– Здесь внутри патроны, нашпигованные дробью, – объявил он с гордостью. – Первому, кто дотронется до моей сестры, я прострелю ноги.
– Не играй в хреновые игры! – проворчал Эдуар. – Где ты раздобыл ружье?
– Я его умыкнул у старика, путевого обходчика. Я ему ремонтировал «селтакар гратос». Когда я привел его машину в гараж, старика не было. Это ружье ржавело в куче тряпья; я уверен, что он и не заметил его исчезновения. Я потратил много времени и сил, чтобы привести его в порядок.
Эдуар скорчил гримасу.
– Я боюсь оружия, – сказал он.
– А я, – взорвался Селим, – боюсь банды подонков, которые могут еще раз отправить мою сестру в больницу.
Эдуару нечего было возразить, и он повел их обедать в ресторан. Молодые люди ели с большим аппетитом. Сидя напротив князя, Наджиба не сводила с него глаз.
– Ты очень изменился, – сказала она.
– В худшую или лучшую сторону?
– Ты стал другим.
Эдуар больше не задавал вопросов. Теперь Наджиба, естественно, обращалась к нему на «ты». Вдруг Банан положил вилку на стол.
– Ох, – вздохнул он, – я должен тебе сообщить печальную новость, Дуду!
Это не было телепатией, но Эдуар внезапно понял, о чем ему хочет сказать Банан.
– Она умерла?
– Позавчера. Ее уже похоронили.
– Почему ты мне об этом не сообщил?
– Я узнал сам только после похорон.
– Я думаю, что плохие новости могут подождать, слава Аллаху!
Князь ощутил щемящую пустоту и страшную печаль. В памяти возник образ Эдит на похоронах ее мужа, а затем чуть позже, в день, когда он пришел к ней и они стали любовниками. Ему нравилось повторять и говорить ей это слово.
Все события в его памяти вспыхнули с внезапной четкостью. Он как бы обрел власть над утраченным временем и заново переживал свою любовь.
Банан с уважением отнесся к его горю. Он ел и пил молча. Наджиба продолжала пристально, с обожанием, смотреть на князя.
– Ты теперь пьешь спиртное? – чуть слышно спросил Эдуар, видя, как она подносит к своим губам бокал с вином.
– А мне плевать, – ответила Наджиба, – и мои дети тоже когда-нибудь будут пить.
Эдуар выпил за ее здоровье, еле сдерживая слезы. Горечь утраты сдавила горло, и он вышел из-за стола, процедив сквозь зубы свои извинения. Князь смотрел на Сену, воды которой в этот вечер казались ему мрачными и печальными. Около берега плавали щепки и грязь.
Здесь в последний раз в кабачке Шарика он ужинал с Эдит вместе с матерью и Фаусто. Эдит выглядела счастливой. Грязная вода Сены текла с обманчивой беспечностью, унося пену и отблески огней. Вид, который ему когда-то напоминал пейзаж Моне, открывавшийся на другой, противоположный берег Сены, теперь был обезображен зданиями из бетона, окрашенными в немыслимые дикие тона.
Позади себя Эдуар услышал мягкий стук, оглянулся и увидел Наджибу. Она прилипла к его спине, обняла его за талию, как это обычно делают спутницы мотоциклистов, цепко держащиеся за своих отчаянных рыцарей. Девушка потеряла всю прежнюю скромность и вела себя словно любовница.
Это объятие было неприятно Эдуару. Он повернулся и попытался мягко высвободиться, чтоб не задеть ее самолюбие. У князя было подспудное желание поцеловать девушку, приласкать ее упругую грудь, которая всегда так его возбуждала. Но противный запах, исходящий от нее, оттолкнул Эдуара.
– Пойдем заканчивать обед, – сказал он.
* * *
Когда они подъехали к гаражу, там их ждал полицейский, который изо всех сил барабанил в закрытую дверь. Его мотоцикл, сверкающий хромом, словно только что выехал из автосалона.
– Вы меня ищете? – поинтересовался князь.
У полицейского было круглое, обманчиво добродушное лицо.
– Это вы Эдуар Бланвен?
– Да.
– Я уполномочен передать вам повестку в уголовный суд Версаля.
Он протянул запечатанный конверт, бросив на Эдуара обеспокоенный взгляд.
– Распишитесь, пожалуйста, здесь! – сказал он, протягивая журнал-реестр с загнутыми страницами.
– Но в чем дело? – запротестовал Эдуар.
– Я думаю, что в повестке все изложено.
Князь аккуратно распечатал конверт и прочел бумагу. Он был поражен. Его извещали в жесткой форме, что, ввиду неоднократной неявки в прокуратуру Версаля по делу об укрытии краденых машин, он обязан явиться в уголовный суд.
– Я никогда не получал никаких повесток, клянусь вам! – уверял Эдуар полицейского.
Однако тот лишь пожал плечами.
– Зато эту вы, во всяком случае, получили, – сказал он, усаживаясь на свой мотоцикл.
В полной растерянности все трое провожали его взглядом, пока он не скрылся за поворотом.
– Ты когда-нибудь видел повестки на мое имя? – спросил Эдуар Банана.
– Если бы я их получил, я бы тебе переслал. Эдуар повернулся к Наджибе:
– А ты…
Он не закончил фразу, увидев, что она плачет.
– Черт возьми! Что ты натворила? – закричал Эдуар.
– Я их выбросила.
И Эдуар, и Банан потеряли дар речи, настолько абсурдным был поступок Наджибы.
– Ты законченная идиотка! – сказал Банан. Эдуар просто спросил:
– Зачем?
– Я не хотела, чтоб тебе причиняли неприятности. Я думала, что тебя надо защитить!
– О дьявол! Ты просто взбесившаяся сучка! Ты ничего не соображаешь, наделала кучу глупостей и гадостей. Ты впала в первобытное состояние. Тебе бы жить в эпоху там-тама и шаманов! Ты даже не представляешь, в какое дерьмо ты меня вляпала!
Растерявшись от этого шквала ярости, Наджиба села, поджав под себя ноги, на брезент, которым обычно при ремонте закрывают сиденья машин, чтобы не повредить ткань. Сгорбившись, с опущенной головой, она была похожа на жертву, обреченную на заклание.
Эдуар сжалился.
– Пойди приведи себя в порядок и извини меня за то, что я тебе наговорил, – вздохнул он, проводя рукой по ее недавно отросшим жестким волосам.
Наджиба не двигалась.
Огорченный Селим, щадивший сестру, не осмеливался сделать ей выговор за ее нелепое поведение.
– Как же я ничего не замечал? – хмыкнул он. – Что это ей пришло в голову? Она ведь умная…
Эдуар оставил их и отправился проконсультироваться с адвокатом. Среди его клиентов был старик-адвокат, который не пользовался большой популярностью, но был ему симпатичен.
Мэтр Кремона жил в Вокрессоне на старой вилле из песчаника. В неухоженном саду яростно лаяла гладкошерстная одноглазая громадная собака. Хозяин не захотел привести в порядок густые заросли в саду и избавиться от сорной травы.
Эдуару открыла не совсем еще старая женщина, при виде которой непроизвольно в голову пришло слово «неряха». У нее были длинные обесцвеченные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам. Этакая карикатура на Офелию. На старухе был бумазейный пеньюар, карманы которого свисали, как уши слона. Ее варикозные ноги, замотанные в бинты сомнительной чистоты и сами грязные, были обуты в домашние туфли со стоптанными каблуками. У нее был тусклый взгляд, бледное лицо и брови, подкрашенные карандашом, в форме пагоды.
Князь сказал, что хотел бы видеть мэтра Кремона по делу.
– Анри! – резко прокричала женщина.
Ее крик был похож на рык дикого животного.
– Иду! – ответил Анри, прерывисто дыша.
Шум спускаемой в бачке воды заполнил весь первый этаж, после чего из туалета вышел адвокат. Старик сразу узнал своего механика.
– Бланвен! Какими судьбами?
Он приближался, протягивая на ходу руку для приветствия.
– Не думаю, что меня к вам занес счастливый ветер.
– Позвольте представить мою жену, – с гордостью сказал старик, показывая на «неряху».
– Мое почтение, мадам! – поклонился князь.
– У вас проблемы? – спросил Кремона.
Он провел Эдуара в кабинет, находившийся рядом с входной дверью.
– Проблема одна, но тем не менее очень серьезная, – сказал князь.
Непроветриваемая комната, в которой явно годами не убирали, была пропитана запахом заплесневелых бумаг и скопившейся грязи. Вдоль стен высились груды папок, картонных ящиков и пожелтевших журналов.
Кремона обошел сваленные в кучу папки с делами, чтобы пробраться к своему вертящемуся креслу. Эдуару повезло больше: он беспрепятственно прошел к кожаному креслу, предназначенному для посетителей.
Князь изложил суть дела. Кремона принял позу своего знаменитого итальянского однофамильца, открывшего законы начертательной геометрии. В глубокой задумчивости адвокат водил карандашом по своей вставной челюсти, будто по ксилофону.
– Ваш подмастерье, малыш Селим (он его прекрасно знал), мог бы засвидетельствовать, что его сестра после катастрофы стала не вполне психически нормальной? Кроме того, он должен подтвердить ее признание, касающееся уничтожения вашей корреспонденции. Вы просто можете доказать, что вас не было во Франции в данный период. Остается основная и самая важная проблема: покупка этой украденной машины. Вам передали контракт по продаже?
– Нет.
– Вы платили наличными или чеком?
– Наличными.
– Сколько?
Эдуар назвал сумму, которая привела старого адвоката в замешательство.
– Оказывается, эти малютки на колесиках так дорого стоят?
– Все зависит от модели, мэтр.
– Продавец вам передал технический паспорт?
– Нет.
Адвокат нахмурился.
– Какие же были на ней номера без технического паспорта?
– Какие-то были, но продавец и их забрал.
– Вы поинтересовались, откуда эта машина, Бланвен?
– Страсть делает коллекционера неосторожным, мэтр.
– Но хоть что-то он вам объяснил?
– Ничего, так как я ни о чем не спрашивал; но если бы я задал вопрос, то он поклялся бы всеми богами, что купил машину у одной вдовы в провинции.
– Я мог бы вывалить все судье, хотя сомневаюсь, что буду достаточно убедительным. Но, в конце концов, надо попытаться, если только через месяц не найдется ничего получше.
Эдуар заплатил положенный адвокату гонорар и по дороге все время задавал себе вопрос: если Кремона не выиграет дела, что с ним, Эдуаром, будет?
28
Элоди Стивен остановилась в Париже в очаровательном отеле, принадлежавшем гомикам с изысканным вкусом. Они вложили крупный капитал, чтобы придать отелю элегантность и изящество. Мебель эпохи Людовика XIII прекрасно сочеталась со стенами, покрытыми густым слоем белой штукатурки. На стенах висели картины XVIII века в роскошных рамах. Все, вплоть до мелочей, было сделано из серебра, а скатерти так туго накрахмалены, что с ними могла сравниться в прочности только просфора. Неожиданное сочетание цветов сначала удивляло, потом радовало глаз и воспринималось как само совершенство.
Уже в холле Эдуар был потрясен интерьером и роскошной мраморной лестницей.
О нем доложили, и он был приглашен на второй этаж, в двести двадцатую комнату.
Элоди ждала его в дверях, со сложенными на груди руками, неизменно насмешливая. Эдуару понравился ее элегантный костюм: черная юбка-брюки с золотой прошвой и выполненная в том же стиле черная блуза. У Элоди был врожденный вкус, и это князю очень импонировало.
Девушка подчеркнуто посмотрела на часы.
– Как говорится, точность – вежливость королей. Я благодарю вас за вашу пунктуальность, Ваша светлость.
Эдуар пожал ей руку и вошел. Общество этой молодой красивой женщины наполнило его ощущением комфорта, уюта и безопасности. Все его страхи и тревоги, связанные с повесткой, уголовным судом исчезли как по мановению волшебной палочки.
– Здесь просто замечательно, – сказал князь, разглядывая кровать с колоннами и репродукции Фрагонара на стенах. – Мне хотелось бы сделать нечто подобное в Версуа, а то замок слишком мрачен и до приторности помпезен.
– Со временем я найду вам подходящего архитектора, – пообещала Элоди.
Эдуар улыбнулся.
– Вообще, ваша профессия состоит в том, чтобы вы стали необходимой людям.
– Нет, ее задачи другие: люди должны считаться со мной, – поправила его Элоди.
– Это, должно быть, восхитительно-опьяняюще.
– Как охота для охотника или Уимблдонский турнир для теннисиста. Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
– В таком случае мы выходим на тропу войны.
Элоди собирала сумочку. Эдуар с наслаждением наблюдал за ее передвижениями по комнате. Она обладала особой, почти воздушной грацией.
– Вы замужем?
– Разведена. Я была замужем за очень милым иностранным дипломатом из Сирии, но вскоре от рахат-лукума у меня случилось несварение желудка.
– У вас нет детей?
– Нет. Он оставил мне только собаку, ужасно забавную таксу. Идем?
Элоди взяла напрокат машину с шофером для многочисленных поездок по Парижу. Она объяснила своему клиенту, что так можно выиграть время, ибо искать стоянки в Париже просто невозможно.
– Начнем со Смальго, – решила Элоди, – там мы закажем смокинг. Дальше мы объедем всех знаменитых кутюрье: Сен-Лорана, Черутти, Кардена, Армани.
Вылазка его развлекала. Возможно, взрослые женщины так играют в куклы? Женщины ведь непредсказуемы!
Начался калейдоскоп кутюрье высокой моды. Поначалу Эдуар, всю свою жизнь носивший готовую одежду, находил все это забавным. Но через несколько часов ему все осточертело. Усердные продавцы с торопливой услужливостью заставляли его ощупывать груды тканей, примерять одежду, разглядывать кипу материалов, восхищаться силуэтами моделей на глазированной бумаге. Они предлагали ему на выбор разнообразные модели: пиджаки однобортные и двубортные, с высокими и низкими застежками, борта узкие, прямые или шалевые. Перед ним разворачивали нескончаемое количество отрезов на любой вкус: саржа, натуральный шелк, чистая шерсть, кашемир, лен, альпага, чесуча…
От всего этого у него началось легкое головокружение.
Эдуар представил себя в комбинезоне механика – а ведь это было совсем недавно, – как он валяется под машиной, перепачканный отработанными маслами.
Невозмутимая Элоди наблюдала за всем, требовала то, что ей не собирались показывать, подгоняла его, заставляя поскорее сделать выбор. В результате она всегда принимала решения за него, и все это игриво, весело, жизнерадостно.
Элоди записывала заказы в свою огромную красную книжку, разбухшую, словно боксерская перчатка.
Эдуаром завладели закройщики, которые снимали мерки и диктовали их продавцам.
Ему хотелось пить, он чувствовал себя выжатым как лимон, и от этого был хмур и мрачен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47