Она проводила девчонку в туалет, ибо та утверждала, что никак не может найти его. А затем месье мэр исчез.
Тремя днями позже муниципальный служащий принес Розине бумагу, в соответствии с которой она должна была в самое ближайшее время явиться в мэрию для дачи объяснений по поводу поломки водопровода, вызванной работами, проводимыми на ее участке. Женщина пришла в ярость от подлости мэра, не только не выполнившего своих обещаний, но и намеренно унизившего ее. Розина позвонила ему от железнодорожного сторожа.
– Не знаю, на что вы намекаете, мадам Бланвен, но вы усугубляете свое положение, предъявляя мне страшные обвинения и прибегая к шантажу, – ответил Ниволя Розине и повесил трубку.
Вернувшись на стройку, расстроенная Розина не нашла Мари-Шарлотт. Рашель сказала ей, что девчонка ушла, не захватив своих вещей, только взяла из коробки из-под печенья немного денег.
Бланвен вздохнула, понимая, что ее маленькой гостье больше не хотелось торчать в этом мрачном месте, и отложила на следующий день обязанность сообщить Нине о новом побеге девчонки.
Через три часа в компании двух жандармов появилась Мари-Шарлотт. Она нисколько не смущалась, а наоборот, превосходно чувствовала себя.
Розина поразилась скромному виду маленькой стервы: она была сама невинность, смирение, покорность судьбе, такой несправедливой по отношению к маленьким детям.
– Боже мой, что ты натворила? – закричала тетка, увидев племянницу в такой компании.
Пожилой жандарм успокоил женщину:
– Можно вас на секундочку, мадам Бланвен…
Он отвел ее в сторонку, и Розина лишь успела заметить, что племянница хитро подмигнула ей.
У стража порядка было доброе лицо настоящего отца семейства. От него пахло кожей, сукном, из которого шьют военную форму, и дешевым одеколоном. Одно веко из-за ранения было несколько оттянуто к виску.
– Тут речь идет о деликатном дельце, – сказал жандарм. – Вы опекунша ребенка?
– Я всего лишь ее тетка, – поправила его Розина, – девочка сейчас на каникулах.
– Ваша племянница говорит, что ничего не сказала вам, боясь наказания.
– О чем не сказала? – забеспокоилась Розина.
– Значит, так. Три дня тому назад, гуляя в окрестностях, девочка столкнулась с Дьедонне Ниволя, мэром местечка Сен-Можи. Тот предложил ей прокатиться в его машине, на что малышка, не чувствуя подвоха, согласилась. Месье Ниволя завез ее в уединенное место и там изнасиловал.
У несчастной Розины кровь прилила к вискам. «В какое же говно затащила нас эта маленькая сучка!» – подумала она.
Ее ярость жандарм принял за возмущение.
– Видите ли, мадам Бланвен, сначала мы подумали, что это всего лишь фантазии малышки – девочкам ее возраста свойственно такое, – да только у нее есть доказательства!
– Доказательства? – пролепетала Розина. Жандарм достал из сумки пластиковый пакет со свернутым носовым платком, в одном из углов которого Нина вышила инициалы дочери (вышивка была ее любимым времяпрепровождением). Буквы M и Ш составляли разноцветную стилизованную бабочку; работа вышла глуповатой, но милой.
– Вы узнаете платок вашей племянницы?
– Конечно.
– Он насквозь пропитан спермой, девчонка сказала, что вытерлась им после полового акта. Мы отдадим этот платок в специальную лабораторию, и если исследования докажут, что это действительно сперма мэра, то его ожидает суд присяжных, мадам Бланвен, несмотря на весь его политический вес.
– Какой ужас! – вскрикнула Розина, по-настоящему напуганная этой перспективой.
– Вот еще что, – продолжал жандарм. – Девочка утверждает, что после прогулки они заехали в бистро. Попросив хозяйку показать ей, где находится туалет, она заявила той, что бывший вместе с ней мужчина пристает к ней. Хозяйка, узнав мэра, успокоила девочку. Мы заезжали в это бистро, все факты подтвердились.
– Ну и дела! – вздохнула Розина.
В это время Мари-Шарлотт давала попить Рашели.
«Мерзкая сучка! Да она живой в рай попадет!» – подумала Розина и отважилась на вопрос:
– Если состоится суд, это будет ужасно для девочки: ей придется еще раз пережить то, что произошло с ней. Вы согласны? Ее жизнь пойдет под откос, вы ведь знаете, какие сейчас люди!
– Знаю, но этого не избежать! Изнасилование ребенка – чрезвычайно опасное преступление.
Воцарилась тишина.
Розина подумала, что, оказавшись перед судом присяжных, мэр расскажет всю правду, ведь ему нечего будет терять.
– Странно, – продолжала женщина. – Все эти три дня я не заметила никаких изменений в поведении Мари-Шарлотт, она не казалась чем-то угнетенной.
– Девочки такие скрытные, – уверенно сказал жандарм, – уж я-то знаю: у меня их трое.
В туннеле забрезжил свет. Розина судорожно сжала руку жандарма.
– Месье, – прошептала она, – вы ведь не только представитель закона, но, прежде всего, вы мужчина. Что бы вы делали на моем месте? Отвечайте начистоту.
Взглянув на роскошную грудь Розины, мужчина почувствовал, как кровь быстрее побежала по его жилам. А прическа дамочки вообще привела его в восхищение: такую не грех и трахнуть. Поврежденный глаз похотливо заблестел.
– Ну, я – это другое дело, – ответил наконец жандарм.
– Как это?
– Я ведь мужчина, поэтому прежде всего набил бы харю этому типу.
– Ладно, а потом? Я ведь вижу: вы обожаете ваших дочек, их будущее беспокоит вас. Можете ли вы представить себе одну из них, дающей показания в суде, как ее изнасиловал какой-то садист?
– Ну да все понятно, – прошептал жандарм. – Поскольку в этом деле замешан известный человек, он должен – как бы это сказать – исправить то, что натворил. Например, дав девочке на приданое, так?
Хотя голос у стража порядка был весьма грубым, Розине почудилось, что запели птицы.
– Послушайте, – сказал бригадир, – это дельце необходимо обдумать.
– Согласна.
– Я зайду завтра.
Тысячевольтный взгляд, которым одарила жандарма Розина, поразил того в самое сердце.
– Скажите, в котором часу вы зайдете, я постараюсь остаться одна.
Мужчина с трудом сглотнул.
– Вас устроит около десяти часов? Я тоже приду один.
Улыбка вышла у Розины снисходительной и многообещающей.
– А пока я попрошу вас вот о чем: позвоните мэру и расскажите ему обо всем. Пусть этот подонок засуетится.
– Рассчитывайте на меня. Если хотите, я могу позвонить ему прямо из машины.
– Вы лапочка, я хотела бы присутствовать при этом разговоре.
Розина и бригадир уселись в синюю машину с эмблемой Национальной жандармерии.
Пока они дозванивались до Ниволя, подъехал Эдуар на своем новом «Ситроене-7 В». Заметив Рашель и Мари-Шарлотт в сомнительной компании с молодым жандармом, он вздрогнул и остановил свой автомобиль на приличном расстоянии – за трансформаторной будкой, а затем подошел поближе. Эдуар не видел Мари-Шарлотт уже несколько лет и запомнил ее несносной девчонкой со взглядом исподлобья.
– Как ты здесь очутилась? – еще издали спросил он ее.
Девчонка подошла к нему – настоящий котенок, милая, приветливая.
Они поцеловались. Мари-Шарлотт объяснила кузену, что Розина решила взять ее с собой на стройку, чтобы сменить обстановку. Наслышанный о ее проказах, Эдуар спросил, указывая на жандарма:
– У тебя проблемы?
– Расскажу, когда они уедут!
Эдуар подошел поцеловать бабку. Рашель хотела придать своему лицу безучастное выражение, но все же на нем явственно читалась враждебность. Присутствие маленькой дурехи портило ей жизнь. Старуха надеялась, что девчонка сбежала, но, увидев ее вместе с жандармами, поняла, что несчастья еще посыплются на нее и Розину.
Молодой жандарм отдал честь Эдуару.
– Я Эдуар Бланвен, сын хозяйки дома, – представился тот, показывая на вагончик. – Что-нибудь случилось?
Парень, не отвечая, покачал головой, снял кепи и вытер его изнутри носовым платком.
Эдуар опустился на колени перед старухой.
– Ты не очень-то хорошо выглядишь, ба!
– А тебе разве приходилось видеть старые развалины, которые хорошо выглядят?
Рашель скорчила гримасу и показала в сторону Мари-Шарлотт: присутствие девчонки бесило ее.
Розина вылезла из полицейской машины, раскрасневшаяся, в прекрасном расположении духа. Она получила райское наслаждение, услышав протестующие вопли мэра, за которыми последовала внезапная тишина когда бригадир рассказал о носовом платке. Ниволя жалобно заикался, пока в нем вновь не победил грубиян с хлыстом. Он что-то орал о заговоре, о клевете, клялся, что не позволит обвести себя вокруг пальца, что он еще всем задаст перца! Советовал бригадиру подумать о своей карьере, потому что на этом деле тот сломает себе шею! Он с симпатией относится к жандарму, и ему будет до слез жаль его, если тот сгорит из-за этой низости. В конце концов мэр попросил жандарма держать язык за зубами, пока они не переговорят.
Вскорости жандармы уехали. Еще во время телефонного разговора Розина как могла приласкала бригадира – необходимые авансы для завтрашней встречи.
Теперь же Бланвен не могла сдержать восхищения перед смелостью и хладнокровием Мари-Шарлотт. Подойдя к троице, Розина расцеловала сына.
– Снимаю шляпу! – бросила она девчонке. – Ты далеко пойдешь! Историю с носовым платком ты продумала заранее?
– А ты как считаешь, тетенька? И остановку в бистро тоже. Этот подонок с самого начала не внушал мне доверия, я была уверена, что он попытается надуть нас.
– Вы мне расскажете, в чем тут дело, или хотите, чтобы я умер в неведении? – не выдержал Эдуар.
Мать, взяв сына под руку, увлекла его подальше, на стройку, что вызвало у Рашели ярость.
– Низкое ей спасибо! – бросила им старуха. – Я для вас – пустое место, и мне все на хрен надоело! Отправьте меня в приют, вашу мать, там я хоть вздохну!
Мари-Шарлотт наклонилась над ухом Рашели. Ухо было белым, ухо мертвеца, в которое уже не поступала кровь, и оно разлагалось изнутри.
– Заткнись, старая карга, или я тебе в хайло засуну свеклу, не очистив ее от земли!
Придя в ужас от такого обращения, Рашель замолчала и посмотрела на девчонку.
– Не стоит корчить такие рожи, старая перечница, – продолжала Мари-Шарлотт, – только попробуй позвать на помощь свою толстожопую доченьку и ее раздолбая-сыночка – дорого за это заплатишь! Ты уже в таком возрасте, когда, если не подохла, надо научиться затыкаться; коли уж собираешься отбросить копыта, то не затягивай. Так я считаю, а я способная девочка!
Присев на землю рядом с вольтеровским креслом, Мари-Шарлотт стала играть подобранными камешками. Собственно говоря, ее монолог не был адресован Рашели – это был поток сознания, девчонка давала выход всей скопившейся в ней ненависти.
– От тебя воняет, – продолжала она. – С этой вонью бесполезно бороться. Даже если вымыть твои кости в лучшем стиральном порошке, все равно ты будешь вонять. Несет не от твоего мяса, а от твоего возраста. Со стариками все кончено, им не на что надеяться; если я не сдохну раньше, то в тридцать лет я покончу жизнь самоубийством, после тридцати мне ничего не светит. Стоит ли быть способной, чтобы жить дольше других?
Увидев возвращающихся мать и сына, Мари-Шарлотт перестала бубнить. Эдуар, казалось, был в ярости: впервые в жизни он назвал Розину сводней.
– Использовать развратную девчонку, чтобы не платить за собственную глупость, – это непостижимо! Теперь посмотришь, как пойдут дела: ты выпустила джинна из бутылки!
Шокированный поступком Розины, Бланвен представлял себе мать в тюремной камере, где витала похоть, говорящей на жаргоне уголовников, ее жирный смех, вызванный грубыми намеками, и – кто знает? – может быть, предающейся лесбийским утехам с сокамерницей, пока спят дети.
«Моя мать – шлюха! В ней нет ни капли нравственности!»
А сам-то кем он был? Разве он не покупал автомобили более чем сомнительного происхождения, не перекрашивал их? Разве далек он был от того, чтобы стать заурядным вором? Если бы он не сохранил свою страсть к переднеприводным моделям, не был бы так влюблен в технику, хорош бы он сейчас был!
Розина же пребывала в сомнениях. Растерянность Дьедонне Ниволя успокаивала ее, но она опасалась, как бы излишнее усердие бригадира – а если он еще посоветуется со своим начальством! – не вызвало необратимого развития событий, могущих привести к скандальному судебному процессу, из-за чего ей придется уехать отсюда.
– Твоя шлюха-племянница – настоящая гадюка, стоит только посмотреть в ее глаза. Срочно отправь девчонку обратно; если надо, я сам отвезу ее к Нине. Это же законченная стерва. Она родилась преступницей. Ты понимаешь или нет, Розина?
Женщина молчала, но в глубине души была согласна с сыном.
– Хорошую сообщницу ты себе откопала, – продолжал Эдуар, который никак не мог успокоиться. – Честное слово, ты совсем потеряла голову из-за этой ямы с водой! Можешь ты мне наконец сказать, что ты собираешься устроить здесь?
Розина продолжала хмуро молчать.
– Скажи же хоть что-нибудь, – вздохнул Эдуар.
– Ты вроде бы избил как-то Фаусто, пока меня не было? – спросила мать.
Эдуар в который раз восхитился спокойному макиавеллизму женщин, способных не отвечать на самые жгучие вопросы и тут же переводить разговор на совершенно другую тему.
– Вот ведь засранец!
– Что он тебе сделал?
– Все то же самое: он трахает мою мать, а мне это не нравится.
Шум мотора заставил их замолчать. Появившийся из облака пыли «чероки» Дьедонне Ниволя остановился в двух метрах от матери и сына.
Из машины с безумным взором, на грани апоплексического удара выскочил мэр.
Он сразу бросился на Розину:
– Сука! Мерзавка! Сифилитичка!
Эдуар схватил Ниволя за лацканы вельветового пиджака.
– Секундочку! Это моя мать!
– Нашел чем гордиться!
Бланвен откинулся назад, а затем изо всех сил ударил Ниволя головой в лицо. Удар вышел глухим. Мэр застонал, зашатался и упал.
Эдуар спокойно дожидался продолжения. Мэр царапал землю каблуком. Из носа у него текла кровь, его крики были похожи на собачий лай. От ярости и боли Ниволя потерял достоинство, он задыхался, пытаясь выругаться.
– Вылейте ему в харю ведро холодной воды! – посоветовала Рашель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47