— Папаша, давай я погребу!
— Нет, время не терпит. Нам нужно побыстрее отсюда выбраться, — лодочник снова замолчал и энергичнее заработал веслом.
Лян Юнь был недоволен. Ему показалось, что лодочник обращается с ним несколько свысока. Ведь он с детских лет умел грести на сампане и не уступал в этом искусстве и ребятам постарше себя! Но он промолчал.
Они плыли уже долго. Небо чуть посерело. Лян
Юнь незаметно задремал, положив голову на колени. Вдруг он выпрямился. Ему послышался стук мотора. Он прислушался. Действительно, со стороны открытого моря в их сторону шел катер.
— Патрульный катер! — негромко произнес он.
Сампанщик-оставил весло и тоже стал прислушиваться. Шум мотора доносился все отчетливее. Внезапно с левой стороны от сампана словно-сверкнула
молния: длинная полоса белого света скользнула по поверхности моря и погасла. Через некоторое время прожектор вспыхнул вновь.
— Японцы! Приготовься...
Сон сняло как рукой. Лян Юнь лег лицом вниз на корму, готовый в любой момент соскользнуть в воду. Если патруль обнаружит их лодку, он должен будет спрыгнуть в воду и держаться в тени сампана. В лодке ничего подозрительного не было, и бояться обыска не приходилось.
Лодочник отчаянно греб, пытаясь выйти из зоны действия прожектора. Но было поздно. Прожектор вспыхнул снова, на этот раз осветив сампан. Его луч замер. Японцы обнаружили суденышко.
Скрыться уже было невозможно. Сампанщик поднял лежащую у его ног сеть и бросил ее за корму.
— Ты готов? Ныряй скорее!
Лян Юнь пододвинулся ближе к краю и с легким всплеском упал в воду. Вынырнув, он обеими руками ухватился за борт. Лодочник снова взялся за сеть. Резкий свет прожектора слепил глаза. С катера раздалась короткая очередь. Пули пропели у него над головой. Сампанщик выпрямился во весь рост и поднял вверх руки.
Катер медленно подошел к сампану. Лян Юнь прижался головой к борту. В любую секунду он готов был нырнуть под воду.
— Дурак! Что здесь делаесь?!
— Ловлю рыбу.
— Императорская армия приказала — вечером в море выходить нельзя. Ты — балу!
— Нет, я лояльный гражданин.
— Пет, ты не гражданин. Мы тебя сейчас убивать-убивать!
Лян Юнь услышал, как на сампан кто-то тяжело спрыгнул. Суденышко закачалось» Раздался звук удара, стоны. Японцы начали обыск. Доски звенели от тычков штыками. Ч'ерез несколько минут чей-то голос с сильным японским акцентом распорядился:
— Твоя! Ходи на катер!
Снова заработал мотор. Лян Юнь почувствовал, что после нескольких покачиваний сампан дернулся и двинулся куда-то, все убыстряя ход. Он крепко держался за корму, тело его всплыло на поверхность. Судно тянуло его вперед. Но куда? Японский катер наверняка вел сампан обратно в гавань. Он разжал руки. Тело по инерции продолжало двигаться вперед. Он сделал усилие, чтобы остановиться. Катер с сампаном на буксире исчез во мраке. Время от времени темноту прорезал луч прожектора.
Лян Юнь лег на воду.. На небе, покрытом темными тучами, не было видно ни звездочки. Куда плыть? Вдали снова мелькнул и погас луч прожектора. Там— место, из которого они отправились. Плыть нужно в противоположную сторону. Лян Юнь перевернулся в воде, определяя направление по' движению волн. Волны перекатывались 'через него с левой стороны. Берег лежал к югу. Ветер дул тоже на юг. Следовательно, восток был впереди. Определив направление, он уверенно поплыл вперед.
Лян Юнь плыл то на груди, то на боку, иногда переворачиваясь на спину, чтобы отдохнуть.. Он плыл долго и, по его расчетам, уже выбрался из зоны, контролируемой японцами. Теперь уже нужно было бы выходить на берег. Он начал ощущать усталость. Близился рассвет. Его руки наткнулись на что-то твердое. Рифы! Он ощупывал руками гладкие скалы, нашел- уступы, осторожно ступил ногами. Попробовал идти по рифам. Попадались места, где вода достигала ему до груди. Постепенно становилось мельче. Наконец он вышел на берег.
Перед ним открылась песчаная отмель. Впереди за редкими деревьями проглядывала деревня. Он пошел к ней кукурузным полем. Кукуруза достигала ему до пояса и негромко шелестела от набегавшего ветерка. Лян Юнь прямо валился с ног от( усталости. Казалось, сегодня он исчерпал уже все свои силы. Он был голоден. Очень хотелось спать. Но сначала нужно было определить свое местонахождение.
Начинался рассвет. Предметы стали вырисовываться отчетливее. Впереди был огород.Осторожно переступая через длинные плети тыкв, он подошел к ограде. За домом, огороженным высокой глинобитной стенкой, виднелось еще несколько других фанз, в беспорядке разбросанных недалеко друг от друга. За одной усадьбой виднелась другая — поменьше.
Лян Юнь решил обойти первую усадьбу стороной - слишком богатой она выглядела! Те, кто ему мог помочь, жили в маленьких и обветшалых фанзах, Он направился к крайнему, полуразрушенному и заплатанному домику, по пути выломан из изгороди крепкую, толщиной в человеческую руку, жердь. Позади него послышался еле слышный шорох. Он стремительно обернулся. В нескольких шагах стояла крупная серая овчарка, большая, с торчащими вверх ушами и красными глазами. Не издав ни звука, овчарка прыгнула на него. Он инстинктивно заслонился выломанной палкой. Собака ухватила палку зубами с такой силой, что та хрустнула.
Защищаясь палкой, Лян Юнь медленно отступал назад. Зацепившись ногой за длинную плеть тыквы, он споткнулся и упал навзничь. Собака была над ним. Рука его нащупала тыкву под собой. Подняв тыкву, он ударил ею собаку с такой силой, что плод разлетелся на куски. Овчарка на секунду испуганно отпрянула. В руках Лян Юня снова оказалась палка. Размахнувшись ею, он сильно ударил собаку по передним лапам. Овчарка тонко взвизгнула.
Палка, по-видимому, перебила ей лапу. Визжа и поджав поврежденную лапу, собака бросилась во двор. Лян Юнь сидел, переводя дыхание. Собака вдали заливалась пронзительным лаем. Каждую минуту из дома мог кто-нибудь выйти. Нужно было спрятаться. Неподалеку росло дерево с пышной зеленой кроной. Он отбросил палку и бросился к нему. Торопливо полез вверх.
Вскоре со двора вышли двое с пистолетами в руках. Внимательно осмотрелись по сторонам. За ними показался еще один — невысокий толстяк. Тот дальше ворот не пошел.
— Это где-то на току! — пронзительно крикнул он, — Обыщите все! Не дайте ему уйти!
Первые двое разошлись в стороны, осматриваясь.
— Эй! Выходи! Выйдешь — поговорим по-хорошему, а не выйдешь — получишь пулю в лоб! Эй!..
Толстяк некоторое время понаблюдал за ними, потом, поеживаясь, ушел. Двое, похожие на телохранителей, искали тоже только для вида. Они сошлись под деревом, на котором прятался Лян Юнь. Один из них достал пачку сигарет.
Он сидел наверху, боясь пошевельнуться. Попыхивая сигаретками, преследователи сели на землю. Один спросил:
— Ван Ци, что вчера рассказывал этот, из города?
— А! Что может быть хорошего! Японцы стягивают свои силы к городу, деревни оставляют... Наш Цао никак успокоиться не мог. В городе от голода, конечно, не умрешь, но здесь у него дом и земля! Как все это бросить? Вот и лютует. Младшему брату — тот офицер в армии — послал письмо, просит посоветовать, как ему быть.
— Что посоветуешь! Тьфу!.. Армия наша — глиняный Будда, переправляющийся через речку. Ты сам-то вообще что собираешься дальше делать?
— А мне какая забота — один как перст! Где мне одному жратвы не хватит? А если что и случится,, земля везде есть,, чтобы могилу вырыть...
Докурив сигареты, они поднялись и пошли обратно в дом. Через несколько шагов один из них сказал:
— Ты иди. Я сейчас догоню...
Он вернулся обратно к дереву и, положив рядом с собой пистолет, сел оправляться. Другой пересек бахчу и исчез в воротах.
Под притаившимся на дереве Лян Юнем с треском обломилась сухая веточка. Человек внизу вздрогнул и испуганно поднял вверх голову. Лян Юнь, не раздумывая, расслабил руки и спрыгнул вниз, прямо, на голову сидящего на корточках человека. Они покатились по земле. Противник Лян Юня, стоя на коленях, пытался нащупать рукой пистолет. Лян Юнь, заметив что тот вот-вот доберется до него, вскочил и резким движением потянул бандита за ногу назад. Тот растопырил руки, пытаясь удержаться. Лян Юнь бросил его ногу и рванулся вперед. Борьба велась в полном молчании. Юноше удалось завладеть оружием противника. Тот тонко вскрикнул. Лян Юнь подняв пистолет, прицелился ему в голову и нажал на спуск. Но выстрела не последовало. Лян Юня на секунду охватила паника. Он не умел стрелять...
Почувствовав это, бандит осмелел, поднялся на ноги и бросился на него. Лян Юнь отскочил в сторону и, применив один из приемов, которым его обучил Фын, ударом ноги отбросил противника на землю. Тот еще раз громко и тонко вскрикнул.
Опасаясь, что в доме их услышат, Лян Юнь рукояткой пистолета стукнул бандита по голове. Тот мешком повалился на землю. Из рассеченной головы побежала кровь. Воспользовавшись моментом, Лянь Юнь со всех ног бросился к кукурузному, полю. За полем лежали песчаные дюны. На них зеленели ивы. С гребня дюн открывалось безбрежное зеленоватое море. Слева тянулась цепь гор. Он взглянул в ту сторону — и чуть не обомлел: вдали, чуть проглядывая через пелену тумана, возвышалась знакомая Ласточкина гора...
Этого Лян Юнь никак не ожидал. Пробарахтавшись полночи в море, он оказался вблизи города. Сколько усилий потрачено зря!
Он прилег под деревьями на вершине дюны и сквозь просветы между листьями стал наблюдать за небом. Одежда на нем постепенно высыхала. Холодно уже не было. Очень хотелось есть. Он стал осматривать свой трофей. Почему пистолет не выстрелил? Перед ним был маузер, наверно последняя модель. Он остерегался тронуть спусковой механизм. Направив пистолет дулом к земле, Лян Юнь стал вертеть его в руках, пытаясь найти разгадку. Ему удалось вытащить обойму. В обойме было полно патронов — одиннадцать штук. Он снова принялся ощупывать затвор. Что-то щелкнуло. Теперь в пистолете не было патронов и можно было попробовать спустить курок еще раз. Неожиданно прозвучал оглушительный выстрел. Руку резко подкинуло кверху. Пуля взрыхлила песок у его ног. Лян Юнь подскочил от испуга. Значит, один патрон еще оставался в .стволе. Он с опаской огляделся и собрал рассыпавшиеся по земле патроны.
Обсохнув, Лян Юнь решил покинуть свое убежище. Надо было попытаться выяснить поточнее, где он находится, и раздобыть что-нибудь поесть.
Он повернулся спиной к городу и пошел. Пистолет он заткнул сзади за пояс, прикрыв полою куртки. Выйдя из зарослей, он стал осматривать местность. Впереди росли несколько тополей. За ними между желтыми песками виднелись клочки полей. На одном из них крестьянин мотыжил землю.
Лян Юнь направился к нему. Крестьянину было далеко за пятьдесят. Лицо изрезано глубокими морщинами, а спина изогнута дугой.
Старик, опираясь на ручку мотыги, молча смотрел на него.
— Доброе утро, папаша! — приветствовал его Лян Юнь.
— Доброе утро, сынок... — Старик настороженно смотрел на него. — Я тебя что-то не припомню... Ты не местный?
— Я из города.
— А... — безразлично отозвался крестьянин.
Он отвернулся, поплевал на руки и снова принялся за работу, показывая всем своим видом, что ему до незнакомца нет дела.
Лян Юнь подошел поближе и взялся, за мотыгу.
— Папаша, давай я подсоблю.
Старик не отпускал мотыгу из рук, но Лян Юнь настаивал. Наконец мотыга оказалась у него в руках. Три года прошло с тех пор, как он делал это в последний раз. Перед его глазами живо встали картины его работы в поле там, дома... Он глубже вздохнул, встал поудобнее.
Мотыга раз за разом ритмично взлетала вверх и падала. Очень скоро выражение лица старого крестьянина смягчилось. Когда Лян Юнь прошел полный ряд, старик сказал:
— Отдохни, сынок. А ты, видать, к земле привычный!
— Я тоже крестьянин.
— Сколько тебе, годков двадцать есть?
— Нет, всего семнадцать!
— Ай-я! Неплохо же ты растешь. Давай посидим. Говоришь, из города? А родители где?
— За сто ли отсюда. А в городе я занимаюсь вот чем... — он сделал жест, будто взваливает и несет на спине мешок. — Таскаю на пристани грузы.
— Тяжелая работа, сынок. Работать кули — нелегкое дело. Жаль мне тебя... Что это ты в такую рань уже собрался в путь?
— Да... — Лян вздохнул и на минуту умолк. — Что это за место, отец?
— Маленькое местечко, называется Фанчэнпу. Отсюда не видать его, оно там, на горе. А в давние времена здесь целый городок был, квадратный такой, теперь уж одни развалины остались. По нему и наша деревня так называется — «Квадратный город».
Но только правильно у нас говорят: как упомянешь Фанчэнпу, так,, считай, девять из десяти семей — голытьба; лишь один богач — Цао Фань-фу! Ничего уж не поделаешь, такие времена!
— А этот Цао что за человек?
— Большой богатей. Живет тут недалеко, в большой усадьбе. В городе у него торговля, здесь — земля. В доме — сторожей несколько человек. Младший брат — офицер, в городе служит, зять — в жандармерии переводчиком. Больше его богача у нас нет. Земли, у него без краю тянутся — хоть целый день иди. Ни в чем себе отказа не знает. Грабит, насильничает... Да что об этом и говорить! Ни к чему этот разговор. Ну, а ты? Зачем, сюда забрел?
— Я? — Юноша снова глубоко вздохнул. — В городе тоже житья нет!
— Бежишь, значит, от беды? Лян Юнь молча кивнул.
— Так, понятно. — Старик тоже вздохнул.. — У нас здесь ничего хорошего... Но если Цао узнает, он тебя под конвоем обратно отправит. Это уж как пить дать!.. Ай-я! Да ты, наверно,: ничего не ел! Давай сюда. У меня здесь блины и вода. Поешь да уходи поскорее. Долго тебе тут быть нельзя.
— Папаша, ведь тебе самому на обед ничего не останется.
— Э! Я и так знаю вкус голода. Ешь смело!. Все бедняки в Поднебесной — одна семья. Разок меньше поем, ничего не случится.
Приглашение было настолько искренним, что Лян Юнь взял лепешку и с жадностью в несколько секунд уничтожил. Потом приподнял чайник, сделал несколько торопливых глотков.
— Отец, не могу и сказать, как я тебе благодарен. Теперь я пойду. Но, может, мы, еще встретимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27