Страш-
ный, как какой-нибудь сторожевой пес, с которым лучше не связываться...
На следующий день бородатого человека уже не было - видно, сняв нап-
ряжение, он уехал, а все остальные остались. И с каждым днем теперь они
становились все более нервными. Марина моя вообще мне каждую ночь исте-
рики закатывала, что она угробила картину, что ее саму Марк угробил, а
главное, Коля угробил, потому что специально снимает, чтоб она плохо
выглядела... А выглядела она впрямь не очень - совсем худая сделалась и
бледная... И Марк сделался бледный и уже подолгу орать не мог - только
вскрикивал и тут же смолкал, безнадежно качая лохматой головой. И выход-
ных они себе уже больше не устраивали, потому что ихний бархатный батька
сказал, что они и так срывают все сроки и что из-за них вся студия под
угрозой. И при этих его словах Марк ужасно съеживался. Так что выходных
у них не было больше, только один раз съемки встали на два дня, потому
что Олег очередной раз пообедал в нашем городском ресторане, а когда он
через два дня поднялся с постели, у него был такой вид, что подлая Надя
плакала.
Я, натурально, не плакал, но подумал: ну зачем? Зачем он приехал в
этот город и не кушает дома? Вот ведь у нас все нормальные люди едят до-
ма. И полковник дома ест. А может, и правда, у них ни у кого дома нету -
ни у Олега, ни у Марка, ни у Марины? И у всех остальных?
Но скоро настал день, когда я все понял.
Я все же пробрался в зал, где Марк и Коля сидели, чтоб смотреть мате-
риал. Видно, они уже были все утомлены, бдительность притупилась, и они
не заметили, как я прошмыгнул в зал, пробежал под креслами в первых ря-
дах и там залег под креслом. И вот погас свет, и вспыхнул этот белый эк-
ран. И я понял.
Я понял, зачем Олег отравился в нашем городском ресторане. Я понял,
зачем моя Марина сделалась тощая и бледная. Я понял, зачем все эти люди
каждый день орут друг на друга, бегают, суетятся, грузят свои ящики и
коробки в автобусы, едут на лужайку, вынимают из автобусов свои коробки
и ящики, раскладывают, сколачивают, подключают и зажигают, окуривают все
вокруг дымом, ждут какого-то облака, потом ждут, чтоб оно поскорей ушло,
замирают в абсолютной тишине, смотрят во все глаза на мою Марину и на
седого Олега, которые по десять раз повторяют одно и то же перед этой
самой черной штукой под названием "камера", и зачем Марк, который орет,
что у него больное сердце, делает все, чтоб у него это сердце вообще
лопнуло, и почему все эти люди, эти странные мужчины и женщины, которые
питаются сигаретами и ходят в неглаженой одежде, вызывают зависть у жи-
телей нашего города, хотя они-то сами живут в своих домах, где стоят хо-
лодильники с хорошими вкусными вещами, а не ходят в наш городской ресто-
ран, запаха которого пугается даже такой тип, как Рыжий... Я понял, по-
чему эти люди, постоянно жалующиеся, что в любом другом месте они имели
бы куда больше, жили бы куда спокойнее, - почему они не отправляются в
эти другие места.
Я понял все. Это когда погас в зале нашего городского кинотеатра
свет, а экран вспыхнул.
И из-под кресла первого ряда я увидал вдруг прекрасную зеленую лужай-
ку, и я узнал ту лужайку, где я много раз был, только она была во много
раз прекраснее и зеленее, чем на самом деле, и на этой прекрасной лужай-
ке появилась в длинном платье с кружевным зонтиком какая-то невозможной
красоты женщина - и это была моя Марина, и это была не та сумасшедшая
артисточка, которая будила меня по ночам, курила, ревела, бормотала, что
она бездарь, и снова ревела и курила, а это была ослепительная Марина с
такими глазами, каких не бывает даже у сиамских кошек... А потом
навстречу Марине показался человек в белом костюме - и это был Олег, но
не тот злой Олег, который орал на Марка и обещал уехать, потому что его
предали, и не тот, который после нашего ресторана ходил по стеночке,
держась за живот, и не тот, который как-то лез целоваться к моей артис-
точке в моем присутствии... Это был невероятный красавец, мужественный и
благородный, как тигр, и тут он тоже поцеловал Марину, но я понял, что
это был другой поцелуй, и даже зажмурился от восхищения... Не знаю,
сколько времени длилось все это. Я съежился под креслом первого ряда и
глядел и чувствовал, что из глаз моих закапали слезы... Да, я сидел и
тихо рыдал. Я рыдал, ибо я понял теперь, для чего ведут они свою жизнь.
Для того, чтоб сделать эту самую жизнь на куске белой материи во много
раз красивее, чем она есть на самом деле...
Когда зажегся свет в зале, Марк и Коля стали ругаться, но впервые я
не слышал - о чем.
Я не пошел в общежитие, мне хотелось излить кому-нибуль душу, мне хо-
телось ласки и понимания. Я бродил всю ночь. Под утро я встретил ту, бе-
ленькую с черными ушками... Я долго рассказывал ей о том, что видел. О
том, что есть, оказывается, моменты, когда хотелось бы ненадолго стать
человеком... Словом, долго я с ней делился своими эмоциями. Она на меня
во все глаза смотрела, слушала. Потом говорит:
- А давай, Гриша, сегодня на помойку вместе сходим, позавтракаем!
У меня все внутри упало. Как дам ей по башке лапой!
Удрала, дура! Еще крикнуть успела, чтоб я к ней больше не приставал.
Ну и черт с тобой, думаю... И сижу, размышляю о жизни, мечтам предаюсь.
А в общежитие, олух, не тороплюсь. А когда вернулся...
Я увидел пустое общежитие.
Я промчался по второму этажу - все комнаты были пусты, если не счи-
тать окурков. Я бросился обратно, скатился вниз по лестнице и пронесся
по главной улице. И увидел, как за поворотом скрывается последний авто-
бус - они называли его камер- вагон, - там возили ту самую черную штуку
со стеклянным глазом.
И я заплакал - второй раз за эти сутки. Я брел по улице, не замечая,
что начался дождь.
Я снова поднялся по лестнице на второй этаж, и на этот раз увидел хо-
лодильник - его вынесли обратно в коридор. Я ткнул мордой в шель - двер-
ца открылась. В холодильнике было пусто, только на нижней полке лежал
маленький кусочек колбасы. Я понял, что это они оставили мне.
Я не стал есть. Я опять спустился вниз и сел на крыльцо. Ко мне под-
летел захлебывающийся лаем Тузик. Я только глянул на него - он поджал
хвост и попятился. Видно, я был страшен.
Потом, когда дождь почти кончился, меня увидела полковничиха. Она
взяла меня, мокрого и дрожащего, на руки, отнесла к себе. Когда пришел
полковник, она сказала, что если он станет выгонять меня, то она уйдет
со мной. И полковник замолк, и я понял, что из них двоих теперь полков-
ник она. А потом я убежал во двор и встретил Рыжего, он понял, что я не
в себе, и угостил валерьянкой, которую раздобыл где-то.
- Со свиданьицем, - сказал я ему, выпил валерьянку, но не развеселил-
ся.
А потом наступил вечер, стало темно. Я подошел к общежитию, где те-
перь не горели окна и было отвратительно тихо.
Я поднял морду к небу. Первый раз в жизни я пожалел, что я не собака,
- сейчас бы я завыл. Я долго сидел неподвижно и смотрел в темное небо. Я
сидел и смотрел. Я сидел до тех пор, пока в меня не вошло чувство знания
и решимости.
И тогда я встал и пошел не оглядываясь.
Было темно, но я-то, слава богу, видел как днем. Мои глаза были сухи-
ми. Я бы никогда не мог объяснить этого, но я знал, что не собьюсь с до-
роги...
* * *
В большом и шумном городе перед входом в известную киностудию сидел
невероятно грязный, тощий и ободранный кот. Он сидел с утра до вечера
уже несколько дней и смотрел на входящих и выходящих своими пронзи-
тельными зелеными глазами.
Внезапно, заметив кого-то, он замер, затем стремглав кинулся вперед и
молниеносным прыжком настиг входившую в дверь студии молодую, но уже по-
пулярную артистку. Артистка испуганно завизжала.
Оказавшийся рядом дородный мужчина галантно отшвырнул кота прочь.
- Совсем ополоумели коты паскудные, - заглядывая в глаза артистке,
сказал он.
- Я так испугалась! - сказала с чарующей улыбкой артистка. - Вообще я
люблю кошек. У нас на съемках чудный кот жил. Капа. Красавец!
И они прошли через турникет.
Услышав такие слова, кот отряхнулся и сказал что-то, глядя вслед
ушедшим.
Но слова эти прозвучали для оказавшихся рядом обычным мяуканьем.
II ЛЮДИ С ПОНЯТИЕМ
* Нужная специальность
* Симптомы
* Древняя игра
* Закон сосудов
* Сто тысяч луидоров
* Кстати о птицах
* Экология
* Место среди звезд
* Появился Сидоров
* Экскурсант
* Сплошной Лелюш
* Скрепки
* Превращения Шляпникова
* Заботы Сергея Антоновича
* Голос
* Синяя история
* Шел по улице троллейбус
* Под музыку Вивальди
* Не может быть
* Золотая пуговица
* Девять десятых
* Субботний рассказ
* Наш брат
* Счастливый
* Чипполлино
* Постскриптум
* 1
* 2
* Сюжет
* Везучая
* Полным-полно рыжих
* Дубов
* Фиеста
* Ступеньки
* Случайные встречи
* Сосед пропеллера
* Что-то происходит
* Оптимистическое
* Начальство и народ
* Одобрям-с!
* Страшное дело
* Двое смотрят телевизор
* Хочется
* "Сумашечий!.."
* Веришь - не веришь
* Репетиция
* Львица
* Практически - народ
* Серое вещество
* Тридцать шесть и шесть
* Смешанные чувства
Нужная специальность
- Что-то сегодня народ не идет, - сказал Брикетов.
- Жара, - ответил Супонин, обмахиваясь газетой.
- Да, - сказал Брикетов. - Сто лет такого пекла не наблюдалось.
- Больше, - скандал Супонин. - Мой папаша говорит, он триста лет та-
кой жары не помнит.
- На солнце процесс идет, - сказал Брикетов. - Протуберанцы.
- Как ты сказал? - удивился Супонин.
- Ну это вроде землетрясения, - объяснил Брикетов. - Только на солн-
це.
- Понятно, - сказал Супонин. - Вот из-за этого солнца народ и не
идет.
- Вчера, говорят, десять человек от солнечного удара умерло, - сказал
Брикетов. - Один даже писатель.
- Я писателей очень уважаю, - признался Супонин.
- Что ты! - подхватил Брикетов. - Не было бы писателей, значит, и
книг бы не было.
- Представить невозможно, - сказал Супонин. - Если хочешь знать, мое
мнение такое, что книга - это источник знаний.
- Вот и я говорю, - сказал Брикетов. - Помню, мне один рассказывал.
"Всему, - говорит, - что у меня хорошего есть, я обязан книгам".
- Конечно, - согласился Супонин. - Заработки у них хорошие. Но только
у нас зря денег никому платить не будут.
- Я тебе больше скажу, - проговорил Брикетов. - Некоторые считают,
что писатели как люди работать не хотят, вот и пишут. А я так считаю,
что нельзя зря людей охаивать. Ты сначала разберись, а потом уже охаи-
вай. Верно?
- Верно, - сказал Супонин. - У писателей тоже работы много. Сперва
все на бумаге написать, потом ошибки исправить, потом на машинке напеча-
тать. Только успевай поворачиваться.
- Не каждый может.
- Конечно, - сказал Супонин. - Потом ты учти: если бы не писатели,
что бы люди читали? Вот что бы ты читал?
- Ничего, - уверенно сказал Брикетов. - А так я "Следы на снегу" чи-
таю. Интересно.
- Да, - сказал Супонин. - Мне тоже понравилось. А еще в прошлом году
я Гюго читал. "Красное и черное". Тоже хорошая вещь.
- Еще бы, - сказал Брикетов. - Англичане хорошо пишут.
- В общем, чего говорить, - сказал Супонин. - Писатель - нужная спе-
циальность.
- Без книг нам с тобой тут и делать нечего было бы, - вздохнул Брике-
тов. - Это, Коля, наш хлеб.
- Кстати, - сказал Супонин, - на обед пора закрываться.
- Точно, - сказал Брикетов, посмотрев на часы. - Пора. Тем более нет
никого.
- Как бы нам с тобой сегодня черепушку не нажгло, - сказал Супонин,
закрывая на ключ дверь, где красовалась надпись: "Прием вторсырья".
Симптомы
Дверь кабинета с табличкой "Терапевт" открылась, вышел мужчина и ска-
зал:
- Заходите, следующий.
Он ушел. Девушка, сидевшая рядом с Супониным, встала и вошла в каби-
нет. Дверь закрылась.
- Медицина, - сказал Супонин, - уже до всего дошла.
- Ага, - кивнул Брикетов, - уже до всего.
- Вот ты бы хотел врачом быть? - спросил Супонин.
- Я бы, Коля, - сказал Брикетов, - очень хотел быть врачом. Потому
что это самое благородное дело - кого-нибудь лечить.
- Я бы тоже мечтал быть врачом, - сказал Супонин. - Вот сидишь ты в
своем кабинете, к тебе больной приходит. Ты ему температуру смерил - и
он уже здоровый уходит.
- В Австралии одному чудаку сердце пересадили, - рассказал Брикетов.
- У него самого уже еле стукало, а там в это время как раз помер один
банкир. Помер он от желудка, а сердце у него было здоровое. И тому чуда-
ку его сердце пришили.
- Да, - сказал Супонин. - Только это не в Австралии было. Это было в
другой стране. Вроде в Парагвае.
- Не в этом дело, Коля, - сказал Брикетов. - Главное в том, что меди-
цина уже взобралась на самую вершину.
- Это-то конечно, - согласился Супонин. - Вот у моей свояченицы в
прошлом году на спине жировик образовался. Так его в два счета вырезали.
- Что делается! - сказал Брикетов.
- Это еще что, - продолжил Супонин. - Врачи уже детей в колбе выращи-
вать могут.
- Иди ты!
- Я тебе говорю. Только, конечно, не каждый это себе может позволить.
Большие деньги нужны.
- Колбы, наверное, дорогие, - сказал Брикетов.
- И колбы, и вообще весь материал, - ответил Супонин. - Это только
миллионеры могут себе позволить. Приходит он, вынимает миллион и, пожа-
луйста, получает из колбы мальчика.
- Хорошо, - вздохнул Брикетов. - А девочку могут образовать?
- Пожалуйста, - сказал Супонии. - Восемьсот тысяч.
- Тоже недешево, - прикинул Брикетов. - А как же у нас? У нас миллио-
неров нету.
- У нас - не знаю, - сказал Супонин. - Наверное, бесплатно.
- Да. - сказал Брикетов. - Хорошее изобретение.
- Конечно, - сказал Супонин. - Теперь врачи могут любому помочь.
- Это их святой долг, - сказал Брикетов. - Они за это деньги получа-
ют.
Открылась дверь кабинета. Вышла девушка.
- Следующий, - сказала она.
Супонин встал и пошел в кабинет.
Брикетов принялся разглядывать повешенный на стенку плакат про кишеч-
ных микробов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43