– Может быть, меньше… А может, больше.
Наташа смутилась. Ньюсон не стал развивать тему.
– После этого убийца начал использовать свои орудия, – продолжил Ньюсон, и у него внутри все сжалось от одной только мысли.
– Черт, – сказала Наташа, не придумав никакого более содержательного ответа.
– Потом Брэдшоу подвергся содомии. Патологоанатом уверен, что это делалось ручкой столярного молотка, лежавшего рядом с клещами.
– Мило.
– Затем он надел на свою жертву трусики.
– Что? Кружевные какие-нибудь?
– Нет, просто белые женские трусики фирмы «Маркс энд Спенсер». И еще короткую гофрированную клетчатую юбку.
– То есть подозреваемый размозжил Брэдшоу яйца, а потом надел на него трусы и юбку? Ты думаешь, он хотел превратить его в девочку? Этакая извращенная операция по смене пола?
– Не знаю. Это не объясняет, зачем убийца издевался над его сосками.
– И как же он его прикончил? – спросила Наташа. – Извини, я знаю, что должна была все это выяснить сама, но вчера я напилась с девчонками. Я была на собрании клуба «Все мужики – ублюдки».
– Не все, а только те, с кем вы по каким-то причинам общаетесь.
– Нет, здесь ты ошибаешься. Существует научное доказательство того, что все мужики – ублюдки. Все, кроме тебя, конечно. Ты исключение.
Ньюсон подумал, что исключение было сделано потому, что он коротышка, тихий по своей натуре и определенно не представляет, по мнению Наташи, никакой угрозы, начисто обделен сексуальной привлекательностью или вообще нисколько ей не симпатичен.
– Я польщен, – сказал он.
Далее Ньюсон рассказал, что, вдоволь поиздевавшись над Брэдшоу, убийца положил еду и воду на маленькую полочку, которую прибил к стене на высоте около восьми с половиной футов над землей. Затем убийца поставил под полочкой стул. Вставая на стул, Нейл Брэдшоу никак не мог дотянуться до еды и воды, причем ему не хватало каких-то одного-двух дюймов.
– Просто клиника, – сказала Наташа.
В полу прямо перед стулом были четыре отверстия, где к доскам была прикручена телекамера с нацеленной вверх линзой. Камера была подсоединена к телемонитору, свисающему на кронштейне с потолка прямо над полочкой.
– У камеры не было записывающей функции. Она просто передавала живую картинку на экран.
– То есть Брэдшоу вынужден был смотреть, как он тянется за едой.
– И смотреть снизу.
– Странно. Можно было предположить, что этот больной ублюдок захочет, чтобы Брэдшоу смотрел в собственное безумное от отчаяния лицо.
– Нет, он хотел, чтобы Брэдшоу смотрел себе под юбку.
– Черт знает что.
– Да уж. И именно после этого, как мы полагаем, убийца покинул Брэдшоу. Тот умер через неделю от гниющих ран. По царапинам на досках под полочкой можно судить, что измученный мужчина раз за разом вставал на стул и тянулся за водой, которая так и осталась в недосягаемости. Эти царапины на стене – следы его ногтей.
Проведя около получаса в амбаре, где Ньюсон не узнал ничего нового, кроме того, что уже прочитал в отчетах, они с Наташей поехали в «Дан Коу», ближайший паб, известный своими обедами.
– Возможно, Брэдшоу был все воскресенье заперт в сарае, а потом под покровом темноты его перевезли в амбар, – предположил Ньюсон, после того как они сделали заказ.
– То есть получается, – ответила Наташа, – что у нас по-прежнему нет доказательств, что эти убийства связаны между собой, но если за всем этим стоит один человек, то ему просто повезло, что жертвы не очень сопротивлялись в самом начале.
– Да, возможно, он их всех знал.
– Широкий круг друзей. Строитель из Северного Лондона, мичман из Манчестера, шлюха из Кенсингтона и этот парень…
– Помнишь гида в музее «Домик Энн Хэтуэй», у которого нашлась самая огромная коллекция порнофильмов, которую следственная группа когда-либо видела?
– Ну и что?
– Ничего.
– Откуда наш убийца знает таких разных людей?
– А почему бы и нет?
– Должен быть мотив. Недостаточно убирать людей в разных частях страны просто потому, что ты их знаешь.
– Предположим, он любит убивать, а знакомых легче скрутить.
– Чушь.
– С другой стороны, возможно, он их не знал.
– В таком случае как он попадал в их дома и заманивал в фургоны?
– Понятия не имею.
– Может быть, – сказала Наташа, набрасываясь на креветки с чесночным соусом и картошку, – причина в том, что «он» – на самом деле разные люди, которые совершили четыре совершенно не связанных друг с другом преступления, а мы просто тратим время впустую.
В этот момент зазвонил Наташин телефон. Ньюсон знал, что это Ланс.
– Даже не подумаю отвечать, – сказала она; телефон продолжал звонить.
Через несколько минут, когда телефон зазвонил снова, она все же ответила и ушла на парковку, чтобы он не слышал. Вернулась она хмурая, как и всегда после разговора с Лансом.
– Не понимаю, зачем ты уходишь, – заметил Ньюсон. – Ты всегда мне рассказываешь, что он сказал.
– Он сказал, что я его притягиваю и не даю спокойно жить.
– Какого черта он об этом думает? Он тебя бросил. С тобой покончено. У него нет права звонить тебе и говорить, что ты с ним делаешь.
Ньюсону не нужна была последовавшая за этим смущенная пауза, чтобы понять, что Наташа и Ланс снова вместе.
– Не надолго тебя хватило.
– Я не хочу об этом говорить.
– Хорошо.
– Он приезжал вчера вечером.
– А я думал, что вчера ты была на собрании клуба «Все мужики – ублюдки».
– Когда я вернулась домой, он спал на моем диване.
– Он не имел права вторгаться в твой дом. Ты должна была его арестовать.
– Не говори глупости.
– Я серьезно.
– Глупости все это. И вообще, он признал, что был свиньей. Он был такой милый и очень извинялся.
– А я думал, что все мужики – ублюдки.
– Так и есть, но выбирать не из чего. Слушай, я знаю, что обычно у Ланса куча проблем. Но сейчас у него все в порядке.
– Отлично.
– Он сказал, что я должна дать ему еще один шанс, что хоть это я обязана сделать.
– Ты ничего ему не должна. Это он должен тебе за проживание, а ты ему не должна ничего. Я говорил, что он вернется. А ты сказала, что не пустишь его.
– Отчасти это моя вина. Нет, я ведь правда много работаю, и это для меня главное.
– Обычно считается, что это хорошо.
– Да, но, может быть, я должна уделять ему больше времени. Ты подумай: он безработный, а у меня классная работа, а это ведь очень обидно, особенно мужчине, и иногда я бываю жесткой в этом плане. Думаю, мне нужно уделять ему больше времени.
– А я думал, что ты не даешь ему спокойно жить.
– Да, но он говорит, что все очень сложно. Я ведь тоже хочу, чтобы он был хорошим парнем, чтобы не изменял и не пил где-то ночи напролет, с другой стороны, у меня есть классная работа, и я постоянно про нее рассказываю, и я должна уделять ему время и быть с ним. По-моему, это нормально.
Ньюсон глубоко вздохнул. Он не должен, просто не должен был заводить этот разговор. Даже если бы он вообще не был привязан к сержанту Уилки, он не должен был до такой степени принимать участие в личной жизни своей подчиненной. Но он был привязан к ней. Он ее любил. Он думал о ней каждый вечер перед сном и просыпался с мыслью о ней. Она была его наваждением, и роль сочувствующего друга только подогревала его страсть. И он ничего не мог с собой поделать. Только разговаривая с Наташей о ее друге, Ньюсон мог быть ближе к ней.
– Я пытаюсь понять его аргументы, – сказал Ньюсон. – Он говорит, что, если ты не хочешь, чтобы он мотался и пил, ты должна меньше интересоваться работой?
Наташа не ответила.
– Наташа, этот мужчина пользуется тобой. Он запугивает тебя, когда вы вместе, а бросив тебя, он угрозами заставляет принять его обратно…
– Я сказала, что не хочу об этом говорить.
– Но мы уже об этом говорим.
– Я так и знала, что ты не отвяжешься.
– А что мне остается?
– Я не голодна. Пойду в машину. Доедай и приходи.
Так инспектор Ньюсон остался в одиночестве доедать курицу с картошкой.
11
Они почти не разговаривали по дороге обратно в Лондон, задумавшись каждый о своем. Ньюсон сидел на пассажирском сиденье и смотрел в окно, чтобы избежать опасности всю дорогу наблюдать, как двигаются Наташины ноги, когда она переключает передачи. Он попытался сосредоточиться на убийстве, изо всех сил пытаясь найти одно имя или деталь, чтобы соединить убийство Адама Бишопа в Уиллздене с тремя более ранними преступлениями.
Ничего общего не было. Из тысячи имен соседей, друзей, коллег и врагов убитых, которые были включены в различные отчеты, ни одно имя не повторялось дважды.
Более того, среди всех инструментов, кусочков скотча, отпечатков пальцев и микроскопических нитей, которые были найдены и зафиксированы разными следственными бригадами, не было ни одного повторяющегося элемента. Скотч присутствовал в трех преступлениях, но это был самый обычный скотч. Веревка присутствовала в тех же трех преступлениях, но веревку можно купить в любом магазине товаров для дома или в универмаге.
И все же Ньюсона не покидало ощущение, что все преступления связаны между собой и что он имеет дело с серийным убийцей. Обстоятельства были слишком схожими. За истекшие два года было совершено четыре убийства, в которых жертвы подчинились убийце, позволили себя связать и затем, будучи в сознании, подверглись долгой и изощренной пытке, в результате которой скончались. Жертва осознавала свою участь, не только саму боль, но и то, каким именно образом эта боль была причинена. Убийце было важно, чтобы они знали, что с ними происходит, чтобы они понимали, что происходит и как это должно завершиться. Ньюсон предполагал, что мотивы убийцы носили сексуальный характер, потому что не мог придумать ни одной другой причины таких поступков. К тому же, насколько он знал из собственного опыта, по большому счету все в этой жизни сводилось к сексу.
В этот момент Ньюсон отвлекся от мыслей об убийстве и позволил себе бросить взгляд на стройные Наташины ножки. Они уже въезжали в Лондон, и при большом скоплении транспорта Наташе приходилось постоянно переключать передачи на своем маленьком «рено-клио», в результате чего мышцы очень мило напрягались чуть повыше ее маленьких сапожек, доходивших до середины икры. Наташины ноги составляли основной интерес Ньюсона, ведь это была единственная ее часть, на которую он оказал определенное влияние.
Когда они только познакомились, Наташа почти не носила юбки или платья, объясняя это тем, что ей не нравятся ее слишком короткие ноги. Услышав это объяснение, Ньюсон заявил, что она или ненормальная, или слепая, или и то и другое, вместе взятое. Официальным и незаинтересованным тоном (как ему казалось) он сообщил, что, по его беспристрастному мнению, Наташины ножки были высшего разряда и что вне мира высокой моды всем прекрасно известно: длина ног ни в какое сравнение не идет с их формой.
– На самом деле никому не нравятся мерзкие, скелетоподобные модели по девять футов ростом, – сказал он ей. – Их берут туда, чтобы платья длиннее казались.
С тех пор Наташа «оголяла» ноги, как она сама говорила, гораздо чаще и даже была настолько щедра, что иногда припоминала заслугу Ньюсона в этом деле. Он не мог решить, доставляло ли ему ее откровение больше радости или боли, поскольку она говорила об этом тоном младшей сестренки, и не более того. В конечном счете он решил, что и радости, и боли в этом было достаточно.
У Ньюсона зазвонил телефон, и он вернулся мыслями к убийству.
– Инспектор Ньюсон? Это доктор Кларк.
– Добрый день, доктор.
– Я насчет убийства в Манчестере, тот мужчина с разбитыми мозгами. Род сказал, что, по его мнению, это телефонные книги, так?
– Род? Значит, вы ему звонили?
– Да. А что?
Ньюсон услышал в ее голосе вызов.
– Нет, ничего.
– Я нашла его на Friends Reunited, как вы и советовали, и он прислал мне свой номер телефона.
– Отлично.
– Что вы хотите сказать этим «отлично»?
– Ничего. Я абсолютно ничего не хочу этим сказать.
– Мне было приятно поговорить с ним.
– Я так и подумал.
– Что вы хотите сказать этим «я так и подумал»?
– Что вы хотите сказать этим «что я хочу сказать»? Я ничего не хочу сказать. Не вижу причины.
– И очень правильно. Никакой причины нет.
– Конечно нет. Вы говорили про телефонные книги. Я полагаю, вы обсуждали нераскрытое убийство в Манчестере?
– Да, и, кстати, частицы ткани, которые он обнаружил на черепе, – думаю, это частицы книжной обложки. Раньше книги переплетали в ткань, их по-прежнему можно достать в Folio Society. Полагаю, волокна на черепе остались именно с такой обложки. То есть это никакие не телефонные книги.
– Вы думаете, что мичмана Спенсера убили старой книгой?
– Да, несколькими старыми или новыми книгами, переплетенными в ткань.
– Понятно. Что ж, спасибо. Попрошу кого-нибудь заняться вопросами переплета книг. Я уверен, что вы правы.
– Я бы лично все проверила, но у моего мужа трехдневный фестиваль народной и джазовой музыки, и я немного занята.
– Три дня народной и джазовой музыки? Да откуда же они столько музыки возьмут?
– Они включат в программу только самое-самое основное. Сомневаюсь, что они хотя бы из минора выйдут.
Ньюсон поблагодарил доктора Кларк за беспокойство и повесил трубку. Итак, муж в отъезде, и первое, что она делает, это ищет координаты Рода Хейнза на сайте поиска однокашников? Ньюсону это не понравилось. Он пожалел, что передал ей привет от Хейнза. Ньюсон знал, что доктор Кларк – разумная, спокойная женщина, но он начал понимать, что прошлое обладает очень мощной силой. Его щупальца были длинными, а хватка крепкой.
Оказавшись наконец дома, он почувствовал, как прошлое вцепилось в него еще сильнее. Двое одноклассников решили написать ему. Гари Уитфилд и Хелен Смарт. К сожалению, Кристины Копперфильд среди них не было, но все же ему была приятна мысль, что класс начал собираться снова.
Сначала Ньюсон открыл письмо Гари Уитфилда.
«Просто здорово, что ты снова в нашем классе, Эдвард. Ты вечно всех смешил, а это очень важное и ценное качество. Мы с партнером ходим смотреть на клоунов, и мы очень верим в лечебные свойства смеха. Знаешь, мне очень жаль, что я сказал, что всех вас ненавидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44