– Вы первая пострадали от него, другие тоже должны смириться: у природы свои причуды.
– Природа природой, – проворчала Розина, – но потревожили-то ее мы.
Образовался настоящий пруд, и вода поднималась все выше по стенкам ямы. Сначала Розина обрадовалась, она считала, что из этого можно будет извлечь какую-нибудь выгоду, но теперь ее грызло беспокойство. Бульдозер выпустил наружу таинственную и неукротимую силу, и катастрофа казалась неизбежной.
Папаша Монготье вылез из кабины и присоединился к своей хозяйке, глядя на поднимающуюся воду.
– А все-таки это красиво!
– Пожар тоже красив по-своему, – буркнула Розина, – так что вы предлагаете насчет траншеи?
Старик ответил не сразу, изучая рельеф с видом знатока.
– Вот что я думаю, – объявил Гюсту по зрелом размышлении. – За горловину я примусь в метре от нынешнего уровня и выведу ее прямо к канаве на департаментской дороге, вода и уйдет через эту канаву. Ведь для этого-то она и создана, разве не так? Обогнем соседские участки, никакого шуму и не будет.
– Может, это и в самом деле решение, – признала Розина. – Сколько потребуется времени, чтобы вырыть траншею?
– Ну, значит, кладите один день: от дороги-то недалеко.
– Тогда принимайтесь за дело без раскачки, Гюсту!
Он радостно улыбнулся. Хитрюга Розина покорила старика Монготье тем, что при первой встрече, схватив его за ширинку, заявила: «Готова биться об заклад, что там кое-кто еще живет». Чтобы приручить человека, иногда бывает достаточно одного жеста или фразы.
– У вас еще есть выпить? – спросила Розина, указывая на кабину.
Монготье отрицательно покачал головой.
– В моей бутылочке мелеет быстрее, чем в этом гадком ручье, мадам Бланвен.
– Сейчас принесу вам новую бутылку, – пообещала Розина.
* * *
Рашель лежала в постели, заявив, что у нее начинается грипп. Всякий раз, как дочь выставляла ее на улицу, чтобы потрахаться со своим гонщиком, старуха утверждала, что простудилась: пусть эта шлюха почувствует свою вину. Но хорошо знавшая ее Розина не покупалась на эти уловки, а наоборот, принималась орать на мать. Услышав, что рядом с вагончиком остановилась машина, Рашель обрадовалась, подумав, что приехал Эдуар. Каково же было ее огорчение, когда в проеме появился массивный мужчина в костюме из зеленого вельвета, серой рубашке и зеленом же галстуке. У него была красная лысина и седые волосы на висках, выглядел он отъявленным мерзавцем, причем именно это, казалось, и придавало ему уверенности.
Он кивком поприветствовал старуху.
– Могу я видеть мадам Бланвен?
– Это я, – ответила Рашель.
– Тогда мне нужна ваша дочь.
– Она на стройке.
Он усмехнулся:
– Тоже мне стройка!
Его тон внезапно изменился, и он резко спросил:
– А что здесь строят?
– Ни хрена не знаю, – ответила Рашель. – Спросите лучше у нее, может, вам она скажет!
Заложив руки за спину – типичный помещик, осматривающий свои владения, – мужчина отправился на поиски Розины.
Пройдя несколько шагов, он увидел ее; она как раз вылезала из ямы в заляпанных сапогах. На ней была довольно короткая черная плиссированная юбка и блузка красного цвета. Мужчина подумал, что она похожа на клоуна.
– Ты смотри! Месье мэр! Каким ветром? – закричала Розина.
– Морским! – усмехнулся мэр, показывая на пруд. Она изобразила на своем лице радость:
– Успели увидеть? Оборудуя пустырь, мы наткнулись на источник.
– Странный источник, – ответил мэр.
Нюх подсказывал Розине, что этим визитом она обязана именно работам на пустыре, и ей стало страшновато. Но, выбрав линией поведения невинность и доброжелательность, она продолжала эту линию вести.
– С ума сойти можно, как вода сразу облагородила весь пейзаж! Вы не находите? А вокруг пруда я высажу ивы.
По мнению Розины, ее улыбка должна была выйти обезоруживающей. Но Дьедонне Ниволя не торопился менять гнев на милость. Противные пучки волос торчали у него из ноздрей, отвислая нижняя губа была мокрой.
Переехав сюда, Розина нанесла визит мэру и спросила у него разрешения приступить к благоустройству пустыря, но дожидаться официального ответа на свою просьбу не стала: дело могло бы затянуться, да и за результат нельзя было поручиться.
– А что вы хотите здесь устроить? – спросил тогда Ниволя.
Розине хорошо были знакомы похотливые взгляды таких же, как и мэр, самцов, а когда речь шла о ее интересах, она снисходительно относилась к подобному поведению. В общем, она решила возбудить его.
В тот день они остались наедине в крохотном кабинете мэра. Розина высоко закинула ногу на ногу и незаметно расстегнула две пуговки на блузке.
В ответ на глупый вопрос «Что вы хотите здесь устроить?» Розина лишь пожала плечами. Затем пустилась в объяснения: она получила в наследство этот малопривлекательный пустырь, хочет, чтобы он со временем приносил доход, а для этого надо сделать его более приятным для глаза, расчистить, убрать неровности, может быть, заасфальтировать некоторые участки, предложить землю для застройки. Впрочем, она как раз и хотела спросить совета у месье мэра, а если он еще согласится сотрудничать с ней в этом деле…
Хотя женщине и не удалось полностью одурачить Ниволя, все же он дал ей устное разрешение, чего она и добивалась.
– Я просто должна расцеловать вас! – с энтузиазмом воскликнула Розина.
Она едва прикоснулась к его рту губами, как мэр тут же принялся слюнявить ее, просунув одну свою руку ей в лифчик, а другую запустив в трусы. Последовали ее ответные действия, приведшие Ниволя в состояние полного удовлетворения. Будучи человеком с животными инстинктами, он, занимаясь любовью, как бы попадал в подчиненное положение, зато крепко обнимая и тиская женщину, он укрепился в своем пренебрежительном отношении к ней. Умелые ласки Розины развязали язык мэра, он отдался своим фантазиям, мечтая о большем, потому что в душе Ниволя был садистом. Задыхаясь, с остановившимся взглядом, сжав зубы, он хрипло мычал о том, чего бы ему хотелось.
Дьедонне Ниволя не обременял себя связями с женщинами, ведь это могло повредить его положению (кроме того, что он был мэром, ему принадлежала компания по оптовой продаже зерна и несколько элеваторов, портивших весь пейзаж). Этот налитый кровью хам, считавшийся в здешних местах красавцем, бодро залезал под юбку любой подвернувшейся бабенке, впрочем, никогда не оказывая эту величайшую честь одной и той же женщине. После «рассмотрения своего дела» Розина только мельком видала высшее должностное лицо местной общины. И всякий раз он лишь высокомерным кивком приветствовал ее как общественная фигура, для которой сначала дела, а уж потом мелкие слабости.
Он с презрением взглянул на Розину.
– А знаете, мамаша, откуда происходит ваш чудесный источник?
Это оскорбительное обращение глубоко уязвило Розину. Она напряглась.
– Это городская вода, черт побери! – продолжал Ниволя. – Ваш старый остолоп Монготье разломал линию основного водопровода, и теперь по вашей милости вся община сидит без воды!
Розина в ужасе всплеснула руками.
– Не может быть!
– Именно так, мадам Бланвен, то, что я вам говорю! А говорю я это потому, что вам это дорого обойдется! Я уж молчу о счете за воду! Если хочешь, чтобы из крана вода лилась водопадом, приготовься к огромным счетам; но вам также придется оплатить ремонт и возмещение ущерба, которые потребует муниципалитет. Представляете себе: без воды остались госпиталь, рестораны, огородники! Готовьте денежки, мамаша! Это обойдется вам в несколько миллионов! Причем в новых франках!
Окаменевшая Розина смотрела, как старый дурак Гюсту на своем оранжевом чудовище роет отводную траншею. Бульдозер рычал, будто танк на поле боя.
– Месье мэр! – забормотала она. – О, месье мэр, вы не можете бросить меня в такой беде! Я одинокая женщина, без средств к существованию, на моих руках мать-калека…
Взгляд Ниволя был жестоким.
– Ну и что? Это разрешает вам нарушать жизнь целой общины, оставляя ее без воды?
– Заклинаю вас, помогите мне. Должна же быть страховка на случай подобных аварий.
– Страховка покрывает только природный ущерб, мадам Бланвен, а не прихоти дамочки, у которой мозги набекрень и которая считает бульдозер игрушкой вроде пуделя!
«Сволочь! – подумала Розина. – Как же я ненавижу твою паскудную харю, твой мерзкий взгляд!»
И вдруг Розину осенило. Гениальная мысль принесла ей спасение.
– Я хочу вам предложить кое-что, месье мэр.
– Что же вы можете предложить мне, бедолага?
– Вы помните нашу первую встречу?
Красное лицо Ниволя приобрело пурпурный оттенок.
– Это шантаж! – рявкнул он. – Да за кого ты меня принимаешь, сучка?
Она заторопилась:
– О нет! О нет! Что вы такое подумали? Я хочу сказать, что, когда я… когда я занималась вами, там, в мэрии, вы говорили! Вы выразили… как бы это сказать… пожелания. Ну, вы же должны помнить? Вам хотелось чего-то… как его… особенного, почти невозможного.
Мэр смотрел мимо Розины, лицо его окаменело, казалось, он не хочет слышать ее. Но она-то знала, что кровь стучит в висках этого мерзавца, что у него пересохло в глотке – он распалялся от мерзкой похоти. Ниволя понимал, что означают эти предложения, и им овладели безумный страх и непреодолимое желание, сулившее ему наслаждение.
Хитрая лиса понизила голос:
– Так вот, месье мэр, я постараюсь найти для вас это «невозможное».
Ниволя, похоже, очнулся и смерил Розину тяжелым взглядом. Женщина поняла, что не дождется от мэра ни единого словечка: их договор носит односторонний характер.
– Если через два дня я устрою вам это дельце, вы поможете мне решить мои проблемы?
Вместо ответа он достал из бумажника свою визитную карточку и протянул ее Розине.
– Это мой личный номер телефона.
Розина раздумывала, тряся карточкой, как будто на ней должны были высохнуть чернила.
– Подождите меня пять минут: я должна переодеться. Если вы отвезете меня на вокзал, я сэкономлю время.
Кивнув, Ниволя отправился ждать Розину в свой красный «джип-чероки» с позолоченной решеткой на радиаторе.
Для начала Розина попросила папашу Монготье накормить Рашель обедом. Он согласился тем более охотно, что знал: старуха не прочь заглянуть на дно бутылки.
Затем Розина побежала к вагончику.
– Мне нужно кое-что уладить, – объявила она матери. – Я должна съездить в Париж. Твоей жратвой займется старик.
– А если мне приспичит в сортир, он и этим займется?
– А почему бы и нет? Или ты боишься, что он изнасилует тебя?
Розина натянула светло-голубой костюм поверх белой блузки, кое-как причесалась, брызнув лаком на сооружение из волос, проверила, есть ли в сумочке деньги, и заявила:
– Если вдруг заглянет Фаусто…
– Не беспокойся: я смогу удовлетворить его, ведь у меня действует одна рука.
– Ведьма! – повторила Розина свое излюбленное выражение.
5
Эдуар услышал автомобильные гудки в тот момент, когда запускал мотор ремонтируемой им машины. Его это удивило, так как он не торговал бензином. Выйдя на улицу, он увидел Охальника, принимавшего картинные позы на фоне «Ситроена-7 В» бежевого цвета с крыльями «глазированный каштан». Локоть на двери, скрещенные ноги, шляпа набекрень – благодаря своему старомодному костюму маклер казался героем довоенного фильма о бандитах.
– Как тебе нравится эта малышка? – небрежно бросил он Эдуару.
Глаза Бланвена загорелись.
– Хозяева дали ее тебе на пробу? – иронично спросил он.
– Скажешь тоже! Я поимел этих жмотов! Знаешь, за сколько я выцарапал ее для тебя, малыш?
Бланвен оценил ловкость, с которой Охальник навязывал ему машину.
– За кусок хлеба! – пошутил Эдуар.
– Можно сказать и так. Мы дрались, как львы, в конце концов это сокровище досталось мне за семьдесят штук!
С обычной для него проницательностью Охальник следил за своим приятелем: все мысли Эдуара можно было прочесть на его лице.
– Можешь поблагодарить меня: это даже не удача, а подарок.
Эдуар погладил капот автомобиля. Охальник не преувеличивал, говоря, что по нежности он может сравниться с девичьей ножкой.
– Один вопрос, – сказал Бланвен, – нужно менять номер мотора?
Маклер принял небрежный вид.
– Ну, хуже не будет.
Эдуар всегда считал Охальника темной личностью. Да и внешность у него была соответствующая: маленькая фигурка, на мордочке выражение неискренней любезности.
– Ладно, беру ее за сорок штук, – решил Бланвен. Охальник аж подскочил.
– Да ты что, сбрендил, малыш? Я же только что сказал тебе, что отдал за эту игрушку семьдесят штук!
– Знаешь такую песенку? – спросил Эдуар. – Мне очень нравятся в ней слова: «Я продаю их тебе дешево, потому что мне они обошлись даром!» Ты получаешь сорок штук, а я совершаю преступление, покупая краденое. Если согласен, поставь ее в последний бокс, за гаражом.
– Просто интересно, насколько ты становишься жестким, когда речь идет о делах, – проворчал Охальник. – Ты берешь меня за горло, а мне сейчас некуда деваться.
– Карточный должок?
– Нет, я тут снял одну азиаточку, но, прежде чем затащить ее в постель, надо поухаживать за ней. Сведешь ее в магазин – и можешь скидывать фиговый листок. Кстати, о финиках… Твоего помощничка нет? Он просто кончал по телефону, когда я рассказывал ему об этой модели. Он прямо ухватился за нее!
– Его сестренка попала в автокатастрофу, – ответил Эдуар, – и он повез все племя к ее изголовью.
– Ты имеешь в виду очаровашку, которую я однажды вечером видел здесь?
– Да. Она здорово пострадала и до сих пор не вышла из комы.
– Значит, скоро встретится с Аллахом! – напророчествовал Охальник. – Жаль, девчонка что надо. Припоминаю: на ней была вязаная шапочка и шерстяные носки. При виде носков я не могу устоять, они напоминают мне соседскую девчонку, с которой мы баловались на чердаке. Надеюсь, что ты, по крайней мере, попользовался ею?
– Пророк запрещает, – вздохнул Бланвен.
– Ах, ну да: запрещено вино, свинина и траханье!
Их разговор был прерван остановившимся рядом с ними такси. Эдуар удивился, увидев в машине свою мать. Он открыл дверцу.
– Что случилось, Розина?
– Нет, я просто должна подписать в Париже кое-какие бумажки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47