– Чтобы понять такую религию, как моя, – уверенно сказала Наджиба, – нужно родиться с ней!
– Ты никогда не сможешь убедить меня, что в барьерах есть что-то хорошее. Я хочу тебя, и было бы здорово, если бы у нас получилась любовь. Я ведь парень что надо, знаешь?
– Догадываюсь, – улыбнулась она, – но лучше приберегите эту самую рекламу для более свободных, чем я, женщин.
Наджиба подошла к книжным полкам, сделанным руками Эдуара. У него была собрана целая коллекция книг по переднеприводным «ситроенам», много книг по автомеханике; но она также обнаружила полные собрания сочинений таких авторов, как Стендаль, Флобер, произведения Александра Дюма, Конрада, Толстого, Пруста; с ними соседствовали дешевые издания совершенно непохожих авторов: Оскара Уайльда и Сименона, Золя и Альфонса Будара.
– Вы все это прочли? – спросила Наджиба.
– Йес, мисс: у меня бессонница. Когда я просыпаюсь в два часа ночи, я хватаю «бук» и проглатываю ее к утру. Да только вот что паршиво: днем я забываю купить себе новую книгу.
– Я дам вам что-нибудь почитать, – пообещала девушка.
– Свод законов или Коран? – пошутил Эдуар. – Ты так и не ответила, что ты будешь пить: холодный чай или лимонад?
– Холодный чай.
– А мне – томатный сок! – сказал появившийся Банан.
При этом он подмигнул, что означало: томатный сок с водкой. В присутствии Наджибы он тайком пил «Кровавую Мэри», причем скорее чтобы позлить сестру, чем из любви к алкоголю. Эдуар давно уже раскусил его ребячество.
Они присели за маленький круглый столик.
Эдуар пожирал девушку глазами, но она не обращала на это внимания.
– Твоя сестричка не хочет выходить за меня замуж, – вдруг сказал он Банану.
– Она не права, но это меня не удивляет, – ответил парень. – Мы, мусульмане, считаем, что христианам не хватает святости.
И он засмеялся.
– Я не христианин, – ответил Эдуар.
– А кто же ты тогда?
– Никто! В нашей семье религия не прижилась. Мои дед и бабка – коммунисты, у моей матери не было мужа, и она никогда не задумывалась о существовании Бога. Больше того: она вообще ничего о Нем не знает.
– А вы? – спросила Наджиба. Эдуар задумался.
– Я считаю, что Бог, как смерть: нас это не касается. Пока мы живы, мы разобщены с Ним, а стоит нам умереть, так нас больше нет!
– А если существует загробная жизнь? – спросила студентка.
– В таком случае пусть Он сам разбирается с этой хреновиной, я доверяю Ему.
В мастерской зазвонил телефон. Эдуар не стал удлинять шнур, и всякий раз ему приходилось спускаться вниз. Впрочем, в основном ему звонили клиенты.
– Я отвечу! – сказал Банан, торопливо спускаясь по лестнице.
Эдуар протянул над столом руку Наджибе. Она поняла его жест, но не сразу протянула в ответ свою. Нагнувшись, он поцеловал теплую ладонь; ногти Наджибы были темнее кожи.
– А знаешь, ведь я не лгу: я могу жениться на тебе, – уверенно сказал Эдуар.
– Спасибо, – ответила Наджиба, высвобождая свою руку. – Если бы я не была так привязана к нашим обычаям, к моей нации, я бы обязательно приняла ваше предложение.
Запыхавшись, Банан в три прыжка одолел лестницу.
– Звонит Охальник, – заявил он. – Он раскопал редкую птичку: седьмую модель, тридцать четвертого года, «роудстер», их было выпущено всего несколько штук. Представляешь? Нет, да ты можешь себе представить такое?
– Нужно самим посмотреть, – охладил его порыв Эдуар. – Охальник только и делает, что предлагает редкие модели.
И он спустился, чтобы поговорить с маклером.
Его прозвище Охальник объяснялось тем, что у него были лишь две темы для разговора: автомобили и девицы. Только он умел так цветисто нахваливать и тех и других.
– Привет, парень! Я тебе нарыл такую принцессу! Модель 7В, «Роудстер-34», кузов и крыша цвета «светлая гавана», крылья – «глазированный каштан». Стоит тебе только взглянуть на нее, и у тебя встанет, как у турка. Цилиндр – 1529 кубических сантиметров, 35 лошадиных сил; одна из первых моделей! За рулем такой красотки ты будешь выглядеть что надо, не сомневайся!
– Сколько? – оборвал его Эдуар.
Но Охальник как хороший торговец тачками считал, что время называть цену еще не пришло.
– Подожди, я еще не все сказал! Эта красавица – совершенно свеженькая! Тебе даже ни одной свечи не придется менять. У нее все родное. А если бы ты видел ее кожаную обивку! Светло-бежевая, кофе с молоком, нежная, как девичьи трусики! Да что там трусики – как ножки!
– Сколько? – спросил Эдуар громче, выведенный из себя лирическими отступлениями маклера.
– Сейчас дойдем и до этого, не гони волну, парень! Тебе ведь нужно знать все детали, разве не так? Я, например, впервые сталкиваюсь с этой моделью! А знаешь, почему она выглядит еще целочкой? Хочешь услышать о ее родословной? У нее был один-единственный владелец, Дуду! Повторяю: один-единственный! Представляешь? Ты меня хорошо слышишь? О-дин-е-дин-ствен-ный! Тип, который купил ее, был сыном крупного фабриканта запчастей. По правде говоря, папаша подарил тачку ему на свадьбу, и он отправился на ней в свадебное путешествие в Монте-Карло. С тех пор он не ездил на ней, а только ухаживал. Когда он помер, его старая карга оставила эту машину из чувства ностальгии: сам понимаешь – свадебное путешествие. С нее даже колеса сняли. А затем и старуха сыграла в ящик, поэтому наследнички и расстаются с этой красавицей. Да только они не вчера родились, а зубы у них такие длинные, что они ими могут пол грызть.
Охальник замолчал.
– Ладно, объяви наконец масть! – приказал Эдуар. Маклер вздохнул.
– Они просят пятнадцать лимонов старых франков.
Эдуар молчал. Молчание затягивалось, и в конце концов Охальник не выдержал:
– Что скажешь, парень?
– Я колеблюсь, – ответил Эдуар.
– Вот как?
– Не знаю, что и подумать: или эти люди считают тебя полным дерьмом, или ты считаешь, что я полный идиот. А я не веду никаких дел ни с кретинами, ни с негодяями, так что извини…
И он повесил трубку.
Обернувшись, он заметил присевшего на ступеньку Банана. На его лице читалось глубокое разочарование.
– Не выгорело? – спросил подмастерье.
– Охальник с ума соскочил: он запросил пятнадцать лимонов!
– А разве тачка того не стоит?
– Если я куплю ее за эти бабки, за сколько же я должен буду продать ее?
– Ты прямо швырнул трубку!
– Ты же знаешь, что он обязательно перезвонит!
Действительно, стоило им подняться наверх, как телефон вновь зазвонил: Охальник. Голосок у него был медоточивым, а сам он держался, словно невинный агнец.
– Ты прав, – поспешно сказал он. – Эти сволочи-наследники перегнули палку. Сейчас поеду к ним. За какую цену тебя может заинтересовать эта маленькая принцесса?
– За ее настоящую цену, – проворчал Эдуар. Охальник понял, что настаивать не следует.
– Хочешь расскажу тебе, что со мной приключилось вчера вечером? – начал он, многообещающе хихикая.
– Жду не дождусь, – вздохнул Эдуар, внутренне готовясь выслушать вечную историю о траханье.
– Отправился я в кино «Камео» на порнушку. На подобных сеансах ты высматриваешь одинокую девку, садишься с ней рядом и можешь быть уверен, что дело выгорит, потому что такое кино смотрят только те, кто хочет потрахаться. Я снимаю бабенку, у которой есть за что подержаться, может быть, старовата, но ничего, сойдет. Сразу начинаем лизаться и все такое прочее. А на экране показывают, как Екатерина Великая, русская императрица, пользуется пареньками из своей гвардии. Симпатично.
Перед окончанием фильма мы с мамашей договариваемся отправиться в отель «Примавера». Место не очень уж шикарное, но, чтобы потрахаться, можно обойтись и без кровати с балдахином; приступаем к делу. О закусках я промолчу.
– Спасибо, – сказал Эдуар.
Его иронию Охальник пропустил мимо ушей.
– Я распалился, начался настоящий ураган. В какой-то момент хочу отогнуть ей назад голову, хватаю ее за волосы, и тут произошло такое… – Он натужно рассмеялся. – Ее волосенки остаются у меня в руках! Под париком ее башка была лысой, как коленка.
– Грустная история, – заключил Эдуар и повесил трубку.
Этот рассказ о парике напомнил ему о прическе матери и размышлениях Рашели, какую позу должна принимать при любовных утехах ее дочь. На душе стало мерзко.
Но почему мерзко? По чьей вине? Эдуар не смог бы ответить на этот вопрос. Душа у него болела, казалось, рушатся все надежды, а он бессилен что-либо предпринять.
Спустившись вниз, Наджиба и Банан сказали, что им пора домой.
– Как ты думаешь, удастся заполучить эту красотку? – с мольбой в голосе, совсем по-детски спросил паренек.
– Конечно, – успокоил его Эдуар. – Наверняка Охальник где-то спер ее, и ему не терпится избавиться от тачки. Нам придется потрудиться, чтобы сделать ее неузнаваемой!
Наджиба уже вышла на улицу и дожидалась брата возле мопеда. Проводив Банана до дверей, Эдуар смотрел, как брат и сестра усаживаются на тарахтелку. Он заметил, что длинный шарф девушки свисает прямо над колесом, и хотел было ее предупредить, но шум мотора перекрыл его слова; парочка исчезла в черном дыму.
Эдуар вернулся в гараж, злясь на самого себя за состояние депрессии, ведь он всегда был таким деятельным! Бланвен не умел грустить: некоторым людям нравится пребывать в меланхолии, у них это каким-то образом связано с романтизмом. Он же чувствовал себя в своей тарелке только тогда, когда от него требовалась энергичная работа, когда нужно было принимать решения. Погасив свет, он вернулся, чтобы закрыть двойную дверь.
Возясь с замком, Эдуар увидел возвращавшегося на мопеде Банана, одного. Парень размахивал руками.
Бланвен сразу понял, что его подмастерье упал: руль и заднее колесо «солекса» были поломаны.
– Скорее иди сюда! – закричал магрибинец.
Не дослушав его объяснений, Эдуар вскочил в стоявшую перед гаражом машину и погнал по дороге.
– Дело серьезное! – выкрикнул ему Банан, когда Эдуар поравнялся с ним.
Через пятьсот метров он обнаружил Наджибу, безжизненно лежавшую на обочине. Эдуар сразу понял, что произошло: как он и боялся, шарф девушки попал в спицы, при этом она свалилась с седла, упала на спину, ударившись затылком о выступ на дороге. Эдуар бросился к ней. Взгляд ее был мертвенно-тусклым, рот приоткрыт, похоже было, что она погибла. Бланвен приложил руку к ее груди, сердце билось с перебоями.
Эдуару захотелось кричать. Он никак не мог поверить глухой жестокой случайности. Прошло меньше трех минут после отъезда брата и сестры. Опустившись на колени перед девушкой, он отчаянно пытался прослушать ее сердце. Бланвен вспомнил о смерти Айседоры Дункан, знаменитой балерины, погибшей точно так же: ее длинный шарф попал в спицы колеса автомобиля и задушил ее.
– Она умерла? Скажи, она умерла? – кричал подбежавший Банан.
Он бросил мопед в поле, не выключив мотора, и «солекс» продолжал рычать, вздрагивая, как зверь в агонии.
– Помоги мне отнести ее в машину! – приказал Эдуар.
Ему снова надо было действовать. Когда Наджибу уложили на заднее сиденье, Бланвен резко тронулся с места, судорожно пытаясь вспомнить, где же находится ближайший госпиталь.
– Может быть, не надо было ее трогать, – выговорил сквозь рыдания Банан, – говорят, что раненых нельзя перевозить.
– Ну да, пускай они подыхают! – зло сказал Эдуар.
Он гнал так быстро, насколько позволяла устаревшая машина, плохо слушавшаяся, руля, на каждом повороте ее заносило на левую сторону дороги. Эдуар сердился на самого себя за то, что не проорал свое предупреждение громче…
Вцепившись в руль, он гнал по направлению к Понтуазу. В голове теснились образы: нелепая прическа Розины, единственная действующая рука Рашель, протянутая для приветствия, «Ситроен-7 В» цвета беж и глазированного каштана, расхваленный Охальником, целомудренный поцелуй ладони маленькой алжирочки, всего одно мгновение тому назад.
Все это осталось в прошлом. Вся цепь событий привела его к нынешнему моменту. Только одно имело значение – да и надолго ли: тело Наджибы, лежавшее на заднем сиденье «Ситроена-15». Автоматически подсознание Эдуара выдало технические характеристики: «15 six» 1939 года выпуска. Бланвен подумал, что эта машина была выпущена пятьдесят лет назад на заводах «Ситроен» с единственной целью: отвезти в госпиталь пострадавшую в автокатастрофе маленькую арабскую студенточку.
Банан молча плакал, и слезы на его лице смешивались с соплями.
Как и всегда, в конце дня движение становилось реже, уже задрожали огни автомобилей в густых и влажных сумерках. Заметив указатель госпиталя, Эдуар прибавил скорости и быстро добрался до отделения неотложной помощи. Он считал, что пострадавшей тут же займутся, начнется боевая суматоха, но оказалось, что их приезд вовсе не нарушил привычного течения дел в госпитале. Прежде всего Бланвену пришлось заняться бумагами. Признаки нетерпения, которые он выказывал, мешали персоналу, и его успокаивали фразами типа: «Мы всем займемся сами, месье, не надо паниковать!»
Наконец из коридора появились два санитара с каталкой. Один из них был магрибинец, Банан бросился к нему, принялся что-то объяснять по-арабски с отчаянным видом. Наджибу положили на каталку. Санитар пытался успокоить Банана, но это явно у него не получалось, его неловкие уговоры не могли рассеять тоски, овладевшей парнем.
Санитары повезли Наджибу. Эдуар и Банан хотели последовать за каталкой, но им запретили, и они остались ждать в помещении для посетителей, где в этот час никого не было. Через комнату тянулись какие-то хромированные трубы, мебель была обита чертовой кожей. Кипа выцветших журналов усугубляла ощущение зыбкости происходящего. Мужчины долго молчали.
– Тебе следует предупредить родителей, – сказал наконец Эдуар.
– Неужели ты думаешь, что у нас есть телефон?
– Должен же быть поблизости от вас какой-нибудь торговец, у которого есть телефон. Поищи-ка в телефонном справочнике!
Банан с сожалением поднялся.
– Да, вот еще что, – предупредил Бланвен. – Сейчас начнется тягомотина с бумагами, приедут легавые и страховые агенты. Естественно, Наджиба ехала одна на мопеде!
Банан кивнул и вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47