Княгиня только что сказала ему об этом: он действительно обладал необычайной привлекательностью. В его глазах горел огонь неиссякаемой мужской силы, а женщины прекрасно понимают язык взглядов. Один мимолетный знак Эдуара вызывал в них огонь желания.
Князь с неотразимой улыбкой прогуливался от столика к столику. Улучив момент, Элоди шепнула ему:
– Вы потрясающи, от вас идут токи обольщения. Их любовная авантюра без любви продолжалась.
Они представляли довольно странную пару, со странными любовными забавами. Эдуар звонил Элоди в конце дня, чтобы узнать, мог бы он заехать к ней в офис. Каждый раз она отвечала утвердительно. Когда Эдуар приезжал, он здоровался со служащей, которая о нем докладывала. Элоди никогда не заставляла себя ждать и встречала его в приемной: «Если вы хотите, то можете зайти, Ваша светлость…»
Переступив порог, она закрывала дверь, проверяя для страховки латунные засовы, затем раздевалась. Элоди никогда не надевала трусики перед приходом Эдуара. Князь обхватывал обеими руками ее бедра и приподнимал. Элоди расстегивала его брюки, высвобождая член. Эдуар входил в нее, лукаво гримасничая, и начиналось неистовство.
Князь овладевал ею стоя, его мужская сила была неисчерпаемой, грубые толчки внутри лона заставляли Элоди дрожать от возбуждения. Чтобы сдержать крик, она впивалась зубами в воротник его пиджака, они переворачивали кресла, стулья, телефонные аппараты, столики со справочниками. Это был ураган страсти! Иногда в конце совокупления он валил ее на письменный стол из красного дерева и кончал так бурно, что доводил свою партнершу до полного изнеможения, до обморока.
Естественно, что цель этих визитов не могла оставаться тайной для сотрудников Элоди, да она и не пыталась ничего скрывать.
Провожая обычно князя до дверей своего кабинета, она бросала на своих служащих ледяной взгляд.
Во время этих лихих свиданий князь действовал без слов. После акта, приводя себя в порядок, он бормотал:
– Что я еще должен сказать? И тут же добавлял:
– Сказать больше нечего.
И уходил. Во время свиданий они никогда не говорили о делах. Все серьезные проблемы обсуждались по телефону.
Закончив то, что князь называл «кругом почета», он отправился вместе с Элоди в буфет и попросил сандвич с гусиной печенкой. Он предпочел бы круто сваренные яйца под майонезом, так как, несмотря на изысканность блюд, к которым его приобщали, он постоянно испытывал неутолимую тоску по свинине с картофелем и кислой капустой, а еще по селедке с картошкой, политой растительным маслом.
Они сели за столик герцога Гролоффа. На старике теперь был зелено-желтый мундир, в котором он напоминал недозревшую тыкву. Мисс Маргарет в черном узком платье сидела в конце стола, едва дотрагиваясь до еды. Она опустила глаза и только иногда бросала на князя взгляд, полный тоски, любви и неосознанной ревности. Эдуар заговорил с Элоди о том, как великолепно удался вечер. Оркестр исполнял Моцарта. Толстая герцогиня обожралась и осоловело смотрела в тарелки. Князь забавлялся, глядя на этих трех столь разных женщин, вспоминая, как проводил с ними время.
Ему вдруг пришла в голову мысль: ведь когда-нибудь ему придется жениться, чтобы сделать Гертруду прабабушкой. Такая перспектива не очень его радовала. Старая дама уже неоднократно высказывалась по этому поводу. Она говорила о титулованных семьях, в которых были дочки на выданье. Гертруда хотела, чтобы Эдуар женился на девушке из благородной семьи, дабы разбавить в его детях гены простонародья. Князь не возражал ей. Но он был уверен, что никогда не сможет никого полюбить так, как свою Эдит. Зато будущее предвещало легкие победы; он хотел бы жениться на какой-нибудь дурехе, чтобы легче было ее обманывать.
– Следующий прием, – предупредил Эдуар, – будет озорным народным гулянием.
– Прекрасная идея, – одобрила Элоди, – это понравится моим кальвинистам.
– Будут танцы под аккордеон! – продолжал князь. – Я хочу, чтобы был только аккордеон, колбаса с чесноком, бочонок божоле и лампиогирлянды, как на ярмарке!
– Гениально! – ликовала Элоди. – А когда состоится этот праздник?
– Как можно скорее. В следующем месяце, например.
– Не слишком ли рано? Пусть пройдет какое-то время после сегодняшнего приема. Не балуйте их слишком!
– Минуточку! – сказал князь. – Я устраиваю праздник не для них, а для себя.
Элоди улыбнулась:
– Причуды князя, Ваша светлость?
– Возможно.
И он убрал свою ногу, которой пыталась завладеть под столом толстая обожравшаяся супруга Гролоффа.
* * *
Новый прием состоялся через три недели и принес настоящий успех. Приглашенных на этот раз было меньше, и меньше было дипломатов и высокопоставленных чиновников, которые своим присутствием наводили бы тоску. Они плохо сочетались с аккордеоном, шейными платками и рубахами апаш.
На сей раз не стали прибегать к услугам изысканной кухни отеля «Ричмонд», а заказали все у немца, владельца загородного бистро «Ле Валлон»: сосиски под белым вином, солонину с чечевицей, жареную колбасу с картошкой, рубцы и многое другое, чем так славится французская кухня. Гости набросились на требуху, запивая ее вином, которое официанты разливали из бочек. Бочка стояла возле каждого стола.
Гости быстро напились и расковались.
Женщины были навеселе; они смеялись, визжали, провоцировали мужчин проявить свою мужскую доблесть. Эдуар с наслаждением наблюдал эту картину, притоптывая ногой в такт вальсу и танго, которые исполнял в сопровождении оркестра знаменитый Андре Вершурен.
Князь танцевал с самыми красивыми и с самыми сексапильными женщинами и весь вечер пребывал в крайнем возбуждении. Он предусмотрительно захватил с собой маленькую записную книжечку. Просматривая ее после бала в своей спальне, он насчитал около двадцати телефонных номеров, каждый из которых был помечен таинственным знаком. Это был самый интенсивный период в сексуальной жизни Эдуара. Он даже не подозревал в себе таких способностей по части любовных подвигов. Чтобы не иметь никаких проблем, он снял комнату в дешевом отеле в районе вокзала Карнавен. Эдуар предпочитал отели, ибо обстановка захудалой гостиницы больше соответствовала блуду и разврату, нежели замок. Он выбирал номер из своей записной книжки и, когда на другом конце провода брали трубку, коротко говорил:
– Эдуар де Монтегрен. Вы согласны приехать ко мне в пятнадцать часов в отель «Спландид-Мирадор», комната четыреста восемнадцать?
– Но, Ваша светлость…
– Да или нет? – спрашивал он резко, едва сдерживая раздражение.
– Хорошо… возможно… я постараюсь.
– Вот именно – постарайтесь!
Он вешал трубку.
«Причуды князя», – сказала Элоди. Эдуар в это играл. Он играл в «причуды князя».
Женщина всегда приезжала «в боевом оперении», в самых своих лучших нарядах. Ее, конечно, удивляло место, выбранное князем для свидания, но он объяснял: «Это возбуждает!», и она умолкала.
Эдуар подстегивал свое воображение, требуя от своей партнерши-на-час самых изощренных наслаждений. Она подчинялась его прихотям, даже заново одевалась и раздевалась, если ему этого хотелось.
По окончании «сеанса» он одевался и уходил, даже не назначив второго свидания.
Иногда Эдуар назначал два свидания в день, а ночь из любезности он проводил с мисс Маргарет.
Этот беспорядочный образ жизни начал беспокоить Гертруду, и она решила откровенно поговорить с внуком.
– Мой милый мальчик, – сказала она, – я знаю, что Скобосы были очень лихими в любовных делах, но я боюсь за тебя, ибо ты не привык к беспутной жизни. Это может плохо кончиться. Это уже слишком, Эдуар. Не впадай, мой дорогой, в праздность и займись полезным делом. Есть поговорка: «Женщина, которая не приносит ребенка, приносит огорчения».
Князь не обиделся на Гертруду за эту откровенную беседу. Он всегда был честен с другими и с самим собой.
– Вы правы, княгиня, – сказал он. – Я собираюсь перекрасить наш «роллс»!
31
Розина решила угостить рабочих шампанским, чтобы отпраздновать завершение стройки. Она соорудила некое подобие стола из двух перевернутых ящиков, покрыв их белыми салфетками. В желтом пластиковом ведре, наполненном льдом, охлаждались три бутылки вина. На блюде были сложены сандвичи с яйцами вкрутую, помидоры, анчоусы и ветчина. Четверо мужчин поставили под навес свои инструменты, помыли руки под краном, вбитом в отверстие трубы, уходящей под землю. За исключением бригадира, трое были арабы, и Розина пожалела, что сделала так много сандвичей со свининой. Она подумала, что и шампанского она купила слишком много, так как эмигранты предпочитают апельсиновый сок. Розина так долго ждала этого момента, так мечтала, представляя, каким великим и радостным будет этот день. И вот наконец работы закончились. А у нее на глазах были слезы.
Розина грустно смотрела на бывшую строительную площадку. Почему Фаусто, несмотря на обещание, не пришел? Он бросил ее несколько месяцев назад, а когда появлялся иногда ненадолго, то даже не пытался ее поцеловать. У него всегда находились объяснения: сверхурочная работа, тренировки со знаменитыми спортсменами, имена которых он перечислял… Розина не была глупа. Она слишком хорошо знала жизнь, чтобы понять причину всех этих отговорок. Просто ее чемпион нашел ей замену.
Поначалу Розине было очень больно, но потом она смирилась. Двадцать пять лет разницы – ничего удивительного, что все закончилось столь печально. Она-то всегда знала: в конце концов судьба предъявит ей счет.
Свежий асфальт дымился на солнце, распространяя въедливый острый запах. Асфальт блестел, как панцирь насекомого, он окаймлял площадь правильной геометрической фигуры, внутри которой разбили газон с зеленеющей травой. В центре газона из-за прорыва канализационной трубы стояла вода.
На глинистой почве в этом районе, где часто идут дожди, вода еще долго будет стоять, пока не испарится. Но природа не терпит нарушения равновесия: достаточно появиться воде в неположенном месте, как сразу же возникает новая фауна: появляются водяные пауки с длинными лапками, голубые и зеленые стрекозы и даже странные моллюски, питающиеся водорослями.
– Подходите! Подходите! – крикнула Розина мужчинам, которые, стоя поодаль, неловко переминались. – Кто из вас откроет шампанское? У меня слабые руки!
Один из арабов открыл бутылку и налил себе первому. Другой араб выбрал апельсиновый сок. Только бригадир, волосатый южанин, попробовал сандвич с ветчиной.
Розина пила, чтобы опьянеть, осушая стакан за стаканом, что, безусловно, вызвало неодобрение у арабов.
С трудом осилив одну бутылку вина и едва притронувшись к сандвичам, рабочие ушли.
Оставшись одна, Розина разрыдалась. Окончание работ не принесло ей радости. Эта стройка была для нее смыслом жизни. Розина вложила в нее все, начиная с собственных сбережений, маленького наследства, завещанного ей матерью, и грандиозных планов, связанных с осуществлением ее мечты – строительства велодрома для своего Фаусто. Словно упрямая Пенелопа, она день за днем вышивала свою скатерть, но вот, когда наконец все закончено, тот, для кого она так старалась, бросил ее, оставив ей лишь горечь разлуки.
«Что я буду со всем этим делать?» – спрашивала она сама себя. Но ответа не было. Внезапно она посмотрела трезво, без иллюзий на окружающий ее маленький мирок, который она нежно любила, и увидела вдруг сумрачную и неприглядную картину. Три вагончика, которые ей прежде так нравились, напоминали жалкую опереточную декорацию.
Одиночество стало невыносимым. Розина ощутила его внезапно со всей остротой и болью. Это было похоже на болезнь. Она не видела теперь смысла и дальше оставаться в этом мрачном месте.
Розина могла бы уехать в Версуа: сын ее – наследный принц, она – герцогиня. Но Розина понимала, что для обитателей замка она навсегда останется горничной, которой пожаловали титул из государственных соображений. Уклад жизни в Версуа наводил на нее ужас: игра в карты с герцогиней Гролофф, чей титул был такой же фальшивкой, сиденье у телевизора, чопорные беседы за столом с княгиней Гертрудой. Она знала, что ее будет угнетать сама атмосфера замка. Застывшая тишина парка, озеро, величественные и злые лебеди – все это напоминало кадры из довоенных фильмов. Такой почти монастырский образ жизни для Розины был немыслим, он вызывал у нее протест, бурная, жизнелюбивая натура простолюдинки не могла с ним смириться. Эдуар в Версуа чувствовал себя как дома, в нем заговорили гены князей Скобос: он был теперь больше Скобос, чем Бланвен. Розина же обречена вечно ощущать себя в замке служанкой, воспитанной родителями-коммунистами, для которых Ленин заменил Бога.
Розина села на большой плоский камень, рядом с импровизированным столом, на котором остатки пищи уже стали разлагаться на солнцепеке. Будучи оптимисткой, Розина пыталась внушить себе, что она крепкая, здоровая женщина, любящая жизнь и мужчин, и что она обязательно кого-нибудь встретит.
Розина все еще витала в облаках, переходя от хандры к надежде, когда услыхала шум. Из-за поворота выскочил мотоцикл, на нем сидели двое – мужчина и женщина. Парень был в голубых джинсах, с обнаженным торсом. У него было тщедушное, безволосое тело: непропорционально большой шлем делал его похожим на персонаж из какого-нибудь фильма ужасов или фантастического романа. Его спутница выглядела не лучше. Когда мотоцикл остановился, она сняла шлем, и Розина узнала Мари-Шарлотт.
– Я больше не надеялась тебя увидеть, – призналась Розина, обнимая племянницу.
– Со мной никогда не стоит терять надежду, – ответила девчонка.
Ее спутник тоже снял шлем, но остался стоять поодаль, даже не делая попытки поздороваться. Он был похож на азиата.
– Как твои дела? Чем ты занимаешься? – спросила Розина у Мари-Шарлотт.
– Живу, – ответила та коротко.
– Ты живешь, а твоя бедная мать о тебе ничего не знает, места себе не находит от беспокойства.
– Она всегда найдет причину поволноваться – она вечно ноет.
– Ты еще не попадала в тюрьму?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47