей области. Ц Он легко завернул препа
раты и протянул их Багрию. Ц Когда получите результаты анализа, позвони
те, пожалуйста.
Ц Обязательно! Ц сказал Багрий.
Он поднялся к себе в отделение, написал письмо Шумилиной и пригласил ста
ршую сестру.
Ц Пожалуйста, пошлите кого-нибудь сейчас же в медицинский институт. Вот
это письмо и препараты нужно срочно передать профессору Шумилиной. И ска
жите сестре, чтобы обязательно подождала ответ и занесла его мне домой. Е
сли меня дома не будет, пускай опустит в почтовый ящик. А сейчас позовите,
пожалуйста, Вадима Петровича.

43

Похороны Ц в два. Потом Ц поминальный обед, на котором нужно будет прис
утствовать. Торжественное собрание во Дворце культуры кораблестроител
ей в семь.
Всю ночь Тарас Игнатьевич провел у тела жены. Обитый красной тканью гроб
возвышался на раздвинутом столе в большой комнате старого сельского до
ма, в котором родилась Галина. Иногда Тарасу Игнатьевичу казалось, что на
лице умершей застыло осуждение. В такие минуты он принимался всматриват
ься в ее лицо и убеждался, что это не осуждение, а покорность и умиротворен
ность.
Пахло туей, ладаном, воском. Мерцали свечи у изголовья покойницы. В углу по
д иконами теплилась лампада, тускло освещая старую потемневшую божницу.
Мать сидела под иконами, маленькая, сухонькая. Руки с узловатыми пальцам
и Ц на коленях. Он ходил по комнате, по белой в черную полоску дорожке, ста
раясь не стучать каблуками. Останавливался, смотрел на Валентину и снова
принимался ходить, думая об одном и том же Ц об их последней встрече в су
бботу… Он приехал в больницу около семи Ц задержался с Джеггерсом. У нее
к этому времени начался приступ. Когда Галина пошла, чтобы принести лека
рства для инъекции, Валентина сказала:
Ц Ты бы шел, Тарас. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
Ц Какой?
Ц Как тогда, на Кавказе. Помнишь, на той горе?
Ц Там было совсем другое, Ц сказал он.
Ц То же самое, Ц возразила она. Ц Не хочу, чтобы ты видел меня такой. Ц О
н чувствовал, что она задыхается, с трудом сдерживает боль и говорить ей т
рудно. Ц Вообще-то мне намного лучше, Ц продолжала она, стараясь улыбну
ться, Ц но сейчас… Может быть, это оттого, что я очень волновалась, ожидая
тебя. Галина мне говорила, что у тебя все благополучно, и я очень рада.
Он ушел. На душе было скверно. У него никогда не хватало времени для нее… П
ять лет спустя после войны, впервые в жизни, они выбрались в отпуск. Одновр
еменно. Он достал путевки в санаторий в Крым. Строили воздушные замки, а вы
шло… Первые несколько дней он отсыпался. Ему всегда недоставало сна. Пот
ом они бродили по окрестностям, ездили на катере и в Ялту, и в Ливадию, в Гур
зуф… Его тянуло домой. И неловко было сказать об этом Валентине. Она загов
орила первая. Сказала, что в Крыму, против ожидания, очень скучно, что она о
хотно вернулась бы. Он обрадовался. Они тут же собрались и, вызвав такси, у
катили в Симферополь, торопя шофера, чтобы поспеть на самолет… Зато на сл
едующий год…
Может быть, если б не та гора близ Нового Афона, все повторилось бы.
«Как тогда, на Кавказе. На той горе. Помнишь?..»
…Он давно уже обещал показать ей Кавказ. В сорок втором ему довелось воев
ать там. Ему всегда становилось не по себе, когда он вспоминал это время. Н
емцы в Новороссийске… Немцы на Кавказе… Немцы почти рядом с Баку… Тогда-
то он и решил, что после войны обязательно поедет на Кавказ с Валентиной. К
ак же это было?.. Он вернулся домой после командировки в Москву и сказал, чт
о послезавтра они едут на Кавказ. Куда именно?.. Этого он не знает. До Одессы
Ц поездом. Оттуда теплоходом до Батуми. Билеты уже заказаны. Если захоче
тся раньше сойти, сойдем. С собой Ц только самое необходимое. Костюм ни к
чему. Они ведь не собираются посещать рестораны и театры. Фотоаппарат?.. Об
язательно, там можно сделать великолепные снимки. Полотенца?.. Всего два. И
только вафельные: они легкие.
Когда теплоход отчалил от Ялты, он написал на квадратиках бумаги названи
я всех портов, где предстояли стоянки, свернул в трубочки и опустил в шляп
у. Предложил Валентине: «Давай, девонька, на счастье». Она вытянула «Сухум
и».
Они там и вышли… У сходни пассажиров поджидали женщины, предлагали комна
ты. Поддавшись обаянию уже немолодой грузинки, они пошли за ней… Переноч
евали в небольшой уютной комнате. Утром пошли на пляж, потом позавтракал
и в небольшом прибрежном ресторанчике. Ей понравились грузинские нацио
нальные кушания хачипури, чахохбили со стаканом сухого, немного терпког
о вина… После завтрака решили поехать в Новый Афон.
Здесь они остановились в чистенькой гостинице. Только приехали, как заря
дил дождь. Лил почти сутки беспрерывно. Из окон видны были высокая колоко
льня старого монастыря и горы, едва различимые сквозь густую сетку дождя
. На второй день небо очистилось, выглянуло солнце. Было очень тепло и душн
о. И ветер с моря не уменьшал этой духоты Ц тянуло теплом и влагой. Потом и
этот ветер стих. Запах моря, который преобладал над всеми другими, исчез. В
се окрест заполнилось густыми ароматами зелени, одуряюще пахли олеандр
ы, неестественно большие, густо осыпанные гроздьями цветов.
Они позавтракали, осмотрели монастырь, старинные фрески. Взобрались на к
олокольню, где совсем недавно, видно, поставили новую деревянную лестниц
у. Полюбовались отсюда расположенной неподалеку горой и решили пойти ту
да.
По узкой тропинке они добрались до основания этой горы. Она возвышалась
теперь прямо перед ними, поросшая невысокими деревьями и густым кустарн
иком. Должно быть, где-то совсем рядом была дорога на эту гору. Но до вершин
ы, казалось, Ц рукой подать. Да и склон пологий.
Ц Давай прямо пойдем, Ц предложила Валентина.
Ц Осилишь?
Ц Я-то? Ц спросила она вызывающе. Ц Это не гора, а холм.
Ему не понравилось ее ухарство. Он знал, как нелегко будет взбираться на э
тот «холм». Однако согласился.
Ц Ладно, пойдем. Но только, чур, не скулить.
Ц Это я стану скулить? Ц и она решительно свернула с тропинки.
Он пошел следом. Склон оказался крутоват. Земля разбухла от дождя и уходи
ла из-под ног. Валентина сначала держалась молодцом. Она энергично цепля
лась за кусты, подтягивалась на руках, уверенно ставила ногу то на выступ
камня, то на кочку, то на корневище. Они карабкались и карабкались, а верши
на, казалось, оставалась на том же месте. Близко, а не достать. Прошло минут
двадцать, и Валентина выдохлась. Он видел, как ноги ее все чаще и чаще соск
альзывают. От начальной уверенности не осталось и следа. Чувствовалось,
что еще немного Ц и она сдаст. В душе он радовался этому. Ему хотелось, что
бы она сдала как можно скорее. Потом, вспоминая эти минуты, ему было нестер
пимо стыдно, но тогда… Вот она опять поскользнулась и вдруг стала с какой-
то панической торопливостью нащупывать опору для ноги. Зацепилась носк
ом о корневище кустарника. Тонкая, красиво очерченная нога ее дрожала ме
лкой дрожью. Он чувствовал, что мышцы ее напряжены до предела. И вдруг он у
видел ее всю Ц тело тонкое, удивительно пластичное, в каком-то трогатель
ном, очень женственном изгибе, ее лицо, большие глаза, переполненные стра
хом и беспомощностью, Ц и ему вдруг стало невероятно жаль ее. Именно за э
ту женскую беспомощность. Беспомощность и страх, которые чувствовались
сейчас не только в прерывистом дыхании, не только в глазах и в полуоткрыт
ом рте, но и во всей фигуре.
Ц Ну, как? Ц спросил он.
Ц Я не могу больше, Ц прошептала она. Ц Я сейчас сорвусь. Тебе тоже плох
о?
Ц Плохо, Ц не то хмыкнул, не то вздохнул Тарас.
Ц Это я затащила тебя сюда. Это я, дура, затащила тебя. У тебя же нога ранен
ая.
Ц Держись, Ц улыбнулся Тарас. Ц Я сейчас помогу тебе. Здесь уже совсем н
едалеко. Я сейчас помогу тебе.
Он легко подтянулся на руках, поравнялся с ней, уперся ногой в толстую кор
ягу.
Ц Иди ко мне, Ц произнес он с улыбкой. Ц Да не бойся ты, глупенькая. Вот та
к… Отдохни немного… Вообще ты держалась молодцом. Я даже не думал, что ты с
можешь так. Упрись ногой о тот камень: он совсем рядом. Вот так!.. Отдохни.
Она прильнула к нему. Он прижал ее к себе, мокрую, беспомощную, измазанную,
дрожащую от усталости.
Ц Что бы я делала без тебя? Ц прошептала она, и в голосе ее прозвенели сле
зы.
Ц Вот такой ты мне больше нравишься, Ц сказал он.
Ц Какой «такой»?
Ц Беспомощной девчонкой. Терпеть не могу, когда ты корчишь из себя сорва
нца.
Они отдохнули. Он помог ей взобраться на вершину. До нее и в самом деле ост
авалось немного. А наверху все было залито каким-то особенно мягким свет
ом. Над головой плыли спокойные облака. Щебетали птицы. Неподалеку стоял
стог сена. Тарас разворошил его, и она, вся промокшая, усталая до изнеможен
ия, опустилась на эту сухую, опьянявшую своим запахом постель. Блаженно з
акрыла глаза. И сразу же все поплыло в сладком тумане радостной истомы…
Она никак не могла понять, откуда идет эта истома Ц от усталости или от с
частья. А он сидел рядом, грыз какую-то травинку и смотрел вдаль своими вн
езапно потеплевшими глазами.
Его чувства там, на горе, лучше всего было определить одним словом Ц нежн
ость. Она все усиливалась. Он был глубоко признателен ей за это чувство. Ка
к радостно было тогда угождать ей Ц подать плащ, пододвинуть солонку за
столом, смахнуть платком сухой лист со скамьи, куда она собиралась сесть.
Какое-то несказанное наслаждение доставляло ему тогда угадывать, преду
преждать ее желания, а потом ловить полный благодарности взгляд. Она, каз
алось, не понимала причины перемены, которая вдруг произошла в нем. Он тож
е не понимал. Но ощущение полноты счастья от этого не становилось меньше.
Потом он понял, что это впервые полностью раскрывается его любовь. И отто
го, что она раскрылась не сразу, а только сейчас, спустя несколько лет посл
е их первой встречи, его чувства к ней казались подернутыми какой-то таин
ственностью. Было радостно, что это произошло, и немного жутко от мысли, чт
о жизнь могла пройти в сутолоке будней, а это редкостное чувство так и ост
алось бы нераскрытым.
Когда-то, много лет назад, она сказала ему:
Ц Ты так занят всегда, что у тебя не будет времени и похоронить меня.
В ее голосе тогда не было укора, только легкая грусть. Да, у него всегда был
о мало времени для нее, для дома, для Галины. Может быть, если б у него было б
ольше времени, не произошло бы то, что произошло, во что невозможно повери
ть, но чему надо верить, несмотря на всю абсурдность, нелепость, внутренни
й протест. От правды никуда не денешься. От нее не отречешься. Ее можно тол
ько объяснить или хотя бы пытаться это сделать, искать причину, но это все
потом, потом…
Мысли его уходили то в прошлое, то в будущее, то вдруг начинали путаться во
круг мелочей, затем снова возвращались к тому значительному, что произош
ло тогда, на крутом, поросшем деревьями и кустарниками, скользком после д
ождя склоне, той гамме чувств, которая могла бы пройти мимо.
Лампадка у киота затрещала и погасла. Мать поднялась, вышла и через минут
у вернулась с бутылочкой в одной руке и коробком спичек в другой. Она подл
ила масла в лампаду, зажгла фитилек, унесла бутылочку и спички. Вернулась
и снова села в углу под иконами.

44

…Рвала душу горящая на солнце медь оркестра. Тяжелые звуки траурного мар
ша плыли так низко, что, казалось, цеплялись за ветки кладбищенских дерев
ьев. Будто не хотели оторваться от этой предназначенной для вечного поко
я земли. А над всем Ц голубое небо и большие, белые сверху и густо подсине
нные снизу облака. Над ними застыло уже по-летнему яростно горящее солнц
е. Плакали женщины. Надрывно звучал оркестр. Тарас Игнатьевич стоял бесс
ильно опустив руки с переплетенными пальцами. Когда стали забрасывать м
огилу рыжей влажной глиной, какая-то старушка подошла к нему, тронула за р
уку. «Брось и ты пригоршню, Тарас Игнатьевич, Ц сказала она. Ц Чтобы поко
йнице земля пухом была». И когда он бросил несколько горстей глины, та же с
тарушка сказала вполголоса: «Ты бы хоть слезу уронил, поплачь, иначе зака
менеет сердце у тебя. Закаменеет». Тарас Игнатьевич только головой кивну
л. Слез у него не было, потому что рядом с этим горем стояло другое, не менее
значительное. И сквозь это второе горе, как сквозь кисею, просвечивала то
нкая фигура Галины, ее голова, уткнувшаяся в дверной косяк, вздрагивающи
е плечи.
Ему надо было продумать все до конца, но не было возможности, потому что во
круг него все время Ц люди. А от их глаз некуда деваться. И было от этого тя
желее, чем от упреков, если бы они были высказаны вслух, с трибуны, поставл
енной на площади перед народом.
Что она сказала тогда, Галина, перед его отъездом в Заозерное?
Ц Я тут останусь. Не под силу мне.
Ц Надо бы проститься все же с матерью, Ц пробормотал он нерешительно.
Ц Я уже простилась. Еще тогда. Я уже простилась.
Она отвернулась, уткнулась головой в дверной косяк. Тарас Игнатьевич пос
мотрел на ее вздрагивающие плечи и сказал:
Ц Не изводи себя, нам ведь жить надо. Не знаю как, а надо.
Он хотел еще что-то сказать, но горло сдавила спазма, и он вышел, тихо прикр
ыв за собой дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46