Эр-мань ушла. Лян Юнь все стоял на месте, сжимая руками холодные лрутья решетки. Хлопушка подошел к нему.
— Кто?
— Сестренка.
— Нисколько на тебя не похожа...
Эр-мань, выйдя из ворот тюрьмы, сразу же свернула направо и шла не оборачиваясь. Вскоре вышла на оживленную улицу. Пройдя еще несколько шагов, вдруг остановилась, сделав вид, что заинтересовалась витриной магазина шелковых тканей. Искоса посмотрела назад. В поле зрения сразу попал человек в фетровой шляпе набекрень, прикуривающий у табачного киоска. Эр-мань толкнула дверь магазина. Там была масса народа. Она сделала круг по нижнему этажу, затем поднялась наверх и сразу же стала спускаться обратно. На лестнице она нос
к носу столкнулась с мужчиной в фетровой, шляпе. Тот был кривой и чем-то напоминал Одноглазого с пристани. На лестнице создалась толчея,, и. Эр-мань нарочно преградила шпику путь. Тот злобно посмотрел на нее единственным глазом.
— Посторонитесь, господин! — вежливо проговорила девушка.
Шпик неловко отступил, давая ей возможность пройти. Когда он поднялся наверх и обернулся, Эр-мань уже исчезла из виду.
План освобождения тюрьмы был составлен под руководством секретаря подпольного горкома партии Пэя. Народно-освободительная армия начала генеральное контрнаступление. Вот-вот должны были начаться бои за освобождение города. Агонизирующие гоминдановцы готовились к массовому террору. Поэтому перед началом сражения горком должен был организовать защиту населения, охрану городских предприятий и в особенности спасение жизни товарищей, томящихся во вражеских застенках.
Члены городского комитета не опали уже три ночи. Штаб горкома помещался в горной деревушке в окрестностях города. В основном все было подготовлено. Оставалось обсудить одно: освобождение тюрьмы. Сегодня в этой деревушке собрались все включенные в операцию люди. Эр-мань доложила о положении в тюрьме и о своем свидании с Лян Юнем.
Пэй закурил сигарету и, когда она. кончила, сказал:
— Товарищи, сведения, которыми мы располагаем, недостаточны. Наши товарищи находятся не где-нибудь, а в пасти тигра. Ежечасно, ежеминутно им угрожает смертельная опасность. Нужно спасать их наверняка. Давайте подумаем вот о чем. Если мы подождем до тех пор, когда вступит в бой армия,
и тогда начнем действовать, — это будет для нас легче; но в этом случае мы не уверены, останутся ли наши товарищи в живых. Если же мы начнем освобождать тюрьму до начала боев, мы встретимся с большими трудностями, но у нас будет больше уверенности в том, что товарищей удастся спасти. Мы предполагаем, что враги не пойдут на расстрел заключенных до. самого последнего момента. До того, как будет отдан приказ блокировать тюрьму, они не должны обнаружить, что мы концентрируем силы в районе города. Только в этом случае наша операция завершится успехом. Исходя из этого, мы и должны назначить срок освобождения тюрьмы.
— Я согласен с секретарем Пэем, — сказал Фын, вставая со своего места.
Он был назначен инструктором первого батальона объединенного партизанского полка. Все партизанские отряды, подчиненные городскому комитету для совместных действий с наступающей на город Народно-освободительной армией, были сформированы в один полк. Первый батальон был создан главным образом из партизанских отрядов, действовавших в уездах к востоку от города, но в его составе были и горожане. Он добавил:
— Для освобождения тюрьмы нельзя дожидаться наступления армии. Мы не можем жертвовать жизнью наших лучших товарищей.
— Я присоединяюсь к мнению товарища Фына. — Это встал Шан. — Я думаю, освобождение тюрьмы нужно осуществить в один день с началом наступления, но в разное время. Армия начнет наступать с рассветом, а мы — ночью. Мы займем тюрьму, освободим наших товарищей и будем временно держать оборону. Сейчас ночи короткие, светлеет, когда нет и четырех. Так что, если мы приступим к делу в час ночи, то нам нужно будет продержаться два — два с половиной часа. Когда начнется наступление, гоминдановцам будет не до нас. Мне кажется, могут возникнуть два выгодных для нас момента: во-первых, когда начнется бой, противник
выведет дивизию из города; и, во-вторых, вражеская артиллерия будет также передислоцирована в горы. Все это облегчит нам захват тюрьмы.
— Шан прав! — одобрительно загудели собравшиеся.
Фын торопливо добавил:
— Я тоже согласен! Но, товарищ секретарь, поручите мне провести эту операцию.
Комитет утвердил его кандидатуру. Ему было приказано во главе взвода, образованного из отряда, действовавшего ранее под командованием Лян Юня, выполнить операцию по освобождению тюрьмы.
План освобождения через доверенного охранника Цзяо был передан заключенным. На прогулке руководители тюремной партгруппы обсудили его и назначили Лян Юня командиром восстания.
Время шло. Наступил канун освобождения.
Вдруг около полудня Хлопушка тихонько открыл дверь и проскользнул в камеру Лян Юня. Подскочив к узнику, он очень тихо прошептал ему на ухо:
— Лян Юнь, дело плохо...
— Какое дело?
— Наша разведка донесла, что окрестности города блокированы. Кажется, Народно-освободительная армия собрала здесь большие силы. В городе господа офицеры страшно перепуганы. Два дня без перерыва возят снаряды к укреплениям.
— Так это же очень хорошо! — улыбнулся Лян Юнь. — Значит, конец им приходит.
— Да нет, послушай. Рябой что-то подозрительно забегал. У этого прохвоста на уме ничего хорошего не бывает. Я стал присматриваться. И вот: он собирается расстрелять всех заключенных, не иначе...
— Гм, вот что... — Лян Юнь резко сжал ему руку — Когда они намечают это сделать?
— Я.... Я не расслышал.
Лян. Юнь, стиснув зубы, задумался. Восстание намечено на завтра, на час ночи. Что, если тюремщики опередят повстанцев?.. Не сидеть же сложа руки и ждать смерти. Он нахмурился. Мысли эти ожгли его, как пламенем. В этот момент Хлопушка произнес:
— Лян Юнь, нужно что-то делать... Ты как думаешь?
— А ты?
— Сегодня вечером я дежурю. Я рискну и выпущу тебя. Гоминдан все равно скоро отдаст концы. Потом уже нам с тобой одна дорога.
Лян Юнь внимательно посмотрел на него.
Хлопушка вздохнул:
— У меня такой характер: друзей всегда из беды выручаю.
— А сумеешь?
— Да что толковать, давай попробуем! Если окажется, что в начале своей смены не смогу ничего сделать, ночью все равно выведу.
— Значит, так. — Лян Юнь пожал Хлопушке руку. — Ты не торопись меня спасать. Я хочу, чтобы ты разузнал поточнее, когда они собираются начинать.
— Зачем тебе это надо? Как только мы с тобой, будем готовы, смотаемся к чертовой матери — и точка!
— Так надо! Действовать нужно наверняка, не хочется погибать по глупости.
— Ладно, договорились. Я найду способ тебя спасти. Но только, прошу, никому ни слова — поднимется шум, Рябой может начать раньше.
— Ладно, давай действуй.
Как только Хлопушка ушел, Лян Юнь тотчас же стал выстукивать полученное известие в соседние камеры. Охваченный волнением, он ходил и ходил пр. камере. Дорог был каждый миг. Время, время, время;.текло как обычно, минута за минутой, его нельзя было, ни ускорить, ни задержать. Теперь все
зависело от времени. Только бы они не начали до часа ночи!.. Нет, сидеть и ждать тоже нельзя! Нужно готовиться к последней борьбе. Прошло добрых полдня, когда прибежал, наконец, Хлопушка и сообщил, что «очистка тюрьмы» назначена ровно на час ночи. Какое совпадение! Как же быть? Если они начнут в одно и то же время, враги окажутся в более выгодном положении. Перед ними будут безоружные люди, с которыми легко справиться, и к тому времени, когда партизаны начнут атаку, в тюрьме может не остаться ни одного живого узника.
Лучшее, что можно было сделать, — это передать полученное известие товарищам из горкома и попросить, чтобы освобождение тюрьмы было перенесено на час или два раньше. Но кто сумеет передать это известие? Лян Юнь еще раз подумал о Хлопушке. Парнишка только что доказал, что готов спасти его. То, что Хлопушка сегодня солдат вражеской армии, — это еще не самое худшее. Парень он, по всему, честный. Но поручить ему такое ответственное задание... Лян Юнь колебался и раздумывал, не в силах прийти к какому-либо решению. Во время вечерней прогулки он с помощью условных сигналов обменялся мнением с несколькими коммунистами. После этого у него созрело твердое решение: любой ценой спасти товарищей, продержаться до часа освобождения тюрьмы партизанами. Это решение было сообщено по камерам всем коммунистам и тем, кто поддерживал с ними связь.
В двенадцать ночи на дежурство вступил Хлопушка. Он дежурил вместе с надзирателем, по проа-вищу Горбун. Мелькая светом ручного фонарика, они отворили решетку и проверили все камеры. У Горбуна лицо было налито кровью, от него несло винным перегаром. Перед выходом на дежурство Хлопушка сводил его в винную лавку.
Еще через пятнадцать минут Хлопушка тихонько вошел в камеру к Лян Юню. Он долго гремел ключами, потом открыл дверь и крикнул!
— Лян Юнь, на допрос!
Тот вышел. Хлопушка шепнул ему:
— Тихо! Иди за мной. Горбуна я напоил, он теперь храпит! У меня спрятана здесь недалеко наша форма, переоденешься. Когда к воротам подойдем, проходи со мной как ни в чем не бывало.
Лян Юнь, принимая от него форму, тихо сказал:
— Хлопушка, я благодарен тебе от всего сердца. Но только один я не уйду. Я не могу допустить, чтобы остальные заключенные погибли.
— Больше я ничего сделать не могу. Ты свою шкуру спасай, что о других-то думать!
— Нет, Хлопушка! Я знаю, что ты мне друг. Дай мне все твои ключи.
— Ты... Ты что хочешь?
— Выпустить людей!
— Ай-ай! Что ты? Ни одному уйти не удастся. И мы оба ни за что пропадем. Всегда ты... как слепой. Время идет... Промешкаем еще полчаса, и нам не убежать.
— Ничего, ничего, давай сюда ключи!
— Нет, нет! Не надо!
— Хлопушка!
— Как же это? Какой ты друг?! Я от чистого сердца тебя спасаю, а ты... Не годится так!
— Хлопушка! Я твой настоящий друг. Но нет времени тебе подробно объяснять... Потом, когда будет время, я все тебе расскажу. Мне нужны ключи! — С этими словами Лян Юнь снял с его пояса связку с ключами.
Хлопушка опасливо озирался по сторонам. Тем временем Лян Юнь, орудуя ключами, одну за другой открывал камеры. Коммунисты и наиболее активные заключенные после вечернего обхода разбудили узников и сообщили им о готовящемся преступлении и о скором освобождении тюрьмы. Сейчас люди бодрствовали. Хлопушка был до того перепуган, что обалдел от страха. Он забрался в одну из камер и сидел там не шевелясь.
Наконец были отперты все камеры. Коммунисты вышли в коридор. В этом длинном и узком коридоре было двадцать камер. Из коридора вел только один выход — через караульное помещение. Лян Юнь повел всех туда. Действительно, Горбун крепко спал. Лян Юнь взмахнул рукой, и двое заключенных, крепко связали тюремщика веревкой, лежавшей на его же кровати. Горбун проснулся, хотел было закричать, но ему заткнули рот полотенцем.
Лян Юнь распорядился запереть решетку, ограждавшую вход. В караульной изо всех камер собрали одеяла. Из пожарного бачка при входе эти одеяла облили водой и закрыли ими решетку. Три десятка одеял плотно закупорили вход К этому «заграждению» приставили столы и койки. Самые крепкие из узников были готовы подпереть их своими телами.
Наступило тревожное ожидание. Хлопушка, наблюдая эти приготовления, время от времени принимался скулить, но Лян Юнь каждый раз обрывал его.
Прошло немного времени, и приблизительно около часа ночи в помещениях, где жила охрана, залились свистки. Должно быть, поднимали солдат. Лян Юнь встал на край стола и через щелочку в верхней части их «укрепления» стал наблюдать за тем. что делалось снаружи. Вскоре появился отряд солдат с автоматами наперевес. Перед забаррикадированной решеткой они сбились в беспорядочную кучу. Послышались возгласы удивления. Кто-то вскрикнул:
— Ах, сволочи! Как это им удалось?! Лян Юнь по голосу узнал Рябого.
— Хлопушка! Горбун! — прокричал Рябой. Поняв, что здесь произошло, он вскинул автомат и дал по ватным одеялам очередь. Пули застревали в сырой вате. Солдаты сзади тоже начали стрелять. От одеял потянулись серые дымки.
Поняв, что стрелять бессмысленно. Рябой велел солдатам откинуть решетку. Решетка открывалась внутрь караульного помещения. Оттуда давили изо всех сил, и у солдат ничего не вышло. Тогда он велел всем отойти и издалека бросил под решетку ручную гранату. Граната не помогла. Рябой выкрикнул
несколько угроз. И в это мгновенье у ворот тюрьмы послышались новые разрывы гранат. Рябой осекся, так и не договорив фразы. Следом зазвучали автоматные очереди. Рябой бросился к выходу.
— Наши товарищи пришли! — громко закричал Лян Юнь.
В длинном коридоре тюрьмы поднялась буря. Спасение!.. Лян.Юнь спрыгнул со стола, узники понесли его на руках. Люди обнимались. Многие плакали.
Стрельба снаружи становилась все ожесточеннее. Лян Юнь распорядился разобрать «укрепление». Люди проворно сняли одеяла. Охрана, отстреливаясь, отступала во внутренний двор. В ворота врывались люди в штатском. Из дыма кто-то громко крикнул:
— Лян Юнь! Лян Юнь! Где ты?
Это он, Фын! Лян Юнь отворил решетку:
— Брат Фын, я здесь!
Фын рванулся к нему. В этот момент со сторожевой башни во дворе застучал пулемет. Фын взмахнул руками и ничком упал на землю.
— Брат Фын!.. — отчаянно вскрикнул Лян Юнь. Он рванул на себя дверь и хотел выскочить во двор. Сзади его удержали.
— Не выскакивай! Пулемет... Лян Юнь остановился. Превозмогая себя, он стал наблюдать.за боем. Легкий пулемет на вершине сторожевой башни держал под огнем весь двор, тесня партизан к тюремным воротам. Партизаны завязали перестрелку с караульными на башне. Лян Юнь знал: пулемет прикрыт мешками с песком и практи- чески снизу неуязвим. Он лихорадочно думал... Подозвал охранника Цзяо, который с первой минуты оставил свой пост и присоединился к восставшим, и вё-лел ему наколоть щепы и поджечь ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27