—Вы не верите? А между прочим, ничего удивительного, что он нажил себе эти мозоли. Он ходил на руках, лишившись ног в какой-то ковбойской схватке.
Мартен не смеется.
Рамш слышит, как те двое проходят через сени и подымаются по лестнице на чердак. Может, и не будет очной ставки! Надо рассказать Мартену какую-нибудь историю повеселей.
— Знавал я одного глухого, так он всегда слышал гром раньше, чем его жена со своей парой здоровых ушей.
— Не может этого быть!
Рамш слышит, как те спускаются вниз. Сейчас они пошли в погреб. Он продолжает рассказ.
— Бум-м!—говорит глухой.— Я слышу гром.— Да как же так? — спрашивает жена. Глухой показывает на свою задницу: — Сзади слышу.
Теперь Мартен уже улыбается.
Рамш все отдал бы за то, чтобы эта стальная проволока из кнута не была спрятана в кучу картофеля, а, как вертел с нанизанными на него кусками свинины, висела бы в коптильне. Он смеется вместе с Мартеном над историей с глухим и молится про себя. Вернее, в нем что-то молится. Плохо дело, если человек в кожаном пальто сейчас его арестует. Они подвергнут его перекрестному допросу. Что известно Оле про обед покойного Антона Дюрра?
— Господи, повели мне примириться с врагами моими, только помилуй меня, помилуй!
— Еще одна история? — спрашивает Мартен. Оказывается, лесопильщик молился вслух.
Теплая погода. Смелее становятся песни синиц. Куры кудахчут на солнце. И прислушиваются к себе. Может быть, они слышат, как яйца перекатываются в их теле?
Мампе Горемыка пригоняет корову на двор к Оле. Это корова лесопильщика, большущая корова. Аннгрет приходится стоять на— предпоследней ступеньке крыльца, чтобы сверху вниз смотреть на Мампе и корову. — Скажи своему лесопильщику, что мы из вторых рук коров не покрываем. Пусть сам потрудится привести ее.
Аннгрет знает, что лесопильщик не придет. Но ей приятно говорить эти слова — в погашение старого счета. Она смеется, смеется от души.
Тем не менее лесопильщик приходит. Без излишнего шума и брани пригоняет свою корову к ним на двор. Он человек не простой, ученый, его обхождение благотворно влияет даже на коров. Он снимает шляпу, дотрагивается до пластыря на своей проплешине.
— Извини, Аннгрет.
Аннгрет выходит из риги с пуком соломы под мышкой, и солома дрожит. Наверно, от весеннего ветра. Она обходит большущую корову лесопильщика.
— Разве у нее течка?
— Она всю ночь на крик кричала и так далее. Аннгрет поднимается на последнюю ступеньку крыльца. Зажмуривает один глаз и смотрит вниз на лесопильщика и его корову.
Аесопильщик опять приподнимает шляпу.
Это нелегко.
Аннгрет выводит быка из хлева. Комья мокрого снега летят из-под его копыт. Бык устремляется к корове, обнюхивает ее, влажное дыхание любви щекочет ее под брюхом. В пылу и тревоге она рвется с веревки.
Лесопильщик мужественно стискивает зубы и усмиряет ее. Его шляпа падает в мокрый снег.
Огонь в быке угас; он СОПИТ, озирается, начинает пережевывать солому, оброненную на землю, и паровоз с неразведенными парами.
— Он ее не хочет,—двусмысленно замечает Аннгрет. И уводит быка Обратно в стойло. Лесопильщик ждет. Аннгрет никак не удается просунуть палку в кольцо цепи, которая удерживает животное. Цепь дрожит в ее руках. Неужто и в хлеву дует весенний ветер?
Лесопильщик подходит к ней.
— Я должен поговорить с тобой, Аннгрет, должен!
— Ты?
— Когда и где, приказывай! Уши Аннгрет багровеют.
— У меня нет времени. Мой муж лежит больной.
Аннгрет слышит шепот лесопильщика. Воспоминания одолевают ее. Она подымает руку и указывает на свой дом. Указательный палец при этом дрожит. Из ямочек на щеках вот-вот выпрыгнет улыбка.
— Если тебе что-то надо от меня — я живу вон там! Но тебе я ничего не подарю, и не воображай.
Лесопильщик надевает шляпу. Благодарит и откланивается. У ворот он оборачивается, чтобы взглянуть еще раз. Взор его блестит, как у юноши.
Аннгрет стоит, вытаращив глаза. На что, спрашивается, ей таращиться? Обыкновенные ворота из посерелого дерева, уже слегка поросшие мхом. Что ты там такое углядела, Аннгрет?
Девятнадцать лет назад, среди кувшинок, мяты и болотной калужницы, расцвела дочь рыбака Анкена. Где бы она ни была, куда бы ни ступала — везде полнилась жизнь, ибо много ли проку от кувшинок и водяных лилий без человека? А Аннгрет была еще и красавицей, долгое время наибольшим ее достоинством было, что она меньше всех об этом подозревала.
Зато старый рыбак Анкен, мечтавший разбогатеть, отлично это знал. Он арендовал у барона несколько озер, и бухгалтерские расчеты стали для него такой же профессией, как и рыбная ловля.
Когда он однажды приметил свою дочь с сыном хозяина лесопильни в вересковых зарослях между Коровьим и Телячьим озерами, он нисколько не огорчился. Белокурые волосы Аннгрет развевались на ветру, как трава пушица. Руки ее ни в воскресенье, ни в этот решительный час не знали покоя. Она плела венок из жестких полевых гвоздик для того, кто захотел бы надеть его на себя.
Старый рыбак Анкен издалека увидел парочку, но чем ближе он подходил к ним на своей плоскодонке, тем меньше они становились видны ему. Под конец он уже видел только свои верши в воде, и ничего больше. Он не напрасно проявлял такую деликатность: сын лесопильщика как-никак студент. По воскресеньям этот студент заклеивал пластырем рубцы на щеке и, по-видимому, не страшился ни ран, ни крови. Он был на хорошей дороге—учился на врача. Видно, сын лесопильщика познавал науку на собственной шкуре. Что ж, слава тому, кто в силах совершить такой подвиг.
Будущий доктор в отпуск неизменно привозил новую рану. Он пришел к Аннгрет во второй, в третий раз. Они сидели на поросшем вереском холме между обоих озер, и все друг в друге им нравилось. Юный лесопильщик сунул руку в карман. Аннгрет взглядом проследила за ней: ясно, что он сейчас вытащит из кармана подарок.
—Этот лесопильщиков сын от учености пересыпал неуклюжую речь крестьян французскими и латинскими словами, из кармана же он вытащил марлевые бинты. Вот каким он успел стать рассеянным. Он поцеловал ей руку. Аннгрет была этим довольна, если уж другого подарка ждать не приходилось. Такой поцелуй тоже немало, словно мотылек по ошибке сел не на ту былинку. Аннгрет вечером вспомнила это ощущение, и рука ее покраснела в поцелованном месте. А дальше что? Марлевые бинты, маленькие рулончики, невинные и белые, разве они не свидетельствовали об учености молодого доктора? Юлиан Рамш показал Аннгрет, как перевязывают раны. У Аннгрет были ловкие руки. Дома она плела сети и вышивала метки на своем приданом.
— Ранение в локоть,— говорил Юлиан,— что будем делать? Аннгрет живо перевязала локоть доктору с лесопильни. Дело
было нетрудное.
— Ранение в верхнюю губу! — Ну, это уже потруднее! Студент-медик держался того .мнения, что рану надо сначала смазать лекарством — настойкой из розовых листьев. Но где его достать?
Аннгрет сидит на краешке кровати возле мужа. Она сегодня необыкновенно словоохотлива и все рассказывает, рассказывает.
— У Буллертов народился слепой теленок... Хохлатка снесла первое яичко... — Кто-то приходил к нам с коровой, да?—спрашивает Оле.
— Нынче плохо будет с сеном—говорит Аннгрет.
— Наверное, бык причиняет тебе больше хлопот, чем ты думала?
— Пусть убирается!
— Бык?— Лесопильщик.
Оле мечется в постели. Ему мерещится, что лесопильщик все время лежал у него за спиной. Теплый денек на исходе. Наступает вечер. Усталая Аннгрет ходит по дому, от нее пахнет весной. Тоска Оле по лесу и полям растет с каждой минутой. Спускается ночь. Никто не отнимает эту ночь у Оле. Она норовисто стучит копытами о кормушку. Оле спит неспокойно, и этот грохот для него оборачивается кошмаром. Стреляет трухлявое орудие и разваливается. Солдаты, у которых нет лиц вытаскивают покойного Антона из-под железных обломков. Ставят на ноги посеревшего от мороза человечка. Его изуродованный рот говорит Оле: «Начинай!» Оле просыпается и дрожит от холода. Он хочет согреться подле Аннгрет и тихонько трогает ее за плечо.
— Не смей меня трогать, негодяй! — орет Аннгрет. Был год тысяча девятьсот сорок третий, когда в деревню пришло известие: «Оле Ханзен предал родину». Не Бинкоп, а Оле Ханзен. Это имя в сочетании с трезвым звучанием фамилии придавало известию официальный характер. Ханзен убил лейтенанта! — Лейтенант—это еще не родина,— говорит Ян Буллерт.
— Ты что, коммунистом заделался? — спрашивает полевой жандарм.
— Для вас, кто наморщит лоб, тот и коммунист.— Ян Буллерт предупрежден и держит язык за зубами. Местные власти советуют Аннгрет развестись с Оле.
— Кто может требовать, чтобы ты носила на руке кольцо предателя? — говорит Хинтерофен.
Лесопильщик Рамш, к своему прискорбию, в войне не участвовал. Был отторгнут от славы и почестей. Всему виной сердечная болезнь, которую он подцепил за океаном.
Рамш на свой лад приносил пользу родине в качестве чиновника, ведающего актами гражданского состояния. Он тоже был озабочен положением Аннгрет.
— Говорил он,— за каждым числятся грехи молодости. Они проходят как корь, и так далее. Ты плохо обо мне думаешь, а я хочу тебе добра. Начни бракоразводный процесс!
— Ты о своих бабах заботься! — Вольнолюбивая рыбацкая дочь вновь проснулась в Аннгрет. Не станет она разводиться. Аннгрет не уверена, что любит Оле, да и кто может от нее этого требовать? Зато она знает: Оле любит ее.
Война длилась долго. Мужчины в желтой тыловой форме и их жены из «Союза германских женщин» отворачивались от Аннгрет. Нелегко было дочери рыбака сносить презрение деревенских властей. Конечно, душа ее могла бы согреться от доброго отношения маленьких людей, но это ей не подобало, и она тем более рьяно интересовалась собою и своей участью.
На луговой дороге ей встретился раб божий Герман Вейхельт. Благочестивый муж прищурил один глаз:
— Покорствуй господу и жди. Аннгрет так на него и накинулась:
— Вот, значит, с какими предложениями ты пристаешь к одинокой женщине!
Благочестивый Герман чуть не расплакался, так он был далек от этой мысли.
— Твой бог просто жеребец! — крикнула Аннгрет и пронзительно расхохоталась.
Юлиан Рамш шел по лесу с лесником, помечавшим деревья, подлежащие рубке. Аннгрет собирала чернику за Коровьим озером. Лесник притворился, что не видит ее, и прошел, не поздоровавшись. Жена предателя была для него, что пень в лесной чащобе. Но Рамш остановился возле Аннгрет.
— Хелло, Аннгрет, у тебя губы в трауре!
Аннгрет обтерла рукавом черничные губы. Юлиан в этот момент отвернулся. Он был благовоспитанный человек: расспросил Аннгрет о том о сем, пошутил с нею. Аннгрет рассердилась.
— Знаешь ты песенку о девушке, что ранним утром отправилась собирать ягоды, и так далее?
— Ко мне твоя песенка не подходит, сейчас уже полдень.
— Какая ты стала суровая, даже прекрасных зубов не видно, рыбацкая дочка.
— Что ж, прикажешь мне улыбаться, когда они меня позорят?
— Кто тебя позорит?
— Никто,— злобно отвечала Аннгрет,— они меня на руках носят. Даже ты говоришь со мною разве что в темном лесу!
Лесопильщик потрогал шрамы на своих щеках.
— Я полагал, что это ты отказываешься разводиться!
— Скажи еще, что ты ждешь не дождешься моего развода! Аннгрет круто повернулась и ушла. Но во сне ей явился лесопильщик: он прикоснулся к ней. Она закричала.
Безлунный вечер. Звезды кишат на небе. Человеку их закон представляется игрою, хаосом. В воду Ласточкиного ручья, некогда приводившего в движение лесопилку, сквозь прорубь опускают кусок стальной проволоки, толщиной с мизинец. Проволока достает до дна. Ни малейшего волнения среди окоченевших амфибий. Морозная ночь затягивает ледком прорубь. Земля кружится в мировом пространстве. Аннгрет запирает мужнину овчарку в сарай, чтобы лаем не нарушила мирную вечернюю тишину.
Оле лежит, упражняется в терпении, курит, читает. Он слышит, как смерзшийся снег скрипит под ногами запоздалого прохожего. Аннгрет хлопочет в доме. Время от времени успокаивающие шорохи доносятся до постели больного.
Фрау Аннгрет надевает новое платье. Такую прическу она носила еще в девичестве. Что у нее сегодня—день рождения? Или она призывает вторую юность?
Человек в сапогах на меху тихонько входит в незапертые ворота.
В гостиной у Аннгрет обои голубые. Вернее, голубые розы по желтому полю. У других людей комнаты с желтыми розами, а у Бинкопов розы голубые.
Человек стоит на голубом велюровом ковре. Брюки на нем зеленые и куртка тоже. Все зеленое у этого гостя, даже шляпа, которую он держит в руке. Голубые обои, кажется, вот-вот лопнут.
Здоровается лесопильщик шепотом.
Аннгрет громко ему отвечает:
— Добрый вечер, здесь таиться нечего!
Лесопильщик не знает, можно ли ему сесть. Он ненадолго задержит хозяйку. Только выскажет небольшую просьбу.
— Пожалуйста, выкладывай просьбу! Рамш колеблется. Это уже не тот человек, что крепко сидит в любом седле. В его английской бородке время стало плести свою паутину.
— Как ты еще хороша!
— Ты собирался о чем-то просить.
Рамш просит: пусть Аннгрет замолвит за него словечко перед мужем. Время очень уж и так далее. Двери тюрем гостеприимно распахнуты.
— Тебя бьют, а дашь сдачи — это уже политическое преступление.
Аннгрет стоит пред большим зеркалом. Переглядывается со своим отражением торжествующим взглядом. Так, отлично!
— И всё? Кто же в наше время делает из этого трагедию?
— Что ты хочешь сказать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49