..
По дороге к ним я купил свежую газету, но сунул ее в карман пальто,
даже не развернув. Возвращаясь с кухни со вторым мартини для меня Шэрон
вытащила газету, взглянула на заголовки и воскликнула:
- Ого!
Я поднялся, снова рассыпав подушки, но крепко держа выпивку, и
заглянул через ее плечо. По-видимому, в газете содержалась новость не для
ушей Софии, потому что Шэрон приложила к губам пальчик и указала глазами
на первую страницу. И я прочел жирный заголовок:
РАБОТНИК ПАРТИИ ЕДИНСТВА БРОСАЕТСЯ В СМЕРТЬ
Прыжок с тридцатого этажа
- Давайте, я покажу вам свой кабинет, - сказала Шэрон и немного
посуетилась вокруг Софии. - Удобно, дорогая?
- Да, Шэрон.
На всякий случай Шэрон подложила Софии пару подушек и взяла меня за
рубашку. В результате я мог одновременно идти, пить и читать газету.
"10 марта. Дэниел Уолкер, тридцать четырех лет, работник в офисе
Партии органического единства, шагнул сегодня днем навстречу смерти с
тридцатого этажа пентхауса, принадлежащего партийному лидеру Джозефу
Максу. Мистер Макс рассказал полиции, что, по всей видимости, в результате
переутомления у Уолкера наступило нервное расстройство. Чуть ранее Уолкер
явился в пентхаус, как выразил Макс, "в утомленном и несвязном" состоянии.
Пока мистер Макс разговаривал в саду на крыше с другим посетителями, среди
которых были сенатор Аляски Гэлт и актер Питер Фрай, Уолкер в одиночестве
находился в одной из комнат пентхауса. Прежде чем присутствующие поняли
его намерения, Уолкер выбежал в сад и влез на парапет. Несколько мгновений
он стоял на парапете. Очевидцы утверждают, что речь его была бессвязной.
Затем он не то потерял равновесие, не то прыгнул, упав с тридцатого этажа
на Эспланаду.
Мистер Уолкер - уроженец Огайо, не женат. У него остались мать,
Миссис Элдон Сноу, и брат Стивен Уолкер, оба проживают в Цинциннати."
Оторвавшись от газеты, я обвел глазами кабинет. А потом произнес ту
самую нелепую фразу насчет вазы для цветов.
- Ни одной, - сказала Шэрон. - Бен, вы странно себя ведете... Как
будто что-то случилось. А ну-ка выкладывайте!
- Я нашел его.
- Ах!
Она вцепилась в лацканы моего пиджака и долго-долго смотрела мне в
лицо, словно пыталась понять, как изменило меня то, что я нашел Анжело.
Потом пролепетала:
- Он... он спутался с теми, о ком вы думали? С этими... - Она кивнула
на газету. - С этими людьми?
- Да, косвенно. - И я рассказал ей все, так, как оно было. Пытаясь
описать, каким стал Абрахам к нынешнему, 1972 году, я, возможно, только
все испортил: - Он слышал твой дебют. Он думает, ты его не помнишь...
- Исправительная школа... Бедный ребенок!
Тем не менее, несмотря на все мои потуги, Абрахам не стал для нее
реальной личностью: слова в таких случаях бессильны. Она все еще
интересовалась тем, что случилось со мной, и хотя ее интерес был мил и
лестен, мне бы хотелось, чтобы она оставила это занятие.
- Вчера я познакомился с Уолкером. Этакий механизм для контактов с
богатыми слухами, весьма преуспевающий в своем деле. Он совершил небольшой
промах в партийном сленге, и я догадываюсь, что Билли Келл по прозвищу
Уильям Келлер отчехвостил его за это.
- Так сильно, что он прыгнул с крыши?
- Я мельком видел его, когда уходил из офиса. Келлер поговорил с ним
по телефону. Уолкер выглядел так, будто получил... как это?.. между глаз.
- А этот... Ходдинг?
- Не знаю, голубушка. И уверен, что Абрахам тоже не знает. Это все
равно что видеть только хвост зверя, скрывающегося за деревом.
Она вздрогнула, запустила руку в волосы и в поисках утешения
посмотрела на второго своего друга в этой комнате - на рояль.
- Не то чтобы я знаю толк в политике... это было бы слишком громко
сказано... Но недавно я вступила в Федералистскую партию. Вернее, это
филиал партии - юношеская организация, работающая с девушками до двадцати
одного года. Билет и все прочее, черт! Как вы думаете, Бен... Ой, Я имею в
виду "Уилл"... Как вы думаете, Уилл, это было разумно, или я сменила шило
на мыло?
- Мне нравиться их взгляды.
- И вы сделаете попытку увести Анжело от этих неонацистов?
- Он должен уйти по собственной воле.
- А если он не уйдет? - Она смотрела на меня с нежной тревогой. - А
если купится на их чушь и плюнет вам в глаза?
Каким-то образом я должен был добиться, чтобы она перестала думать
обо мне.
- Да никогда! Он не настолько изменился, я имею в виду его душу.
Анжело связывает благодарность Келлеру за сделанное добро... Не
сомневаюсь, Келлер рассчитывал, что так оно и будет. Заманил в капкан
преданности, преданности, уходящей корнями в детство, намериваясь привлечь
свою жертву к деятельности, глубоко чуждой Анжело... Он до сих пор
мальчик, восхищающийся Билли Келлом... Интересно, я сейчас кое-что
вспомнил... Я видел, как вы с Анжело хоронили на заднем дворе его щенка.
Вы, вероятно, не знали, что я смотрю в окно. Вы таскали булыжники с
мостовой... Я помню, как торчал твой тощенький зад...
- Мистер! Мое нынешнее достоинство!
- Ладно-ладно... Перед этим ты посидела на чем-то грязном, ты и твои
белые штанишки... Да, друзья возвращаются.
- Они возвращаются! - сказала она. - Или никогда и не уходили.
- Окутанные облаками башни... Взгляни на них снова, Шэрон.
- Да у нас была целая страна, Бен, наша собственная. Примерно за год
до вашего приезда в Латимер. Все началось с особенной трещины на тротуаре
Калюмет-стрит, изогнутая такая трещина, она была похожа сразу и на "S", и
на "A"...
- Продолжай, Шэрон.
- Мне представляли себе, что там страна. И думали о ней. Там жили
первобытные люди, иными словами, как в средневековье... - Голос ее
дрогнул. - Очень большое количество королей и отвратительных визирей,
вокруг все время безобразничали злые духи, черт, их было невозможно
поймать... Анжело нарисовал превосходную карту страны, тогда я тоже
нарисовала, но его карта была лучше. У меня была река, текущая прямо через
горный хребет, он не потерпел ее. Но это была моя река, и я просто сошла с
ума, тогда... - она легким прикосновением пальца вытерла веко, - тогда он
сказал: "Ладно, эта река подземная, она течет под горами!" И перерисовал
свою карту, чтобы согласовать с моей... отлично сделал - пещеры, подземные
озера и всякие мелочи...
- Там, наверно, был бело-голубой свет, льющийся неизвестно откуда, а
ваши голоса отражались эхом от влажных скал...
- О!.. Вы понимаете! Ну, и однажды мы решили, что наконец перешагнем
определенным образом и окажемся в... название страны было Гоялантис...
окажемся там и пробудем столько, сколько захотим. Конечно, для остальных
все выглядело так, будто мы по-прежнему в этом мире. Необходимая
условность. Мы жалели всех этих бедняг, потому что они смотрели на нас -
даже заставляли нас умываться, причесываться, есть овсяную кашу и не
чертыхаться! - и думали, что мы с ними, тогда как, видит Бог, нас вообще
не было. И мы так и остались там... Я на самом деле не помню никакой
церемонии возврата. Думаю, мы никогда и не заботились о возвращении. - Она
открыла глаза. Они были полны слез. - Ваши руки не изменились. Сыграйте
мне.
Мелочи жизни... Я сыграл один из сентиментальных ноктюрнов Филда
[Филд Джон (1782-1837) - ирландский пианист, педагог, композитор; с 1802
года жил в России; создатель жанра фортепьянного ноктюрна и изящного
поэтического стиля пианизма], который мне случилось вспомнить, потому что
за окнами стоял теплый мартовский вечер. А потом была Первая прелюдия
Шопена, потому что в среду Шэрон научила меня, как ее можно исполнять.
Шэрон смотрела на меня, но видела Гоялантис. Впрочем, она его никогда и не
покидала. И хотя в Гоялантисе бывали цветные туманы, его воздух мог быть
чистым, и чисты были линзы, с помощью которых можно было наблюдать за
этим, другим миром, и мир этот не был исключителен во владении особым
зрением, тем, что мы любим называть правдой.
А потом Шэрон сказала:
- Я не ошиблась.
- В чем, дорогая?
- В вас. Понимаете, я никогда не верила, что вы умерли. Я
категорически отказалась верить в тот самый момент, когда мне сказали о
вашей смерти. Я продолжала отрицать ее, хотя поняла, что не могу говорить
о вас даже с мамой Софией. И "Вальдштейн" на концерте... Это было для вас.
Знаете, они не хотели, чтобы я включила его в программу... Даже маме Софии
не нравилось, что он пойдет сразу за сюитой Карра. Но он должен был быть
там. Я знала это еще три года назад, когда начала серьезно работать над
ним... - И тут она очень тихо, так, что я едва расслышал ее слова сквозь
лениво взятый мною аккорд, сказала: - Вы хотите, чтобы я увиделась с ним?
- Только если ты этого хочешь.
- Я так боюсь, Бен.
- Тогда обождем. Но он не ушел из Гоялантиса.
- Вы знаете это?
- Почти.
- Но может быть, ему следовало уйти? Эта страна хороша для меня. Я
живу грезами. И теперь они начинают отплачивать мне за это, благослови их
Господь. Но Анжело?.. Вы сказали, он пытается заниматься музыкой?
- Ужасно. Он сражается с нею. Примерно так. - Я исковеркал несколько
тактов Восьмой инвенции, как это дела Абрахам. (Шэрон поморщилась.) -
затем возвращается к началу и играет снова... точно так же, du lieber
Gott! [милостивый Господи! (нем.)]
- Это не поможет, - сказала Шэрон. - Думаете, он стремится к тому,
что ему неподвластно?
- Ребенок, обе руки у которого заняты тортом, тянется за изюмом и
роняет торт... Впрочем, ты оценишь его стремления лучше, чем я.
Она рассмеялась, но это был невеселый смех.
- Время от времени вы кажется порядочным злючкой. - Она перестала
смеяться. - О, знаете, я увижусь с ним... скоро. Женское любопытство...
- Меня устроит женское любопытство.
Я ушел, так как знал, что у Шэрон был очень тяжелый день.
Общественность добилась, чтобы выступление в филармонии назначили на
апрель. Это был первый плод триумфального дебюта Шэрон. Но время для
созревания этого плода осталось совсем немного. Она собиралась исполнить
"Симфонические вариации" Франка и призналась мне, что до сих пор выучила
только три четверти произведения. Ее не беспокоило это или...
Дверь моей квартиры оказалась запертой. Но я оставил замок незакрытым
- на случай, если Абрахам явится, пока я отсутствую... Я смеялся над собой
подобную надежду, однако заставил себя поступить именно так. Теперь
пришлось побеспокоиться насчет ключа.
Когда я открыл дверь, свет в комнате оказался выключенным. В темноте
красный огонек его сигары. Двигался на ощупь, он едва не опрокинул лампу,
а когда я отыскал на стене выключатель, беспомощно рассмеялся.
- Грациозность - великая штука! - сказал он и, попытавшись поправить
лампу уронил сигарету.
Пришлось нам немного прибраться. Он выглядел пристыженным и
испуганным, но был рад меня видеть.
- Блудный сын вернулся, - сказал он. - Слегка ожегшись.
- Ты думаешь, я обижен?
- У вас есть на это право.
- Нет. Выдерживал и не такое.
Я смешал мою "двойную гранату": на три пальца бренди и на один -
яблочной водки. Этот коктейль никому не нравится, но если вы чувствуете
себя скверно, вы понравитесь ему.
Абрахам задохнулся и, переведя дух, прокомментировал:
- И они еще беспокоятся о расщепление атома!
- Повторишь?
- Как только выну из горла горелое мясо, не раньше...
- Я читал в газете об Уолкере.
Он содрогнулся, но не от выпивки.
- Что пишут?
- Цитирую Макса... "нервное расстройство от переутомления"...
- И все?
- Сказано, что речь его была бессвязной.
- Неправда, Бен. Я был там.
- Уилл... Уилл Майсел. Привыкай к этому имени. Может оказаться
существенным.
- Извините. Я постараюсь. Я думал о вас по-другому.
Я сочинил еще один, более мягкий напиток.
- Выпей-ка не торопясь. Это жидкость для промывания обожженных мест.
Он смотрел с ужасом и не мог вымолвить ни слова. Но его юное лицо уже
не казалось полем сражения, каким оно представлялось утром. Теперь это
было лицо пробуждающегося от долгого сна человека. Впереди его ждал
тяжелый и несущий с собой смертельную опасность день, но спящий наконец
просыпался.
- Эйб, я, пожалуй, изложу вкратце, что мне известно, и о чем я
догадываюсь. Если я в чем-нибудь ошибусь, ты меня прервешь, хорошо?
Он с благодарностью кивнул, и я начал:
- Дэниел Уолкер является... являлся человеком, подверженным большим
эмоциональным перепадам. Он не мог попросту порвать с Партией
органического единства. Уж если у него появилась причина не любить ее, он
должен был в своей нелюбви дойти до ненависти. А всего вероятней, вместе с
партией он возненавидел и весь мир. Назовем его маниакально-депрессивным
типом, просто так, в качестве ярлыка... Для Дэниела Уолкера в жизни нет
полутонов - либо все черное, либо все белое. Вчера я дважды побывал в
офисе партии. Уолкер сказал мне нечто такое, что было признано ошибочным
уже к моему второму визиту. Келлер за это его отчитал. Дух Уолкера
метнулся в другую сторону. За такую добросовестную службу - удар по
зубам...
- Билл? Его отчитал Билл?
- Да. Поговорил с ним по телефону. Потом, уже по пути к выходу
довелось встретить Уолкера после этого разговора. Он был словно из-за угла
мешком трахнутый. Дальше... Прошлым вечером обиженный судьбою Уолкер и
пьяный в стельку доктор Ходдинг о чем-то совещались. Я сам видел их среди
милых игрушечных солдатиков, у Макса. Затем Уолкер оказался в лаборатории
Ходдинга и взял там...
Я замолк, потому что загорелое лицо Абрахама стало белее
свежевыпавшего снега. Он чуть не выронил стакан из рук.
- Я могу только догадываться, - сказал я. - Это новый вирус?
Ему удалось-таки поставить стакан на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36