Сюе со своей группой прикрывал отступление. Отряд поднимался в горы тропинкой, а прикрывавшие отступали по дороге. Когда стрельба на территории виллы затихла, прекратили стрелять и они. Группа прикрытия оставила шоссе и углубилась в горы.
Стоя на вершине, Лян Юнь наблюдал за тем, что делается внизу. На шоссе появилась цепочка бегущих огней, похожая на быстро ползущую змею. Следуя извилинам дороги, змея ползла к вилле. Лян Юнь усмехнулся. Он повернулся к отряду, взмахнул рукой: «Пошли!» Партизаны были в безопасности.
Гоминдановский генерал-лейтенант, командующий войсками гарнизона, сидел с окаменевшим лицом на диване и курил. Уголком глаза он следил за сидев-шим перед ним начальником штаба. Тот, уже не в первый раз, повторял:
— Если на вершинах поставить доты, их будет достаточно...
— Что теперь в них толку, если лошадка уже ускакала! — недовольно проговорил командующий.
Генерал в глубине души чувствовал себя очень неважно. В результате дерзкого налета были потеряны более десятка лучших офицеров. Как об этом доложить начальству? И все они погибли от рук, по сути дела, нескольких партизан.
— Сволочи! — вдруг неожиданно выкрикнул он.
— Разрешите обратиться! — произнес вошедший в комнату адъютант. — Раненые офицеры докладывают о своем прибытии!
— Пусть войдут!
Адъютант ввел в комнату пятерых офицеров. У вошедших был подавленный вид. Головы, руки перевязаны. В глазах еще жил пережитый испуг. Они стояли перед командующим, опустив глаза к полу.
Командующий медленно приподнялся, смерил их презрительным взглядом. Но заговорил он мягко, почти приветливо:
— Тяжело вам пришлось?
— Очень благодарны господину командующему за заботу! — ответил один из раненых, высокий и рябой.
— Присаживайтесь! — Командующий сел.
Офицеры почтительно выжидали. Они чуть сдвинулись со своих мест и снова вытянулись. Один начальник штаба, сидя на старом месте, отчаянно дымил, как будто хотел спрятаться в клубах дыма.
Командующий побарабанил пальцами по дивану. Не поднимая головы, спросил:
— Вчера вечером, перед тем как это все началось, вы ничего подозрительного вокруг не замечали?
— Так точно! — ответил Рябой. — Все было спокойно. Только в полночь вдруг поднялась стрельба.
— Сколько приблизительно было партизан?
— В темноте не рассмотреть: вероятно, сотни.две! Командующий презрительно хмыкнул.
— Если бы действительно было столько, ты был бы уже в списках «геройски погибших».
— Так точно! — Офицер незаметно чуть отступил назад.
— Ты не из жандармерии? — спросил командующий у Рябого. — Отлично! Я дам тебе роту, а ты постараешься изловить всю эту банду. Кого можно взять живым — бери, кого взять не удастся — уничтожай на месте! Срок — один месяц!
— Слушаюсь! — Рябой пристукнул каблуками.
— Ну, все! — Командующий нетерпеливо махнул рукой.
Офицеры, отдав честь, попятились назад.Рябой возвращался домой весьма довольный. Он почти забыл про свои раны. Большие оспины на черном лице светились ликованием. - Ай-яй-яй! Он еще добьется чинов и звания! Бывший помещик, он промотал свою землю и стал подручным у Хозяина Тяня на пристани. Он был замешан в разных грязных делах и выслуживался перед Хозяином. Когда пришли японцы, Тянь рекомендовал его им. Рябой сначала стал в марионеточных войсках командиром отделения, потом — взвода. Каждый- раз, когда его часть посылали в карательную экспедицию, он хватал ни в чем не повинных людей и истязал их, заставляя призиаваться, что они партизаны, а потом передавал японской Жандармерии. Японцы оценили такого «способного» командира взвода и стали называть его «специалистом по карательным мероприятиям». Сделали командиром роты. Рябой взял в жены двух девушек из богатых купеческих семей, приобрел себе особняк. Стал также посредником в торговле двух семей своей родни. Сам открыл большой табачный магазин. В короткий срок сделался в городе богатым и влиятельным человеком. Даже Хозяин Тянь вежливо звал его теперь «братом». Рябой прожигал жизнь, целые дни проводя в ресторанах, играл в ма-цзян, шлялся по публичным домам. Когда становилось совсем скучно, ходил в театр. Деньги шли ему в руки, как вода прилива. Как говорится, «он был настолько увлечен этой жизнью, что позабыл свою фамилию».
Но вот случилось то, что он сначала воспринял^ как катастрофу. Власть японцев рухнула. Они бежали. Коммунисты были его кровными врагами. Он не мог оставаться в городе. Бросив свое имущество и обеих жен, он тоже удрал. Рябой был неглуп и, видя, как оборачивается обстановка, заранее обратил те свои капиталы, которые мог, в наличность. Он поехал в Шанхай, затем в Нанкин и благодаря своим
деньгам и прирожденной способности к подхалимству снова обрел себе покровителя и стал агентом специального отдела верховного командования. Когда гоминдановцы перешли в наступление, он упросил своего покровителя помочь ему перейти в армию, действующую на его родине. Рябой хотел вернуться по: бедителем, чтобы посчитаться со своими врагами.
Возвратившись в город, он понял, что его торговая карьера закончена. Его жены исчезли в неизвестном направлении. Дом пришел в ветхость. Но он пытался сохранить хорошую мину при плохой игре и хвастливо говорил знакомым:
— Будет у меня и семья и дело через каких-нибудь пару лет! Вот увидите!
Он бравировал, но потерял слишком много. Его сердце горело мрачной ненавистью. Он поклялся отомстить.
И вот теперь случай, которого он так ждал, представился ему! Это был случай удовлетворить свою жажду мести, а также случай поправить свои дела. Что, что, а карательный опыт у него был, не говоря уж о том, что он знал, как наживаться во время «работы» в деревне. У него теперь был личный приказ командующего. Ои мог совершенно безнаказанно убивать, грабить, жечь! И ему теперь не нужно было опасаться, что кто-то воспользуется его заслугами.
Вскоре после того, как он вернулся и следственную часть жандармерии, начальник штаба прислал ему приказ. Назначенный в его распоряжение бывший ротный командир передал ему дела. Рябой отдал первые распоряжения и вместе с ним поехал на виллу.
Вилла была изолирована от остального мира. Еще накануне ночью подкрепление, которое прибыло сюда из города, оставило ее. Тогда еще здесь бушевал пожар. Но днем огонь, пожрав все вокруг, погас, дымились еще только остатки балок и опорных колонн. Перед глазами была картина полного разгрома. От пышных и изящных построек осталась только серая
зола да острый запах пожарища, от которого кружилась голова.
Они с ротным командиром перебрались через речку. По оставленным прошедшей ночью следам стали подниматься в горы. Перед ними длинной нескончаемой грядой тянулись горные вершины... Рябой нахмурился. Вдруг его осенило: ему могут помочь местные хуаньсянтуани! Он сразу же вспомнил Цао, с которым вместе служил у японцев. Он, кажется, командир хуаньсянтуаней в этой местности.
В резиденции Цао в Фанчэнпу, в помещении бывшего районного правительства, встретились два «старых друга». Им было о чем вспомнить. У Цао только что от рук партизан погиб брат. Сообща наметили план действий.
Один из помощников Лян Юня — Чжао — доставил пленных и часть захваченного оружия в главную уездную базу. Обратно в отряд он привез письмо секретаря Ли. В письме Лян Юню и бойцам его отряда выражалась благодарность. Известие о сожжении партизанами виллы «Теплые ключи» распространилось уже по всему уезду.
— В деревнях рассказывают про нас сказки, — с воодушевлением сообщил Чжао. — Говоря, что Лян Юнь рукой может достать звезды, что его солдаты спустились с неба. А еще говорят, что Лян Юнь — это Возмутивший Море Но-чжа. А артисты из самодеятельной уездной бригады написали про нас целую пьесу. Вот здорово было бы пригласить их к нам!
Бойцам передалось его возбуждение. Один Лю Фу с озабоченным видом сказал:
— У нас снова мало провианта.
— Мало? — Чжао пожал плечами. — Тогда ты что-нибудь придумай. Ведь ты у нас «начальник интендантской службы»!
— Придумай, придумай! Предлагал я — так ты ведь отказался! — Лю Фу хмуро посмотрел на Чжао.
— Да, тебе придется что-нибудь придумать, лао Лю! — перебил его Сюе. — Нет смысла сидеть в горах и ждать — авось, кто-нибудь что-нибудь принесет. Откуда людям знать, что нам нечего есть? Ты должен пойти к крестьянам, побеседовать с ними — они тебе непременно что-нибудь подскажут, помогут.
— А кто мне может поручиться, что на всех крестьян в деревне можно положиться?
— Что?! На бедняка всегда можно положиться! — вставил Лян Юнь. — Это ты неправильно думаешь! Наша партия, наша армия только тем и живут, что опираются на народ.
— Это все так... — Лю Фу согласно кивнул головой.
Но было видно, что в душе у него остались некоторые сомнения. А если все-таки крестьяне выдадут его гоминдановцам, что тогда? При мысли о плетях, пытках, расстреле у Лю Фу сжалось сердце. Он начал раскаиваться. Зачем он сюда пришел? Вел бы себе по-старому мелкую торговлю, так нет, полез в партизаны!.. Теперь податься было некуда. Он подумал о жене, ребятишках...
После совещания было решено Лю Фу и Чэня послать вниз, в деревню, за продуктами. Лю Фу не смог отказаться. Взяв пустые мешки, они пошли. Чэнь шел впереди с трубкой в зубах и шумно втягивал в себя дым. Что-то мурлыкал. Лю Фу осторожно ступал следом и каждую минуту озирался.
— Лао Чэнь, мне кажется, нам лучше идти на расстоянии друг от друга, а? — предложил он своему спутнику.
Идя подальше от Чэня, он мог, случись что, спастись бегством.
— Мы ведь не в походе и не в бою. Какое там еще расстояние! — сказал Чэнь.
Лю Фу нечего было возразить. Они спустились с горы и подошли к деревне. Лю Фу еле помнил себя от страха. По дороге им то и дело попадались солда-ты в гоминдановской военной форме. Они с воинственным видом сновали по фанзам. У Лю Фу подгибались колени. Чэнь же, казалось, совсем не обращал на них внимания. Один раз какой-то солдат направился прямо к ним. Лю Фу остановился.Чэнь как ни в чем не бывало продолжал идти. Солдату нужно было всего-навсего прикурить. Он остановил Чэня и попросил его поделиться огоньком. Чэнь с издевкой спросил:
— Земляк, тяжелая работенка, а?
— Работа тяжелая, да жизнь не тяжелая! — Солдат сделал глубокую затяжку и, не оборачиваясь, ушел.
— Лао Чэнь, — тихонько проговорил Лю Фу, приблизившись, — чуть-чуть не попались, а?! И как это ты решился с ним заговорить?
— Л чего бояться? Ведь У нас на лбу не написано, что мы партизаны.
Лю Фу задумался. Действительно, выходило вроде бы так. Он несколько успокоился. Но невольно при виде каждого одетого в военную форму человека на него волной накатывался страх.
Они дошли до второй деревни. Чэнь разыскал знакомый дом. Вошли.
Человек лет пятидесяти приветливо вышел им навстречу.
— А, Чэнь! Давненько тебя не было видно!
— Да... — Чэнь стал набивать табаком свою трубочку. — Дядюшка Сунь, последнее время дела идут как будто ничего!
— Есть какое-нибудь дело — заходи, гостем будешь!
Он провел Чэня и Лю Фу в комнату. Выгнал всех домашних. Осторожно спросил:
— Чэнь, вы что, все ушли в горы?
— Да.
— Виллу-то эту, что у Теплых ключей, вы сожгли?
— Да как тебе сказать...
— Что, боишься, старик проболтается? Да все сельчане уже давно знают. Говорят, что это начальник района Лян со своими людьми действует. Рябого ты знаешь? Его Лян Юнь тогда ранил, — жаль не убил, собаку! — так он своими глазами видел Лян Юня.
— Угу... — Чэнь промычал что-то невнятное.
Лю Фу перепугался. В этой операции он не участвовал, но по рассказам партизан знал, что вилла сильно пострадала. Разворошишь осиное гнездо — разве осы тебя пощадят? Нет, Лян Юнь все-таки слишком молод! Он недовольно покачал головой.
— Чэнь, — еще тише сказал Сунь. — Рябой привел сюда роту солдат, а сам остановился у Цао. Вчера вечером нагрянули. У них целых три пушки. Вам нужно быть настороже.
— Да. Спасибо тебе, отец. Помоги нам раздобыть еды — все наши припасы кончились.
— Это можно. У всех зерно припрятано. Сегодня ночью присылайте людей. А я пока надежных людей оповещу.
— Нужно только, чтобы все были надежные, — предупредил Чэнь.
— Конечно! Неужто я не понимаю? Я тут ключ к каждому знаю, можешь не беспокоиться! Вечером, как придете, я буду вас ждать у входа в деревню. Условный сигнал — крик дикой утки три раза. Договорились?
— Нет, ты просто молодец! — восхищенно воскликнул Чэнь. — Тогда мы пошли!
Лю Фу оставил мешки. Выйдя со двора старого Суня, они зашли в другой двор. Всю дорогу Лю Фу вспоминал: кто же этот Рябой? Целая рота солдат, да еще с пушками. Эти уж как пить дать будут горы прочесывать! Он снова задумался над тем, что его ждет, если вдруг...
Лян Юнь с секретарем Сюе обдумывали текст листовки, когда часовой доложил, что два крестьянина принесли зерно.
Когда крестьян провели в лесок, Лян Юнь сразу узнал одного из них — это был старый Ма из Фан-чэнпу. Старик сбросил с плеч принесенный мешок, отер со лба пот.
— Состарился я совсем. Никуда не гожусь. Прошел самую малость по горам — и запыхался...
— Отец! — Лян Юнь обнял его и посадил на камень. — В такую даль ты сам понес мешок! Тяжело ведь.
— Да. Эти щенки хуаньсянтуани словно повзбе-сились. На всех кидаются! Но только со мной им сладить не удалось. — Старик засмеялся.
Парень, пришедший вместе с ним, тоже улыбнулся.
— Кто это? — спросил Лян Юнь у старика.
— Из нашей деревни. У старого абрикосового дерева живет. Фамилия, кажется, Чжан. Эх, память совсем никуда не годится! Лица хорошо помню, а фамилии из памяти вылетают. Мы с ним на тропинке к вам встретились. Вот вдвоем и пришли. Только увидели друг у друга мешки за плечами: ага, значит, оба партизан ищем!
— Спасибо тебе, товарищ Чжан!
— Да что ты, командир! — смущенно возразил парень. — Нашего старосту Вана хуаньсянтуани в ногу ранили. Сам не мог прийти. Попросил людей откопать зерно и велел вам отнести. Я ночью и пошел. Но за первой горой заблудился. Хорошо, что на рассвете встретил на дороге дедушку Ма. Если бы не он, пришлось бы мне нести зерно назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27