Захлебываясь слюной, Нина продолжала что-то бормотать. Розине послышалось: «Но что же еще я могу сделать?»
За эти слова она и ухватилась:
– Доверь ее мне, Нина! Пусть даже на несколько дней, это отвлечет ее.
Толстая Нина прекратила хлюпать носом, удивившись этому внезапному предложению.
– Но где же ты разместишь ее, бедная моя Розина?
– Не беспокойся, детей всегда привлекают походные условия!
– Ты многим рискуешь. Ей нужна крепкая мужская рука.
– Мой Эдуар живет поблизости, а ему не занимать терпения; стоит ему всыпать ей пару раз, как Мари-Шарлотт сразу станет шелковой.
Нине и хотелось, и было боязно. Уже в течение нескольких лет тринадцатилетняя дочь была для нее, что ядро на ноге каторжника. Дурной характер Мари-Шарлотт стал проявляться с самого раннего возраста. Нина потеряла счет ее побегам из дома, задержаниям за кражи в больших магазинах, бессчетное количество раз ее исключали из школы, она путалась с женатыми мужчинами. Нина была женщиной безвольной и грустной, созданной для несчастья, как другие бывают созданы для богатства. Ее жизнь состояла из одних неудач: муж уже давно ушел, она страдала от неизлечимой болезни, причем никак не могла запомнить ее название, говоря о ней «эта мерзкая штука». Она работала на почте восемнадцать лет, ни разу не продвинувшись по службе, коллеги избегали ее, начальство ее грубо игнорировало, потому что Нина была уродливой, лишенной всякого шарма, вечно стонущей плаксой, на которую со всех сторон сыплются несчастья. В общем, не женщина, а осевший под собственной тяжестью мешок с мукой. Волосы у Нины уже начали седеть, а она и не думала их красить, впрочем, и голову-то она мыла редко, так что от нее пахло, как от дешевой столовой. Серая кожа была усеяна отвратительными язвочками; от встречи к встрече двух кузин их становилось все больше. «Да она что, выращивает их?» – думала Розина. Но самое неприятное впечатление производил взгляд Нины: бесконечно тусклый, желтый, вечно печальный, будто она заранее просила прощения за любую гадость, совершенную в этом мире.
– Давай-ка я попробую проделать опыт! – заключила Розина. – После твоего последнего письма эта идея не выходит у меня из головы.
– А если она сбежит? – спросила на всякий случай Нина.
– Сбежит так сбежит, – спокойно ответила Розина, – не все ли равно, откуда она даст деру: из твоего дома или от меня. Никакой разницы ведь нет, так?
Сраженная этим аргументом, Нина вяло кивнула.
– Если ты так считаешь… Но она не захочет поехать с тобой.
– Посмотрим. Она у себя в комнате?
Нина кивнула.
– Побудь здесь, я сама поговорю с ней.
Комната Мари-Шарлотт была на самом деле чуланом площадью в четыре квадратных метра, свет проникал сюда через слуховое окошко. Стены были украшены плакатами, посвященными тяжелому року и боевым искусствам. Когда Розина вошла, девчонка курила, сидя по-турецки на кровати. Эта брюнеточка страдала легким косоглазием, отчего ее взгляд казался несколько странным; лицо смахивало на мордочку какого-то порочного грызуна, сразу определявшего, чего ждать от собеседника. Формы не слишком развиты – вряд ли она могла возбудить мужчину, даже раздевшись. Мари-Шарлотт всегда называла Розину «тетушка», так что та считала девчонку своей племянницей.
– Ну что, чертенок? – весело спросила Розина. – Как дела?
Мари-Шарлотт выпустила изо рта дым и скорчила уклончивую гримасу.
– Не все ладится? – прошептала Розина. – Ругаешься с мамашей? Да ведь она глупа как пробка!
Девчонка подняла одну бровь, заинтригованная этой хулой.
– Хотя она и моя кузина, – продолжала Розина, – я знаю ей цену и удавилась бы, если бы пришлось жить бок о бок с этой плакучей ивой! Что это ты такое куришь? Странно пахнет!
– Травку, – ответила Мари-Шарлотт.
– Похоже, тебя выперли из твоей последней школы? – доверительно спросила Розина. – Почему?
– Потому что это – моя ПОСЛЕДНЯЯ школа, – хихикнула паршивка.
«Она стерва, но не дура», – оценила Розина.
– Вчера твою старуху вызывали в дирекцию магазина «Азюр», где ты сперла кофточку?
– Точно.
– Как они тебя сцапали?
– Эти мудаки прицепили к подкладке электронный контакт.
– Ты смотри, на что они идут! Тебе еще повезло, что не передали это дело легавым.
– Они хотели, но я уладила все с директором.
– Что ты называешь «уладила»?
Мари-Шарлотт раздавила окурок о кровать и одним щелчком выкинула его из комнаты.
– Я сняла трусики и сунула их в ящик его стола.
– Ты с ума сошла! – вскрикнула Розина. – Как только тебе пришло такое в голову?
– Так и пришло! Охранник звонил в полицию из директорского кабинета. К счастью для меня, номер был занят. И он не видел меня. Директор прямо посинел. Такой буржуй недоделанный, представляешь, тетушка? Тогда он приказал охраннику бросить звонить, а только вызвать мою мать. Я показала охраннику язык, и директор потерял дар речи! Надо было видеть его рожу!
Смех Мари-Шарлотт вышел злым и слегка истеричным.
– Ты сможешь управляться с мужичками! – предсказала Розина. – А знаешь, что мы будем делать? Собирай свои шмотки: проведешь несколько дней у меня, вдоволь повеселимся, обещаю тебе!
– Да ведь ты вроде живешь в вагончике? – возразила Мари-Шарлотт.
– Ну и что? Разве ты не любишь путешествия?
Еще днем Розина договорилась о скидке с таксистом – хмурым мужчиной в кожаной куртке и в такой кепке, будто он выудил ее из залежей шляпного магазина, – и он отвез тетку и племянницу на стройку.
Когда Розина расплатилась с ним, он посмотрел на яму, вода в которой уже не поднималась.
– Раньше здесь не было воды! – бросил таксист Розине. – Я приходил сюда играть, здесь было довольно сухо.
– Пробита канализационная труба, – объяснила Розина.
– Так вот почему в городе не хватает воды! А что здесь строят? Я муниципальный советник, но по поводу этой стройки не видел никаких бумаг!
«Настоящий гестаповец», – подумала Розина.
– О! Просто благоустраиваю участок, чтобы выгоднее продать его.
– Благоустраиваете в глубину, а? Это ваша земля?
– Нас несколько наследников, – соврала Розина. – А теперь извините меня, мне нужно идти.
И она ушла, но мужчина, не пожалев своих ботинок, спустился поближе к яме, чтобы рассмотреть грязную воду.
– Настоящая сволочь, – объяснила Розина племяннице. – Все они такие в этом городишке, только и ищут, к чему бы прицепиться. Да и сам мэр…
И в порыве доверия, чему способствовала и душевная усталость, тетка рассказала маленькой извращенке о своих проблемах с Дьедонне Ниволя.
– Так что, – заключила Розина, – ты ведь уже гуляла с мужиками, Мари-Шарлотт, помоги мне уладить это дело, чтобы я могла вздохнуть посвободнее. При виде тебя этот негодяй просто растает.
Девчонка хитро взглянула на тетку.
– Ты поэтому позвала меня?
– Да что ты плетешь!
– Эй, тетка, не считай меня круглой дурой! Ты хочешь, чтобы этот хренов мэр был у тебя в руках, так? Пусть он насилует меня, а я при этом должна орать «караул»?
От такого цинизма Розина похолодела. «Боже мой, куда катится этот ребенок! Что же будет дальше, если сейчас, в тринадцать лет, ей приходят в голову подобные мысли! Да она способна на все!»
Розина пожалела, что привезла племянницу, но было уже поздно: Мари-Шарлотт предвосхитила ее желания и взяла инициативу в свои руки.
– Завтра же познакомь меня с твоим разбойником, – заявила девчонка. – Здесь есть поблизости мотель? С моим учителем английского я трахалась в мотеле. Удобно: платишь, получаешь ключ и потом сваливаешь – никто тебя и не видел.
Розина слушала ее с ужасом.
– Ты уже прошла через это? – прошептала она.
– И через это, и через многое другое, – заявила Мари-Шарлотт. – А ты что думала? Я – вундеркинд в своем роде, старушка! Когда-то мне плешь проели с Моцартом, так вот, я тоже Моцарт! Что хотели, то и получили. Твоими проблемами, тетка, займусь я. С тобой весело, с мамашей же – как будто каждый день похороны; с утра до вечера словно ходишь в траурной процессии. Но с этим покончено. Когда я тебе надоем, прямо скажи мне об этом, и я смоюсь куда подальше!
Их разговор проходил на улице. Затем тетка и племянница отправились в вагончик. Там в луже мочи дремала Рашель.
– Какой ужас! – вскрикнула Розина. – Видишь, что происходит, стоит мне только отвернуться!
– А почему ты не отправишь ее в приют? Могу тебе сказать: если когда-нибудь моя старуха придет в такое же состояние, я, не раздумывая, запихну ее туда. Ведь приюты для того и созданы, не так ли?
– Это невозможно, – ответила шокированная Розина. – Я люблю свою мать.
Девчонка покачала головой.
– Если тебе хреново с теми, кого ты любишь, то в конце концов ты перестаешь их любить.
* * *
На следующий день Розина заявила, что в связи со «встречей» нужно купить Мари-Шарлотт красивенькое платье, чем вызвала поток саркастических шуток девчонки:
– Что ты еще придумала? Считаешь, что он хочет позабавиться с образцовой девочкой? Да ничего подобного, тетка: твоего старого краба возбуждают уличные девчонки в потертых джинсах, рваных кроссовках и мужской рубашке!
– Ты так думаешь? – спросила сраженная силой аргументов Розина.
– Ты осталась на уровне твоих детских книжек, это видно по твоей прическе. Не голова, а кочан капусты!
Тетка была уязвлена: прическа – это ее культ, нечего над ней ехидничать.
– Послушай-ка, Девочка, еще не хватало, чтобы ты учила меня, как я должна причесываться.
– Очень жаль, – ответила Мари-Шарлотт. Розина была уверена, что от племянницы можно ожидать и не такого, поэтому смолчала.
Вчерашняя выпивка подкосила Рашель, и она оставалась в постели. Розина приготовила ей овощной отвар и устроила хорошую выволочку. Папаша Монготье не явился на стройку: его также мучило похмелье. Услышав шум бульдозера, Розина подумала, что пришел старый рабочий. На самом же деле Мари-Шарлотт удалось завести стальное чудовище, и она баловалась, раскатывая по пустырю. Участвуя в многочисленных кражах автомобилей вместе с дружками по кварталу, девчонка достаточно поднаторела в механике и могла управиться с самой сложной техникой. Ее не было видно в стеклянной кабине; бульдозер же разъезжал по пустырю, поднимаясь на пригорки, спускаясь в ямы – мощные гусеницы позволяли эти маневры, – а Мари-Шарлотт веселилась, как на ярмарке.
– Что это тебе вздумалось привезти сюда малышку? – спросила Рашель в перерыве между двумя приступами изжоги. – Тебе кажется, что у нас слишком много места?
– Нина совершенно без сил, – ответила Розина, – девчонка – крепкий орешек!
– Ты, что ли, займешься ее дрессировкой?
– Девчонке нужна сельская обстановка, чтобы немного успокоить нервы.
– Ты называешь этот мерзкий бидонвиль «сельской обстановкой»?
– По крайней мере, здесь хватает места; пока она балуется с бульдозером, ей в голову не лезут дурные мысли.
Вздохнув, Рашель отвернулась к стене, пытаясь заснуть. В это утро окружающий мир не радовал ее: она хотела бы забыть о нем.
Ближайший телефон находился в двух километрах от стройки в будке железнодорожного сторожа (здесь еще сохранился один из немногих переездов без автоматического шлагбаума). Дежурный по переезду жил в сторожке вместе с больной раком женой и тремя детьми. Супругу время от времени клали в больницу для лечения химиотерапией; когда Розина приходила позвонить, ее часто не было дома, и тогда мадам Бланвен разрешала сторожу потискать себя, чтобы хоть один луч солнца осветил серенькое существование несчастного. Он никогда не просил разрешения «пойти дальше», потому что терял уверенность в присутствии этой расфуфыренной дамочки с прической, похожей на львиную гриву.
Розина отправилась звонить мэру в обеденное время.
– Я достала то, что вы просили, месье мэр, – радостно заявила она.
– Уже? – удивился Ниволя.
Садистская радость распирала его. И в то же время он трясся от тревоги.
– Думаю, что вы останетесь довольны, – продолжала Розина. – Тринадцать лет, славная мордашка…
– Хорошо, хорошо, достаточно! – прервал ее Дьедонне Ниволя. – Как будем действовать?
– Я могла бы пригласить вас на стройку, но вы сами видели, в каких условиях я живу, да и калека-мать… Я могу снять номер в мотеле. Вы приедете туда, а я отправлюсь за покупками…
Мэру эта программа не понравилась.
– Если увидят, как я вхожу в мотель, разразится скандал. А от людских глаз не скроешься.
– Вы правы, – согласилась Розина. – Остается автомобиль. Вы приезжаете за ней и отправляетесь в лес. Да только и в лесу не спрячешься от любопытных. Честно говоря, лучше мотеля ничего не придумаешь.
Собеседники задумались. Розина боялась, как бы Ниволя не сорвался с крючка.
– Послушайте, – сказала она, – приезжайте ко мне домой, по пути решение и найдется.
Мэр согласился.
Из скромности сторож во время их разговора вышел. Услышав, что трубку положили, он вернулся. Грустная улыбка делала его похожим на снявшего грим клоуна.
– Как себя чувствует ваша супруга? – спросила Розина.
– Это конец, – ответил бедняга, лаская тяжелую грудь гостьи, – она не выйдет из больницы.
Бланвен сказала ему какие-то успокаивающие слова, а сторож тем временем продолжал знакомиться с ее пышными формами, выпиравшими из легкого платья. Розина положила на клеенку монету в десять франков.
– Крепитесь, месье Машерю. А тот продолжал тискать ее.
«Болван, – подумала Розина, – как бы по его вине какой-нибудь случайный поезд не сошел с рельсов».
7
Отношение Эдуара и Банана к новой машине можно было назвать благоговейным. Они подходили к ней, держа руки за спиной – так подходят к витрине, за которой выставлены сокровища Британской короны, – молча оглядывали ее со всех сторон, охваченные чувством восхищения. Это случалось с ними внезапно, прямо во время работы. Эдуар прекращал возиться с каким-нибудь болтом и предлагал Банану:
– Поздороваемся с Жюли?
Так они окрестили новую покупку. Подмастерье не заставлял просить себя дважды и первым бросался к машине. В нее действительно можно было влюбиться; оба мужчины испытывали к ней настоящую страсть, причем не ревновали ее друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47